— Хорошо. До встречи.

С каким-то облегчением выключилась и пошла одеваться, предвкушая, как удивится Анька, увидев меня сегодня. Где-то далеко внутри начали подтачивать когти угрызения совести, что вместо положенной печали от прощания с любимым я чувствую смутную радость. Впрочем, еще вчера я действительно грустила при мысли о его отъезде. Еще вчера.

*2 — Спасибо, малышка

Мужчина, привязанный к стулу, плакал навзрыд. Его плечи вздрагивали, а из горла вырывались хриплые всхлипы, перемежавшиеся с мольбами.

— От… отпустиии… Грант… отпусти. Я же все рассказал. Твою маааааать.

Он заорал и заревел с новой силой, когда Леха одним четким движением отсек ему палец огромным тесаком.

— Сукааа… прошу… отпустииии.

Чижов матерился и слезно умолял, пытаясь вырвать руку, которую крепко удерживал Леха. Но куда ему после трех дней голодного пребывания на складе у Сафаряна против здоровенного мужика.

Грант поморщился, глядя, как их "палач" снова взмахнул тесаком. Чижов теперь матерился, будто причитал — без остановки, захлебываясь слезами. Все же не любил Грант вот такие показательные пытки с отрубанием частей тела. Грязно, и уши закладывает от криков. Поначалу даже где-то сердце от жалости сжималось, но, как сказал однажды его отец, людей жалеть нельзя. Разных там зверушек, птичек, деток — другой дело. А взрослых людей жалеть — это грубый просчет, лучше сразу отдать им в руки пистолет и на колени становиться. Люди по природе своей подлые существа. Только у кого-то эта подлость сразу видна, а у других только со временем наружу вылезает.

Грант, скорее, презирал людей. Не всех, конечно, а таких, как этот Чижов, который был настолько глуп, решив, что сможет избежать наказания за предательство. Придурок сдал ментам, что Сафарян готовился отправить ответную партию товара в Афганистан, хорошо, полицейский из своих был, прикормленных. Но все равно пришлось временно приостановить экспорт оружия, а это значит, пока об афганских драгметаллах и речи быть не может. Да и с третьей стороной начались разногласия — те требуют полную сумму выплатить за оружие, а Карен с отцом Гранта еще сами всей этой суммы не видели: афганцы — не идиоты, перевели только аванс, остальную часть обязались оплатить только по получении товара.

И сейчас с обеих сторон названивают и грозятся отменить договоренности, а это сулит самые серьезные проблемы. А все из-за ублюдка этого тщедушного, который сейчас визжал на стуле, словно поросенок перед смертью.

Грант со стола, на котором сидел, вскочил и подошел к Чижову, склонился над ним, поддев подбородок лезвием ножа и приподнимая заляпанное кровью лицо предателя. Его зеленые глаза лихорадочно бегали по сторонам, в расширенных от страха зрачках отражались попеременно то тесак в руках Лехи, то нахмуренное лицо самого Гранта.

— А ты, когда ментам на поклон шел, не думал, что отвечать придется? Не думал, что, — Грант размахнулся и нанес удар локтем по лицу пленника, от чего тот громко взвыл, — тебя, суку такую, поймают и заставят собственной кровью харкать?

— Отпустиии… Грааааант, — тот, словно неадекватный, только ныл эти два слова. Гранту еще со вчерашнего дня надоело их слышать. Оттолкнул стул назад и набросился на ублюдка. Вздернул его за плечи вверх, удовлетворенно усмехнувшись, когда тот снова заорал благим матом от боли, и бросил его об стену спиной. Пленник сполз вниз на пол, конвульсивно дергаясь всем телом, кашляя кровью, а Грант словно озверел, накинувшись на него. Бил его ногами по почкам, по голове, вымещая всю злость, которая внутри черной змеей жалила последние дни.

Вот это были его методы, мужские — избить, подраться, сливая свою ярость на жертву, а не сидеть и хладнокровно резать ее на части.

