Поэтому шотландец лишь согласно кивнул и обратился к Пелону:

– Как скажешь, хефе. Ты у нас главный. Я согласен с тем, чтобы старуха и Хачита получили по части из моей доли.

– Очень мило с твоей стороны, – сказала Мальипай, радостно показав свои четыре зубных пенька. – Ты мне всегда был симпатичен, Голубоглаз. Конечно, ты не слишком тянешь на омбре дуро, но для женщин ты самое то, что надо. Бьешь наповал. Обычно мужиков, тех, что настоящие воины, постоянно убивают: стреляют, пыряют, вешают… А вот в мужья я бы выбрала разумного труса, лучше всего с рыжей бородой.

– Грасиас, мадресита, – ответил Глен Маккенна.

Вперед выдвинулась Фрэнчи Стэнтон.

– Сколько примерно они потянут, а, Глен? – спросила она. – Я имею в виду твою и мою доли?

– Понятия не имею. Могу лишь предположить…

– Давайдавай, предполагай… – по своему обыкновению не проговорил, а прошипел Микки Тиббс. – Мне вот, например, хотелось бы узнать, сколько причитается за убийство двух чернокожих болванов и путешествие в компании болтливых ублюдков. Честно, Лысый, мне еще не приходилось встречать человека, говорившего бы столько, сколько ты, Иисусе!

– И снова различие, – кивнул Маккенна, испытывая к косоглазому парню ненависти не больше, чем к ядовитой рептилии. – Видишь ли, именно речь отделяет четвероногих от двуногих. Вот я, например, заметил, что тебе не слишком нравится разговаривать. Может, ты узнаешь больше, если проконсультируешься со своей лошадью?

Микки сделал отчаянную попытку удержать по центру ускользающие за спину глаза и сфокусировать их на Маккенне.

– Я это тебе припомню, – пообещал он старателю.

– Припомни, припомни, – пробормотал Хачита. – Хотелось бы и мне коечто припомнить. Ведь почти поймал мысль, так она снова ускользнула…

– Маккенна, – сказал Пелон, – на сколько примерно у нас золота?

– Чтобы узнать это, нам придется вынуть его из оллы и взвесить, – ответил шотландец. – Мадре, сходика принеси холстину. И тащи маленький котелок для кофе: мерять большим слишком тяжело. Итак: кофейничек вмещает от трех до четырех чашек, то есть почти кварта. Зная объем, мы можем вычислить примерный вес котелка с золотом и затем умножить это число на количество котелков.

– Буэно! – радостно вскричал Пелон. – Ну, что, сукинтызасраныйсын, убедился? Насколько полезно держать такого человека? Предупреждал я, что у этой бороды есть мозги. И честность. О, Господи, да он честен, как евнух в гареме. Такому можно доверить собственную – или по крайней мере, твою – жизнь.

Юный Микки Тиббс почемуто ничего не ответил.

Взвешивание золотого песка, а затем и самородков – сначала с рисовое зерно, затем с желудь, с грецкий орех, и под конец с индюшачье яйцо, – наконец началось. Во время работы никто не проронил ни слова, все только беззвучно считали сначала на пальцах, а затем шевеля губами: сколько всего кофейников зачерпнул Маккенна из глиняной оллы. По окончании на грязной, просмоленной холстине оказалось тринадцать аккуратно сложенных блестящих кучек золота. При очень приблизительном весе одного кофейника в тринадцать фунтов общая сумма составила триста девяносто фунтов песка, самородков и крупнозернистого золота. Даже заниженный результат заставил всех прищелкивать языками и восхищенно кивать. Настоящие золотые россыпи! Общая сумма примерно совпадала с вычислениями Эдамса! Наконец, Маккенна оторвал взгляд от мерцающих сокровищ и сразу протрезвев, кивнул Пелону.

– Принимая во внимание, что удельный вес золота 19, 3, объем кофейника – чуть меньше кварты, дифференциал между цельной и разрозненной массой равен объему воздуха между частицами металла, я оцениваю находку примерно в 99000 долларов, – сказал шотландец. – Разумеется, – добавил он, сверкнув глазами, – это очень заниженная сумма, но в подобных обстоятельствах иначе нельзя. Правда, не удивлюсь, если узнаю, что истинная ценность приблизится к 100 тысячам. Еще раз повторюсь: конечно, это не то, на что мы рассчитывали, но зато близко к выкладкам Эдамса. Верно?

