Близок он ей. Свой потому что. Доверяет ему. Привыкла к нему. Я уже навел справки. Цербер не первый год ее пас, прежде чем получил согласие. Завоевал, мать его. В отличие от меня, ему было позволено входить в ее дом через парадный вход, а не через окно.
Посмотрел, как проводила к таможенному контролю и как за псом закрылась стеклянная дверь. Быстро пошел по лестнице вниз. Не хотел, чтоб видела меня здесь.
Вернулся в машину и набрал ее номер, как только она вышла на улицу.
— Я здесь на парковке слева от тебя. Поверни голову, мышка.
Она впорхнула в машину, распространяя нежный запах духов и аромат свежести вперемешку с терпким парфюмом своего жениха. Я, как зверь, чуял другого самца, и глаза кровью наливались.
— Привет еще раз.
Потом, словно опомнившись, склонилась к моему уху и спросила намеренно громко
— Привет. Давно ждешь? — Отстранилась и потянулась за ремнем.
Чертово обоняние. Сейчас я бы все отдал, чтобы у меня был насморк.
Надо взять себя в руки. Все еще колотит от злости. Черт. Вот эта блядская ревность в мои планы не входила. Думал, давно с этим покончено. Нет к ней ничего, кроме ненависти и желания мстить. Грязно мстить, больно. А меня уже скручивает от ярости. Тихо. Спокойно. Без эмоций.
— Достаточно для того, чтобы начать подумывать о том, что я ошибся аэропортом или что твой цербер передумал и увел тебя в гостиницу за углом.
Бл**ь. А вот это было лишним.
Потянулся за сигаретой и нервно сунул ее в рот. Прикурил и включил музыку, срываясь с места.
Нари протянула тонкую руку и нажала на паузу. Теперь я уже чувствовал… не видел, а именно чувствовал, как улыбка сползла с ее губ. Хватит улыбаться. Пора начинать плакать, девочка. Слезы мне нравятся намного больше.
— Даже если он отвез в гостиницу за углом, что с того?
Она могла пропустить это мимо ушей, но, естественно, не пропустила.
— Да ничего, — пожал плечами, — у вас традиции изменились? Начали давать своим до свадьбы?
Промолчала, отвернувшись к окну, ошарашенная моей грубостью. Я снова щелкнул кнопкой проигрывателя. И ее это все же взбесило.
Развернулась ко мне и прошептала сквозь зубы:
— А с каких пор тебе интересны наши традиции? Что происходит, Тем?
— Да так. Просто любопытно стало, у кого-то есть особые привилегии или все же нет. Быстро забылось, да, Нари? Пару лет и все. И так легко найдена замена из своего круга. Даже традиции забыты?
Я знал, что срываюсь, что меня тянет в какую-то чертовую бездну, но остановиться не мог. От одной мысли что она с ним спит, начинало срывать планки. Да, бл**ь, не имел права. Но мне сейчас было по фиг. Понимал, что могу всю игру испортить к дьяволу. Только я ответ хотел услышать, а она не отвечала.
— Есть, — произнесла тихо, не глядя на меня, — У кого-то всегда будут привилегии. А у кого — то никогда не будет права задавать такие вопросы.
Сжала себя руками, и я краем глаза вижу, как ее трясти начинает. Злорадно усмехнулся, вот и треснуло твое спокойствие, Нарине. Эмоции в тысячу раз вкуснее. Нервничай. Мне это нравится намного больше твоих лживых улыбочек и снисходительных взглядов. Лицемерная сучка. Когда-то ты говорила мне, что любишь, вот этими самыми губами, которыми псу своему улыбалась. Интересно, ваши блядские традиции распространяются только на сам процесс, а все остальное можно, или все же здесь нет избирательности? Хотелось прямо в лоб спросить, сосала она у него или нет, а потом по губам ударить, чтоб в кровь разбить и смотреть, как она по подбородку растекаться будет. Красное на золотистой коже. На ее бархатной, гладкой коже. Знала бы, с кем в машине сидишь, девочка, от страха бы кричать начала до хрипоты… но ты не знаешь и еще долго не узнаешь.
— Приоритеты расставляла не я, Артем.
Я резко затормозил на обочине. Так резко, что она дернулась вперед, а я инстинктивно придержал ее рукой.
