— Получи, распишись, — Рамиль появляется на крыльце и сует мне в руку свёрнутый в трубочку рентгеновский снимок. — Беспокойная душа, — целует в висок.

— Ты в порядке? — я в таких фотографиях не понимаю ничего и смотрю на дядю с надеждой.

— Простой ушиб.

— Обошлось, — выдыхаю.

Смотрю лист с рекомендациями — обезболивающие таблетки и мазь от синяков. Это всё есть у меня в аптечке. Нормально.

— Ну, ты чего опять? — дядя обнимает меня за талию, и мы идём к машине. — Хмурая какая-то. Перелома нет, можно расслабиться, — открывает передо мной дверь.

— Всё хорошо, не обращай внимания, — бурчу и сажусь в машину.

Рамиль напрягается, а я давно напряжена, и расслабиться не выходит. Два часа ночи, а моей совести припекло пожрать. Думаю про Нату, про бандюков этих и вполглаза посматриваю на дядю. Он мог бы решить эту проблему, но не станет. Или?..

— Рамиль, — кладу ладошку ему на колено, — как думаешь, те двое ещё придут?

— Не придут, — он рулит в сторону дома. — И я не думаю, я уверен.

Не спрашиваю почему. Это не важно на самом деле.

— А… Ты мог бы сделать так, чтобы… Ну, чтобы они совсем отстали?.. От Наташки.

Дядя даёт по тормозам, и я едва не целую лобовое стекло. Мы стоим в соседнем дворе прямо посреди дороги. Я держусь за пластиковую автомобильную панель и смотрю на Рамиля ошалелыми глазами. У него желваки играют.

Ой…

— Вернуть за неё двести косарей или прикопать пацанчиков под ближайшим кустом? — цедит сквозь зубы, а у меня мурашки по ляжкам скачут.

— Я не знаю, как такие дела решаются, — шепчу, горло сковало от волнения.

— Хорошо, что не знаешь, кнопка… — он тянется в карман куртки, достаёт пачку сигарет и нервно крутит ручку, открывая окно. — Ради твоей Наташки я ничего делать не собираюсь. И тебе не советую.

— Дядь… — отвожу глаза, мне неловко.

— Не дядькай, — затягивается глубоко и выдыхает дым в открытое стекло. — Сука, бросать же собирался! — разочарованно смотрит на тлеющую в пальцах сигарету.

— Ну не могу я иначе! — повышаю голос, прижимая ладошку к груди. — Ната гадина — да. Но она моя сестра.

— Сестра… — Рамиль зло щурится. — Эта сестра тебя покалечила и даже после этого руки распускать не перестала. Злее надо быть, кнопка.

— Злее? — поворачиваю к нему голову, смотрю упрямо. — И кем я буду тогда?

— Я скорее твою Нату под кустом похороню, чем стану ей помогать. Это понятно?

— Понятно, — киваю и отворачиваюсь. — Ляпнула, не подумав. Прости.

Дядя вздыхает тяжело и разочарованно, и в этом вздохе я слышу — ни хрена ты не поняла, кнопка.

Поняла. Но и меня можно понять.

Я должна была попытаться. Я попыталась. Всё.

Курю на балконе — х*р бросил. Нервы.

Кнопка спит на не тестированном диване. К себе она меня не подпустила. У неё тоже нервы. Переживает за сестру, места себе не находит.

А я? Я имею непосредственное отношение к исчезновению Наты, но признаться ангелочку не спешу.

Затягиваюсь, выпускаю дым из лёгких — вот дрянь-то бл*дь! Тушу бычок в пепельнице и крошу туда же оставшиеся в пачке сигареты.

Каир прислал сегодня смс с отчётом. Шакур был счастлив получить от меня подарок.

И что теперь делать? Вопро-о-ос…

Вернуть Наталью «на родину» не проблема, но у меня от этой идеи изжога. С другой стороны, если Геля продолжит в том же духе… Я даже думать об этом не хочу. Мы с моим ангелом-хранителем только начали сближаться, и такой мороз от неё.

И из-за кого, бл*?!

Из-за стервы, которая её покалечила. Сестра… Вертел я эту сестру на одном месте.

Достаю из кармана телефон, набираю Каира. Слушаю гудки, наслаждаюсь видом — предрассветные сумерки над Падалками.

— Да, альфа, — сонно выдыхает в трубку бета.

— В гости к Шакуру хочу съездить. Подбросишь?

— Когда за вами приехать? — Каир оживает.

— Через пару часов. Успеешь?

— Понял, буду.