— Кому, — удар ногой по лицу, пачкая кровью носки кожаных туфель, — ты еще, — по почкам серией пинков, с наслаждением глядя, как ублюдок загибается на полу, пытаясь закрыть голову обкромсанными руками, — слил про оружие, мразь? — наступил ногой на истерзанную кисть, и тот заскулил.

— Хватит… Я все скажу… Граааант, хватиииит.

Рывком содрал придурка с пола и кинул обратно на стул, склонился к нему, брезгливо оглядывая опухшее окровавленное лицо с заплывшими глазами, с порванным искривленным болью ртом.

— Говори, тварь. И если соврешь, я, Богом клянусь, шкуру с тебя спущу и матери твоей отправлю на чехол для кресла.

— Тарасу, — Чижова трясло так, что под ним стул заходил, — Тарасу рассказал. Он мне помочь, — предатель опустил голову, и по щекам снова кровавые слезы побежали, — он, бл**ь, обещал… Отпустиииии, Грант, я уеду, я навсегда… — его язык заплетался, Грант с трудом разбирал слова, скорее, догадываясь, чем слыша.

Оттолкнул от себя кретина и пошел к выходу из склада, доставая телефон.

— Грант, — тихий голос Лехи окликнул его.

— Прикончи суку, — бросил через плечо и вышел за дверь, нужно еще успеть переодеться и за невестой в универ заехать.

Уже стоя перед зеркалом и поправляя воротник нежно — голубой рубашки, Грант все еще думал об информации, выуженной от уже наверняка мертвого кретина. Думал о том, что такой расклад принесет им всем конкретные неприятности. Тарас, он же Михаил Тарасов, — когда-то был лидером местной банды бритоголовых. Крушил точки всех нерусских в городе и в ближайших поселках, выпускал своих цепных псов на любого бизнесмена неславянского происхождения, и те рвали и ломали витрины, избивали и насиловали жен и дочерей, калечили и убивали самих дельцов. И при этом урод никогда не сидел. Собачки были фанатично преданы ему и считали за честь отсидеть за те преступления, которые совершил сам их лидер. Когда-то эта тварь разгромила и первый магазин отца Гранта в городе. Как раз отец кредиты взял в банках под высокие проценты на открытие ювелирного, и только дела начали выправляться, несколько подонков в черных платках, завязанных на лице, полностью разнесли магазин, до смерти избили охранника и вынесли весь товар.

Правда, охранник перед смертью кое-какие описания дал своему начальнику, и тот начал рыскать в поисках помощи в войне с этими нелюдями. Тогда-то и начали тесно общаться Карен и отец Гранта. Именно Карен и помог найти парочку тех моральных уродов. Грант тогда молодой еще совсем был и, подслушав разговоры взрослых, едва не натворил дел. Собрал однокурсников, бывших друзей по школе и организовал охоту на скинов в городе. Те к тому времени попортили немало крови местным жителям, и ребята с каким-то больным азартом подключались в команду. Причем не только кавказцы, азиаты, армяне, арабы, но и русские парни, осуждавшие философию фашизма. Начали выслеживать и вскрывать тварей, некоторые из которых даже не скрывали своей принадлежности к группировке. Это сейчас сажают за решетку даже за посты в интернете, которые могут показаться правоохранительным органам разжигающими национальную вражду, а тогда был самый настоящий произвол бритоголовых.

Когда ребята поймали очередного ублюдка, отец Нарине узнал об этом — услышал разговор сына с Грантом. Карен из тех мужиков был, которые своего добиваются всегда и любыми путями, и заставил Артура привезти его на заброшенную стройку, где молодежь скина как раз пытала. Они решили устроить показательную казнь этой твари: убить и тело вывесить ночью в самом центре города.

Обозленные, взвинченные молодые парни, каждый из которых выдыхал ярость при взгляде на тощего лысого урода, продолжавшего ухмыляться окровавленными зубами на все вопросы о Тарасе.

А Сафарян спокойно уселся на один из бетонных блоков и, задумчиво оглядев стоявших по кругу молодых людей, заговорил тихо и размеренно: