Маккенна недолго оставался в бессознательном состоянии. Удар прикладом прошел по голове вскользь и скорее потряс, чем ранил старателя. Он пришел в себя, потому что его сильно кусали слепни. Внимание, оказанное насекомыми, походило на сотни уколов с той лишь разницей, что слепни, введя жало, не вынимали его до тех пор, пока не напивались крови вдосталь или пока их не размазывали хлопком по рукам или лицу. Слабо чертыхаясь, Маккенна очнулся. Не переставая бить по паразитам, он ощупал рану на затылке и моргая осмотрел луг.

Оказывается, он снова был прикован к сосне. Возле костра Пелон пил кофе. Мальипай ему прислуживала. Напротив этой парочки, на сосновом бревне, к которому старуха приковывала Маккенну, удрученно сидела белая девушка; вид у нее был совсем жалкий. Пелон объяснял причину возвращения.

– Все изза этой чертовой девки, – говорил он Мальипай. – Совершенно не переносит жару. Побледнела, как смерть, потом пару раз блеванула, вот тутто я и решил, что уж лучше привезти ее назад, в тенек. Не хочется ее терять. По крайней мере до тех пор, пока Маккенна не приведет нас в Снотаэй.

– А что мимбреньо? – спросила скво, поведя плечом в сторону Хачиты, сидевшего под сосной вдалеке от костра и все так же державшего Эна у груди, словно он был больным ребенком, а не разлагающимся трупом. – Онто какого черта с тобой приехал? Чего не остался высматривать своего приятеля? Не верю я этим двоим. Чтото они замышляют.

– Как и я, – сказал Пелон. – У этого Хачиты мозг, как у новорожденного. Вцепился в трупешник, как в леденец. Говорит: либо я его отдам встречным воинам из клана Наны, Либо сам уйду к ним. Ему все равно. Как только его дружок Беш вернется из ДжилаСити, говорит, что отвалит на ранчерию Наны. А это, между прочим, скверно. Может вляпать нас всех.

– Это точно, – согласилась Мальипай. – Такой простофиля может выдать и нас, и поход к Снотаэй!.. Черт побери, Пелон, нельзя позволить ему уйти! Языкто без костей, глядишь, через пару дней за нами будет охотиться половина всех аризонских индейцев! Не говоря о солдатах и шерифе из ДжилаСити. Эй, Диос! Слушай, дай мне твой пистолет. У моего ружья курок сломан, ни фига не стреляет.

– Слушай, старая, – остолбенел Пелон, – ты что, ему череп хочешь размозжить?

– Конечно. А что еще остается?

– А Беш? И его пристрелить?

– А почему нет?

– Да потому что их кланы знают, что они отправились в деревню Наны, чтобы встретиться с тобой. Как и то, зачем они это сделали. К тому же люди Наны обязательно скажут, что Хачита и Беш уехали с Пелоном Лопесом, чтобы отыскать старого Эна и выпытать у пего тайну Снотаэй.

– Их! Что ж из того?

– А вот что, старая: если ты думаешь, что очень умно дать понять мимбреньо и чирикауа, что мы пристрелили их посланцев, то, значит, ты осел женского рода.

– Осел женского рода? Каким это образом? Осел – слово мужского рода. Женских ослов не бывает. Это мужчина всегда осел. Все мужчины ослы. Включая и тебя, Пелон Лопес, лысоголовый ублюдок, полукровка!

– Ну что же, симпатяга, – пожал плечами бандит, – благодари Йосена за то, что ты чистокровка и такая красавица. Только не пытайся шевелить мозгами, ладно? Оставь эту работенку Пелону Лопесу.

– Ба!

– Можешь бабахать, сколько влезет. Если ты такая умная, каким же образом Маккенне удалось улизнуть?

– Он нечестно поступил, – ударил меня по голове, когда я отвернулась.

– Так же, как ты его? Я видел, когда подъезжал…

– Да, но ведь он белый. А белым нельзя вести себя, как индейцам.

– Это верно.

Пелон кивнул, прекращая разговор, и они со старой скво нахмурившись стали обдумывать то, что их заботило. Прикованный к своему печальному древу, Маккенна последовал их примеру. Скорчившись на своем деревянном пуфике, белая девушка, видимо, уже давно этим занималась. В бандитском лагере было тихо, как в библиотеке.