Завершаю звонок и продолжаю любоваться облезлым урбанизмом. Что-то проблем вырисовывается многовато. И это я ещё кнопке про себя не всё рассказал и про парность нашу.

Просыпаюсь я от густого кофейного аромата. Сажусь на диване и с наслаждением вдыхаю запах бодрости. Хорошо… Если не вспоминать о кошмарах, которые меня мучили. Ната снилась. Тянула ко мне руки, просила о помощи. Умоляла даже.

Отвратительно я спала сегодня! А ещё отшила Рамиля. Не хотелось мне секса. Совсем. Совесть — гадина — весь настрой интимный убила.

Вздыхаю и топаю в кухню извиняться.

Рамиль стоит у плиты — следит за утренним напитком в турке. Я почти физически ощущаю радиоактивный фон от него.

— Дядь, прости, — прижимаюсь сзади, трусь щекой о мощную спину

Рамиль напряжён, суров и сосредоточен. Не на мне.

— Не подлизывайся, — ворчит. — Приеду, выдеру. Со штрафными.

— Откуда приедешь?

Молчит. Обиженный бородатый мужик — это мило. Немножко.

Приходится пользоваться запрещённым приёмом — я запускаю руки под резинку его спортивок. Едва мои пальцы касаются напряжённого члена, Рамиль вздрагивает и кофе выплёскивается на плитку.

— Бл*! — дядя, как всегда, ёмко выражает эмоции.

Но тут я с ним полностью согласна — забываю о коварстве, берусь за тряпку. Мой косяк, мне и устранять. А Рамиль пользуется моментом и смывается в комнату.

Я бросаю тряпку и хромаю за ним, но замираю на пороге зала. Круглыми глазами смотрю на дядю. РОн рубашку белоснежную наглаженную надел и брюки со стрелками.

М-м-м… как интересно. У меня разок «голова заболела», а он уже лыжи намылил!

— Ты куда? — я напрягаюсь, и сильно.

— По делам, — Рамиль поливает шею туалетной водой.

— Переодевайся, — припечатываю к его груди домашние штаны. — Ты никуда не пойдёшь.

— Серьёзно? — он улыбается и берёт со столика наручные часы.

— Да, я серьёзно.

Дядя с ехидной улыбкой наглаживает бороду, щурится:

— Не пойду — поеду. Каир ждёт.

Таким расфуфыренным я его ещё не видела. Сейчас Рамиль похож не на бывшего зависимого и не на алкоголика — на бизнесмена со стажем с миллионным валютным счётом в швейцарском банке. Мечта, а не мужчина! Аж сердце биться перестало.

— Правда, по делам? — спрашиваю тихо.

— Не, — он откровенно издевается, — по бабам я.

— Тогда я по мужикам, — хмыкаю и собираюсь удалиться с самым гордым видом, на который только способна.

— Не стоит так шутить, кнопка, — рычит дядя и перехватывает меня рукой за талию, прижимая к себе намертво.

Вопрос о равенстве даже не стоит — стоит кое-что ещё. У дяди. Я упираюсь ладошками в грудь Рамиля, пытаюсь оттолкнуть от себя. У него в глазах разъяренные черти скачут и от этого взгляда у меня внизу живота волнующие вибрации.

Дядя жадно целует меня в губы и толкается языком в рот — без слов предельно ясно объясняя, что шутки юмора тут неуместны. Его руки скользят по моей спине, ниже, жадно сжимают ягодицы, на которых красуются очень даже свежие синяки от несдержанных ласк, и я пищу тихонько, но он не слышит. В голове у дяди сейчас совсем другая «передача» — трансляция реальности отменяется.

Рамиль мастерским, но аккуратным броском отправляет меня на диван, и я ойкнуть не успеваю, как с меня исчезает его футболка, в которой я вчера ложилась спать. Безжалостно сдирает с меня трусики, рыча, разводит мои ноги и замирает… Смотрит мне прямо туда и гнёт бровь, а я чувствую, как лицо горит от смущения. Пытаюсь свести бёдра, но он не даёт.

— Это что такое? — спрашивает, не отрывая взгляда от моей интимной причёски.

— Что? — отчаянно пытаюсь сохранять спокойствие.

— Я не понял, кнопка, ты чо, реально по мужикам собралась? — у дяди клинит фазу.

— Дурак! — изловчившись, упираюсь пяткой ему в грудь. — Иди отсюда… — пыхчу, пытаясь выпрямить ногу.

— Или для меня старалась, пуговица? — в чёрных глазах блестит похотливая жадность, а я смотрю и молчу. — Я кого спрашиваю? — проводит по влажным складочкам крупными пальцами и погружает их внутрь.