«Дыравстене» была прикрыта скалистым выступом, шедшим на манер ширмы от основания утеса до самой его вершины. Этот каменный экран в эдамсовской легенде был очень красочно описан. Находка Хачиты подвела отряд к самому порогу каньона со всеми его индюшачьими самородками и россыпным песком и отделенного теперь от них одной легендарной «зет» или «зигзагообразной» тропой. И сейчас каждый член банды наедине с самим собой переваривал эту захватывающую мысль.

Маккенна, наблюдавший за «компаньонами»и ожидающий первого жеста, сведшего бы на нет договор об освобождении его и Фрэнчи, никак не мог избавиться от мысли о том, что так оно в конце концов и случится.

Совладать с притягательной силой и аурой легендарного каньона было невозможно. Никому на свете не удалось бы, стоя на самом пороге двери, ведущей к богатейшему из известных золотых месторождений, стряхнуть с себя гипнотическую силу и вытащить вонзившееся в самое сердце жало золотой лихорадки. Только на одно мгновение мысль о спасении Фрэнчи затмила тягу к сокровищам. И тут же все смела алчная пурга. Старатель настолько забылся, что первым помчался к «дыревстене».

Но он был не одинок. В коротком рывке к проходу следующей за Маккенной оказалась Фрэнчи. У девушки внезапно прорезалось такое самомнение, что она решила ни в чем не отставать от своего бородатого компаньона и биться, если понадобится, с целой бандой за право владеть своей долей сокровища. Из них двоих первым опомнился Маккенна.

– Подожди! – крикнул он, поворачиваясь к Пелону. – Стой, говорю! Как насчет нашего соглашения?

К его удивлению, бандит хлопнул в ладоши и скомандовал своим приятелям держать себя в руках и выполняя данное обещание, мирно попрощаться с доверенным лицом и проводником, то бишь Маккенной. Белый человек, сказал дальше Пелон, выполнил свою работу. Привел их в Снотаэй. Настал и их черед выказать расположение и отдать ему двух коней и девушку.

Для того чтобы скрепить сие дружеское намерение, Пелон спешился и с вытянутой рукой подошел к лошади старателя.

– Дружище, – сказал он. – Вот моя рука. Позволь пожать твою. Порой нам бывало трудновато, но сердце мое всегда было с тобой. Надеюсь, ты на меня не в обиде?

Маккенна кивнул, протягивая бандиту ладонь.

– Конечно, нет, – ответил он.

– Буэно! – коротко тявкнул Пелон и залился обычным волчьим воем. – Ну что? Теперь ты убедился, что в душе у меня действительно сияет луч света? Ты ведь сам говорил, что когданибудь он вырвется наружу. Вот и дождался. Ане де ми, ты ведь умный человек, Маккенна!

Их ладони сошлись, и в самый последний момент перед пожатием Маккенна понял, что совершил ужаснейшую ошибку. Короткие толстые пальцы Пелона впились в руку шотландца не хуже зубьев экскаватора; улыбка на иссеченном лице разбойника моментально превратилась в оскал. Он рванул Маккенну в сторону и вбок и, вытряхнув из седла, грянул оземь с такой силой, что на мгновение бородач потерял сознание. Потребовалось примерно с полминуты для того, чтобы легкие шотландца снова заработали без перебоев, и еще тридцать секунд, чтобы привести в порядок мозги. К тому времени, как глаза Маккенны сфокусировались на какомто темном, маячащем перед ним пятне, стало понятно, что это Пелон протягивает ему руку и помогает встать. Бандит с сочувствием отряхнул каменное крошево с рубашки шотландца и подал ему смятую черную шляпу. Извиняющееся выражение тяжелого лица показалось Маккенне какойто из ряда вон выходящей насмешкой.

– Какая жалость, амиго. – тихо пробормотал Пелон, – что приходится нарушать данное слово. Взбирайся на коня и поедем дальше. Ты, конечно, понимаешь, что ни о каком расставании не может быть и речи.

– Конечно, – подтвердил Маккенна через секунду. – Но не будет ли с моей стороны невежливым спросить – почему?

Пелон пожал плечами.

