Теперь что-то изменилось… Всё изменилось! Я чувствую себя уверенно и никому не позволю издеваться надо мной.

— Молодец, Геля, — одна из отличниц решает меня поддержать. — Запарила уже погоняла раздавать, — косится на старосту.

— Чо ты сказала? — гнусаво спрашивает Ленка. — Офигела?!

— Что слышала, — смело заявляет отличница. — Могу экзамен завалить. Хочешь?

Ленка не хочет. Потому что если хоть кто-то из группы сдаст на неуд, то старосту лишат стипендии. У нас в музыкалке странные способы мотивации студентов, особенно тех, которые занимают общественно значимые посты. Но в некоторых случаях это даже полезно.

Довольная, как слон, я плюхаюсь на лавочку возле аудитории. Достаю учебник из рюкзака и только собираюсь освежить предмет в памяти, пока есть время, рядом со мной усаживается ещё одна моя одногрупница.

— Гель, а кто тебя привёз? — спрашивает шёпотом.

Ну, началось…

Я хромаю по пустому коридору, волоку за собой рюкзак, а он словно до отказа камнями набит. Это меня груз «неуда» тяготит. Никогда я двойку на экзамене не получала. А тут…

Переволновалась.

Отбивалась от любопытных одногрупников.

Завалила.

И самое обидное — ответы на вопросы в билете я знала. Тупо не получилось собраться и написать. А потом ещё двух слов перед преподом не смогла связать.

Останавливаюсь возле закутка, где у нас располагается гардероб, и приваливаюсь плечом к стенке. Дышу. На глазах слёзы. Как я так, а?.. Обидно до жути! Пересдам, конечно, но факт провала меня угнетает.

— Ты видела, у Таюрской вся шея в засосах, — слышу я голос Ленки из-за угла.

— Видела, — отвечает её лучшая подружка, тоже стерва, каких поискать. — А ещё я видела мужика, с которым она утром во дворе музыкалки сосалась. Страшный — жесть! Но на тачке.

— Я тебя умоляю! — староста кривит голос. — Говорят, он пенсионер.

— Ну-у… Лет тридцать пять, наверное. Не старый.

— Пенсия! — Лена настаивает, а у меня кровь закипает. — Кто на гелентвагена ещё посмотрит? — хмыкает. — Она — хромая и тупая, он — старый и страшный. Идеальная пара! — ржёт.

Я стою в оцепенении с чётким желанием повыдёргивать Ленке волосы. Борюсь со ступором, отмираю, но когда захожу за угол, вижу спины удаляющихся кукушек.

Гавкать вслед, теряя остатки самоуважения, не хочется. Хлюпаю носом, вытираю слёзы и думаю, что Ленке и так хватит впечатлений. Дойдёт до наших, узнает о моём провале на экзамене и «обрадуется». Осталась наша староста без стипендии в следующем году.

Но даже позлорадствовать от души не выходит. Топаю к выходу, настроение — дрянь. Поеду домой учить матчасть.

Утро на работе начинается с плюшек. Меня оперативно снимают с должности грузчика и посвящают в экспедиторы. Ведь теперь у меня есть автомобиль!

Во имя огурца, руля и халявного бензина. Трудодень!

Получаю в кассе бабло на бенз, там же мне внезапно выдают аванс, чтобы мотивировать. Я рад. Прячу деньги в кошелёк, кошелёк в бардачок и размышляю, как потрачу «бешеные тыщи». Надо с Геликом посоветоваться.

Пишу ей смс — мол, так и так, родная, я теперь богат. На вечер ничего не планируй — будем бабки считать до утра. Она не отвечает. Экзаменуется, наверное.

Еду по маршруту, развожу фрукты-овощи и на третьей торговой точке понимаю — никто ничего не взвешивает. У меня забирают товар, расписываются в накладной, и я пру дальше.

Ну и замечательно!

Останавливаюсь в каком-то дворике, отсыпаю фруктов покрасивши — всё в дом — и продолжаю работать. Совесть меня не мучает. Я ассимилировался в доску!

К обеду работа заканчивается, и я чувствую, как за спиной расправляются крылья свободы. Быть экспедитором лучше, чем грузчиком. Мне остаётся закинуть документы на овощебазу, а после можно мчать домой…

…Дома меня встречает ни хрена не добрый ангел. Гелик на экзамене двойку получила. Теперь наш диван напоминает библиотеку, а меня посылают… в кухню греть себе обед. Я решаю не искушать судьбу — перекусываю бутербродом и валю от греха подальше во двор к вёдрышку. Оно требует внимания — сегодня раз пять заглохла тачка. Хоть коней запрягай в эту телегу.