Закат следующего дня. По прикидкам Пелона, его команда должна была вернуться через несколько часов. Санчес – комиссар командующего – разделял неуверенность предводителя в успехе операции. Мимбренский апач, Хачита, если и был чемто озабочен, то никак этого не показывал. Он сидел возле большого камня с наветренной стороны костра, где ему наказал находиться Пелон. Прошедший день был таким же невыносимо жарким, как и предыдущие, и запах разлагающего трупа превратился в невыносимую вонь. Маккенна, которого отковали от сосны, тоже заметно нервничал. Если отряд не вернется из ДжилаСити, или если он вернется, но без Сибера и белых – в общем, проку от таких «если» было немного. Маккенне следовало сказать проще: отряд должен был вернуться из города и привести с собой Сибера и компанию. Иначе старателю грозило длинное и тяжелое путешествие к Снотаэй с Пелоном и Санчесом.

А подобная прогулка могла стать неприятной по причине того, что маленьким отрядом наверняка бы заинтересовались банды американских апачей. На границе популярность Пелона была равна нулю изза того, что само его присутствие всегда привлекало огромное количество армейских подразделений и полицейских групп. «Чистки», проводимые белыми, приводили к тому, что в пылу сражений и погонь разрушали и сжигали мирные индейские поселения. Поэтому, если трое посланных в город не вернутся, значит, отряд будет сильно ослаблен и гденибудь на пути к золотому каньону его обязательно уничтожат местные индейцы.

Несмотря на это, Маккенну заботила не собственная смерть. Отнюдь. Страх за девушку – вот что его съедало. Сейчас она осмотрительно сидела в тенечке возле костра. Они с Маккенной на протяжении всего дня пытались обменяться тайными знаками и взглядами. Но эти контакты стоили им слишком дорого. Всякий раз, когда Пелон замечал их неуклюжие попытки поговорить, он приказывал старухе избивать девушку. Метода была простая, грубая и убедительная. Пойле второго избиения и Маккенна, и девушка стали упорно смотреть в землю, используя только периферийное зрение и остроту слуха, чтобы както улавливать то, что происходит с товарищем по несчастью. Само по себе это было неприятно, а в дополнение к общей нервозности, связанной с возвращением отряда из ДжилаСити, вообще зависло над головами пленников, как тяжелая туча. Прошел еще час. Напряжение стало невыносимым. Пелон не выдержал и заговорил.

– Думаю, лучше попытаться прикинуть действия на случай невозвращения наших из ДжилаСити, – сказал он Маккенне. – От своей задумки я не отступлюсь. Инстинкт мне подсказывает, что ты отлично запомнил путь к каньону Погибшего Эдамса. И ты приведешь меня к нему, даже если мне придется ехать на тебе верхом, хорошенько наддавая шпорами. Мой приятель Санчес со мной согласен. Хачита не в счет. Я очень надеюсь на то, что он всетаки уйдет. Я, ейбогу, не могу больше выносить эту страшную вонь!

Маккенна несколько секунд помолчал, затем пожал плечами.

– Обсуждать тут нечего, – сказал он. – Это как карточная игра. Сдаешь ты.

Теперь уже Пелон пристально смотрел на Маккенну.

– Помнишь, – спросил бандит, – как несколько лет назад мы с тобой повстречались в мескалерской ранчерии?

– И очень хорошо, – вздрогнув, отозвался старатель. – За твое великодушие благодарят оставшиеся пальцы на моей правой ноге.

– Тогда я выкупил тебя у апачей за довольно скромную сумму, подвез к СанКарлосу, отпустил и наказал не забывать об этой услуге. Ведь так?

– Так, – признал Маккенна. – Кстати, и ты в свою очередь можешь припомнить, как через несколько лет после той встречи кавалерийский патруль запер одного беглеца в глухом каньоне возле Соляной Вилки, где один старатель старательно намывал золотишко. И как тот старатель, спрятав беглеца в своей хижине, солгал солдатам, что с весеннего паводка не видел ни одного разумного существа, кроме них самих. Разве не так?