— У меня такого права и не было никогда. И приоритеты тоже не я расставил. Думаешь, все как раньше будет, да, Нари? Твой папа проявит благородство, подберет бывшего друга с обочины, работу даст, а ты потешишь свое эго тем, что тебя не забыли? Я ради тебя в этот город приехал. Охренел, когда увидел. Поняла? Я не забыл. Зато ты…
Засмеялся нервно. Не продолжил.
— У него тоже не было прав. Ты знаешь, он сам их получил, — повернулась ко мне, — Он просто захотел и получил. Каждый из нас получил, что хочет. А приоритеты, — рассмеялась, а мне захотелось влепить ей пощечину так, чтоб на щеке следы от моих пальцев остались, — какой смысл говорить о том, что уже прошло и никогда не вернется, Артем? Ты приехал сюда не из-за меня. Ты прав, как раньше уже не будет. Как раньше, я уже не поверю.
Повернулся к ней и, резко взяв за горло, привлек к себе. Смотрю в ее расширенные зрачки и понимаю, что перегибаю, но это как точка невозврата. Я ждал этого дня и прокручивал его в голове миллионы раз, и все пошло совершенно не так. Потому что я не рассчитывал, что есть ОН. Я, бл**ь, вообще не думал, что в ее жизни появился какой-то гребаный Грант. Хотя все они шлюхи одинаковые. Только цена у каждой разная.
— Как получил? Вот так, Нари? — наклонился вперед и жадно впился в ее рот губами, одной рукой притягивая к себе за талию, а другой удерживая за затылок, преодолевая сопротивление, — Или вот так?
Снова набросился на губы, проталкивая язык поглубже, кусая, сминая своими губами. Потянул подол платья вверх, скользя по стройной ноге, продолжая яростно целовать, не обращая внимание на то, что вырывается. От вкуса ее губ, от горячего дыхания и жара ее тела по телу разряды электричества и эрекция мгновенная, такая, что хоть волком вой.
Оторвался от ее рта, продолжая удерживать за затылок и скользя пальцами над резинкой чулок, вглядываясь в широко распахнутые глаза.
— А ты и не верила никогда, — задыхаясь ей в губы, — вот так всегда и смотрела.
Откинулся на спинку кресла и запрокинул голову, тяжело дыша. Отымел бы прямо здесь. Жестко отымел. Насрать, если девственница. Хотелось взять наконец-то то, что так долго желал… но тогда месть была бы слишком скоротечной и невкусной. Мало просто оттрахать. Ничтожно мало. Даже если грубо и зверски.
Это слишком просто. Я же хотел этапы, круги, раунды. Я хотел ее ломать и крошить. По кусочкам отдирать, разбирать ее на осколки. Так, чтоб каждый глаза ее семейке резал, вспарывал им нервы. Чтоб они ее потом распяли и кровавыми слезами оплакивали. Как я оплакивал брата, как я оплакивал отца и мать.
Она дергает ручку двери, но та заблокирована, а я на ноги ее смотрю под задранной юбкой, и в горле дерет от возбуждения. Представил их у себя на плечах и стиснул челюсти до хруста. Прекратила попытки выскочить из машины и как-то очень тихо сказала:
— Верила. Давным — давно. Глупая была. Маленькая. Это хотел услышать? А теперь выпусти меня. Выпусти прямо сейчас.
Снова ручку дернула. Наивная. А меня от ее слов лживых то в жар, то в холод швыряет. Я как зверь, готовый оскалиться и рвать жертву на куски, и в то же время сам осаждаю его, глажу по загривку, затягивая ошейник. Рано. Слишком рано пока
— Выпущу, поговорим и выпущу, не бойся, насиловать не буду. Мне сами дают.
Медленно повернулся и посмотрел на нее — дрожит как в лихорадке. Испугалась, бл**ь. Это плохо. Мне нужно было другое от нее, и я это получу. Не сегодня. Немного позже. Я и не лгал ей. Я действительно приехал из-за нее. Только не думал, что, как увижу, опять все на бешеной скорости назад в пропасть укатится.
— Подачки отца твоего мне не нужны. Я не нищий, поняла? Работу и сам найти могу. И обязанным быть не собираюсь, ясно?
Засмеялась, и у меня внутри что-то щелкнуло. Мне опять захотелось ударить. Сильно ударить, так, чтоб на матовой коже кровь увидеть, боль ее настоящую почувствовать, впитать.