Ковыряюсь под капотом, матерюсь жёстко. В колымагу придётся вложить больше, чем она стоит. Хотя чему я удивляюсь? Знал на что шёл, когда покупал.

Выпрямляю затёкшую спину, сплёвываю в сердцах на асфальт и вижу, как к нашему подъезду быстрым шагом направляется Жека.

— Э-э! — ору громко, чтобы точно услышал. — Евгений! — киваю — сюда иди.

Идёт. А на роже красноречивое выражение — страх и ненависть. Не удивил, Жека. Не удивил.

— Ну? — волк смотрит на меня исподлобья.

— Ты жив до сих пор только потому, что Геля просила тебя в бетон не закатывать, — перехожу сразу к делу. — Но ты не расслабляйся. Ещё одно неосторожное движение с твоей стороны — и я забуду про просьбу моей истинной.

Жека меняется в лице. Смотрит на меня — мысли в головёшке своей дурной гоняет.

— Пара? — наконец, выдаёт.

— Именно, — киваю и снова ныряю под капот. — Свободен.

Слышу, как Евгений уходит.

Х*р с ним, по синьке языком трёкнул — простить могу, сам под трипом дурак дураком был, но если Жека посмеет полезть к истинной паре альфы… Прошу пардону — уничтожу на х*р.

Короткий разговор с оборотнем сбивает меня с толку. Внешне я спокоен и даже грозен, а на сердце шторм. Ковыряюсь с машиной ещё часа полтора, плюю и иду домой. Лучше, когда Гелик у меня на виду.

— Дядь, не смотри на меня, — Ангелина не отрывает глаз от учебника. — Мешаешь сосредоточиться.

Геля ерзает на разложенном диване, поправляет тоненькую бретельку майки, и щёчки её краснеют.

— А куда мне смотреть? — развалившись в кресле-мешке, урчу, как мотор у спортивной тачки.

— Никуда, — ангелочек вздыхает. — Пойди во двор с машиной разберись.

— Там без миллиона долларов и канистры водки не разобраться.

— Покури, — кивает на балконную дверь.

— Я бросаю.

— Дядь!

— Что? — улыбаюсь нагло.

— Ничего, — бурчит и снова ныряет в учебник.

Гелик уже три часа учит, учит и никак не выучит. Неизвестно, когда это закончится… А я её хочу.

— Пойдём в душ, освежимся, — делаю ход конём. — Духота страшная.

— Я тогда и пересдачу завалю, — Геля захлопывает книжку и тянется за толстой тетрадкой. — Мне ещё на открытом концерте через неделю играть, но к нему я тоже не готова, — вздыхает, листает тетрадь с нотами. — Пока не готова, — многозначительно косится на пианино.

А у меня жужжит телефон в кармане. Зара звонит.

— Живи, кнопка. Это надолго, — подмигиваю ангелочку и жму ответить. — Алло, моя…

Уходя из зала, кайфую от вида Гелика. Сидит на диване, по-турецки скрестив ноги, и провожает меня ни хрена не добрым взглядом. Не знает, кому я так ответил по телефону, и ревнует. Фурия разъярённая — картину писать можно.

— Только не говори, что ты уже в Падалках, — усаживаюсь за кухонный стол, наливаю в кружку остывший утренний кофе из турки.

— Конечно, нет! — Зарина Закировна тоже не в настроении. — Ты мне адрес так и не написал. Я даже не в курсе, где тебя искать.

— Когда тебя это останавливало? — ржу.

— Ладно-ладно, — ворчит моя сестрёнка, — вот прилечу, скооперируемся с твоей парой и поиздеваемся от души.

— Ангелина тебя не поддержит.

— Уже запугал девочку?

— Нет как раз, — вздыхаю. — Не знаю, как рассказать ей про оборотней и не напугать до усрачки.

— Сложно…

— А я тебе о чём?!

Из зала летит весёлая мелодия, сыгранная на пианино. Только весёлая она номинально. Я в музыке ни х*ра не разбираюсь. Тем более в классической. Но задницей чую эмоцию, которую ангел мой вкладывает в ноты.

Ух, бл*! Мне конец.

— Я чего звоню… — Зарина вздыхает. — Мой перелёт откладывается примерно на неделю.

— Почему?

— Я подхватила кожную болячку. Чешусь невероятно! И я заразная…