– Ты старатель, – ответил бандит. – Знаешь горное дело, учился в заведении, где изучал геологию, разные там минералы и прочее. К тому же одиннадцать лет искал золото в этих землях. Прекрасно изучил почву. И поэтому если там, – он указал пальцем за спину на «дырувстене», – у нас возникнет вопрос по поводу того, где и как следует искать золото, ты на него ответишь. Здесь больше никто не знает старательского ремесла. Ну, что, может, по собственной воле согласишься с тем, что некрасиво оставлять своих компаньонов в столь неподходящий момент? Клянусь, что как только сокровище будет упаковано – ты сможешь уйти. Нет, еще лучше: ты только укажи нам его местоположение – и все! Можешь ехать куда душе угодно. Я выполню договоренность. В конце концов, Маккенна, такова традиция, такова легенда. Так же было у Кривоуха с Эдамсом. Может, я не прав? Но разве этот паршивый мексиканец не спустился вместе со всеми в каньон? Помоему, он получил своих лошадей и ружье только после этого…

Упоминание оружия заставило Маккенну быстро взглянуть на валяющийся на камнях старый «спенсер». Медленно кивнув, он нагнулся. Обутая в тяжелый сапог бандитская нога с сокрушительной силой припечатала к земле вытянутую руку шотландца. Едва сомкнувшиеся на прикладе карабина, пальцы судорожно разжались. Ружье упало на камни. Пелон поднял его и отдал Мальипай.

– Не надо этого делать, амиго, – сказал он. – Разве я не прав? Разве Кривоух не свел свой отряд вниз?

– Свел, свел.

– Тогда поехали. Я ведь пообещал, так какого ж рожна тебе еще нужно?

Маккенна на негнущихся ногах подошел к своему пони и вскочил в седло. Осмотрел всю компанию, взглянув и на Фрэнчи Стэнтон.

– Извини, хефе, – сказал он, натягивая поводья и вводя мустанга в тень «Потайной Двери». – Я было запамятовал – правда всего на мгновение – о твоей репутации человека чести.

– А забывать ни в коем случае не следует, – сказал Пелон, отправляясь вслед.

Выехав из проема в стене, они остановились. Перед ними вилась тропа. Вид открывался головокружительный. Обрыв, отметил Маккенна, футов семьсотвосемьсот и абсолютно вертикальный. С места, на котором они стояли, разглядеть всю тропу не представлялось возможным, потому что вид загораживала растущая внизу на стенах зеленая поросль.

– Куидадо, – бросил старатель через плечо. – Почти вертикальный отвес.

Каньон заворачивал направо, исчезая из поля видимости. Зато по стене резким зигзагом сбегала гигантская тропа, уходившая в некоторых местах вниз под углом аж в сорок пять градусов. Было непонятно, каким образом можно съехать по такому пути верхом или даже сойти, ведя лошадь в поводу. Но в легенде говорилось, что отряд Эдамса свел мустангов на дно каньона. Все посмотрели на Пелона, который в свою очередь кивнул Маккенне.

– Порядок, – сказал бандит, – только пусть первым едет индеец. Если кому и суждено сверзиться, то пусть им будет краснокожий.

Хачита, если и услышал столь лестное замечание в свой адрес, никак на него не отреагировал. Когда его подозвали, он провел пони вперед, и не проронив ни слова, мастерски проехал первый участок дороги. За ним спустился Маккенна, после него остальные, а последним, с рукой под серапе, направленной в спину Микки Тиббсу, Пелон. Неуравновешенный юнец вновь впал в одно из своих меланхолических настроений и поэтому наплевал на полукровку и его чрезмерное к нему внимание. Как и Хачите, ему не было дела до дискриминационной политики вожака. Он, как обычно, ехал с вытащенным из кобуры винчестером.

Ниже первого поворота тропы, выбрасывая из отвесной, гладкой скалы каменный язык, смахивающий на балкон, находился наблюдательный уступ. Это было единственное «обозревательное» место, приходившееся на весь спуск и искатели приключений, спешившись, подошли к его краю – как наверняка за тридцать три года до них сделали Эдамс с Брюером – инстинктивно собирая все свое мужество для последующего спуска. Своим ястребиным оком Хачита первым углядел внизу то, что ускользнуло от взгляда его товарищей.

– Миран, – указал он, хрюкнув. – Избушка.