– Верно, – согласился бандит, – все верно. Правда, у нас в Соноре называли более соблазнительную цифру в 200 000. Но надо знать любовь мексиканцев к преувеличениям и всегда делить названную сумму пополам. Тогда точно получишь верный результат. Все нормально. Принимается! Каждому причитается по 25 000! – Он повернулся к Микки Тиббсу. – Ну что, сын сукина сына, нравится тебе такой дележ?

Микки возвел свои непокорные глазки горе, иными словами, постарался взглянуть на Пелона.

– Ты что, знал моего отца? – спросил он сонорца.

– Знал ли я твоего отца?! – взревел Пелон Лопес. – Конечно же, чтоб мне пусто было! В течение целых семи лет, пока Старый Бородач охотился за Джеронимо, твой папаша пытался поймать меня и доставить на ужин генералу Круку. И ты страшно походишь на старого Микки. Мальипай тебя верно охарактеризовала. Барахло, как и твой папаша. А теперь, отвечай: доволен дележкой? Возьмешь свою четверть и успокоишься, слабоумник?

– Возьму, возьму, свинья полукровная, – откликнулся тот. – Но не успокоюсь до тех пор, пока не унесу ее отсель подальше. А когда отойду, всех вас достану: и тебя, и твою мамашукарлицу и этого подонка голубоглазого, которого ты считаешь закадычным дружком… И ты, Пелон, еще вспомнишь то, что я сказал.

– Что это тебя вдруг так заволновал цвет маккенниной кожи, а? – ухмыльнулся Пелон. – Что, индейская кровушка взыграла? Или рассерженные предки жалят адскими головешками? Уу, как страшно…

– Ступай к чертям со своими шутками. Хотя нет, лучше начинай дележку. На четыре части, – отрезал Микки. – Я хочу забрать золотишко и убраться отсюда. Кстати, и всем остальным советую: давайте разберем доли и разными тропами разъедемся от греха подальше. И побыстрее. Ты ведь знаешь. Лысый…

– Ничего подобного! – рявкнул Пелон. – Не хочу об этом слышать! Мы пришли сюда, как друзья, и уйдем, как друзья. Вместе – мы сила! Поэтому вместе и останемся.

– Не знаю, хефе, – хитро промямлил Маккенна, – об этом миккином предложении можно было бы много чего сказать… И, как он правильно заметил, лучше с ним согласиться. Гнаться за людьми, едущими на все четыре стороны, куда тяжелее, чем за одним отрядом. Мне бы тоже хотелось забрать золото и убраться.

Пелон пронзил его взглядом.

– И, конечно, вместе с девушкой? – спросил он.

– Да, с ней.

– И с ее долей?

– Разумеется.

– Хахахахаха! Чудненько! Слышал смех? Вот действительно уморил, так уморил. Видишь, Маккенна, я все еще ценю твой юмор, хотя надо признаться, несколько устал от его однообразия. Да уж! Хахахахаха! Так, ну а теперь – по одеялам! Утром будем делить золото и прощаться. Без пальбы, без драки. Как нормальные цивилизованные люди.

Держа правую руку под серапе, он наблюдал за Маккенной и Микки. Шотландец осторожно кивнул.

– Конечноконечно, хефе. Нет ничего лучше хорошей порции сна: прочистить мозги и отдохнуть. Это то, что нам всем нужно. Ты великий человек, никто не умеет убеждать лучше тебя.

Микки снова промолчал. Он стоял, нахмурившись, держа правую руку на весу: в ней поблескивал взведенный винчестер, а подушечка большого пальца аккуратно нажимала на собачку.

Маккенна взял одеяло, которое ему подала Фрэнчи. Вместе с девушкой он устроил постель с одного края парусины. Напротив устроился Хачита: он сел, не укрывшись, и скрестил ноги. По бокам молча примостились Микки и Пелон. Старая Мальипай развела в бывшем очаге огонь и поставила на него кофейник. Было часов десять вечера и время текло, как тягучая смола. Маккенна, понимая, что следующие шесть часов будут совершенно непохожи на предыдущие, предупредил об этом свою худощавую приятельницу.

– Сразу после четырех начнет светать, – прошептал он Фрэнчи. – До этого времени спать нельзя. Понятно?

Девушка сжала ему руку и придвинулась ближе.

– Да, – ответила она. – Меня уже предупредили.

– Кто это?

– Мальипай, конечно! Она для этого занялась кофе. И сказала, что она делает его не для тебя.