В прихожей недовольно и громко разговаривает моя сестра, а я морщусь. Голос у неё мерзкий… Усилием воли отдираю себя от кровати. Где бы сил найти? Почти две ночи подряд почти без сна. Хорошо, на пары сегодня не надо. В этом году только сессию закрыть осталась — первый экзамен через два дня. Сегодня буду усиленно готовиться, а вечером на работу.

Вздыхаю, сую ноги в тапки, накидываю халат и иду любопытствовать, что там за сыр-бор.

Жеки уже нет, входная дверь закрыта, а я стою в прихожей и смотрю на картонные коробки. Их много. Их просто до хрена!

— Нат, а что там? — интересуюсь содержимым.

— Бизнес, — сестра выплывает из комнаты с гордым видом. — Косметикой решила заняться. Торговать буду по своим девкам. Но это сначала по своим, потом пойдёт дело.

У меня веко дёргается. Я даже пальцем придерживаю, чтобы тик нервный не разгулялся. Сетевой маркетинг… Класс!

И тут до меня доходит:

— Наташ, а деньги на бизнес откуда?

— С аренды хаты. Всё в косметику вложила.

Вот как… Значит, соседа-алкаша она выселять передумала, и оплата долга по коммуналке отправляется лесом. Молчу, вопросов не задаю. Смысл? Ната у нас самая умная и всегда поступает правильно.

Сестра вскрывает канцелярским ножом одну из коробок и раскладывает у себя на кровати какие-то тюбики, флаконы с туалетной водой, губную помаду. Смотрит на это богатство задумчиво и тяжело вздыхает. Сразу видно — бизнесвумен.

— Булки испекла? — она поворачивает ко мне голову.

— Да, — киваю.

Тоже смотрю на неё, не въезжая — причём тут булки?

— Упакуй их красиво и неси сюда, — приказывает барыня.

Я снова не задаю вопросов. Хотя их у меня миллион. Зачем ей — диетчице — булки? Почему их надо упаковать красиво? Ещё много вопросов… не про булки. Но я молчу. Скандал мне не нужен.

Иду в кухню, нахожу плетёную корзинку для хлеба, выкладываю на дно красивую салфетку и художественно размещаю пять булочек с корицей. Оцениваю результат — фигня.

Вожусь с экспозиций минут десять, добиваюсь результата — перфект — и хромаю в комнату к сестре. От увиденного там я едва не выпускаю корзинку с выпечкой из рук. Ната у зеркала красит ресницы — рот приоткрыт, глаза блестят, щёки пышут неестественным румянцем, и халат напялила короткий шёлковый — целлюлитные ляжки видно и немножко жопки.

— Ты чего в таком виде? — спрашиваю, а голоса нет.

— Не твоё дело, — сестра забирает у меня корзинку и бабочкой порхает в прихожую.

В халате и тапках дальше нашего подъезда она не пойдёт. Боевой раскрас и откровенный наряд как бы намекают, что Ната не к своей подружке с третьего этажа собралась. К мужику? У нас тут очаровывать некого, все женатые. Все, кроме… Он, может, и женат, но кольца на пальце нет.

— Нат, ты чего, к новому жильцу собралась? — решаюсь спросить.

— Вот тварь любопытная, — она щедро поливает себя туалетной водой. — Я же сказала — не твоё дело.

— Вчера ты хотела его выселить, — напоминаю.

— Потому что ты х*рни наговорила, — Наташка зло смотрит на меня. — Страшный, ужасный алкаш? Да там самец ого-го! Я от одного его вида чуть лужицей под порог не утекла. М-м-м… Фигура — мощь! Под таким если выживешь, никогда не забудешь, — мечтательно закатывает глаза. — И ниже пояса всё в порядке.

— Д-давай без подробностей, — мне становится неловко, но одновременно с этим я злюсь. Не понимаю почему и пугаюсь собственных эмоций. — Нат, не ходи к нему.

— Чего ради?! — сестра мнёт грудь, чтобы она без белья под шёлковым халатом выглядела бодрее. — Может, у нас чего получится. Замуж выйду.

— Пф-ф…

— Рот закрыла! — рявкает. — Я ещё ничего, — кокетливо улыбается сама себе в зеркало. — Есть на что мужика зацепить. К тому же он не бедный. Далеко не бедный.

Я почти вижу, как у Наташки в глазах мелькают неприлично большие суммы. С деньгами моя сестра обращается резко, с мужчинами тоже.

— Как думаешь, чего небедный мужик в Падалках забыл на съёмной хате? — пытаюсь её остановить, беру за руку.

— Какая разница? — она хмурится.

— Большая! Может, он бандит. Прячется от кого-то.

— Лишь бы не слесарь, — рычит, выдёргивает конечность из моей хватки и, цапнув корзинку с булочками, выходит из квартиры.

Дверь захлопывается прямо у меня перед носом. Я припечатываю ладошки к железяке. Ушла с моими, блин, булками, которые я до шести утра пекла… к соседу.

Обидно.

Открываю дверь и смотрю на сестру, которая уже нажала на звонок двадцать шестой квартиры и ждёт появления «самца ого-го».

— Сдрысни! — шипит на меня Ната.

Мотаю головой — не-а, стою. Сама не знаю откуда во мне столько наглости. Обычно я к сестре на рожон не лезу. Опасно это. Но сейчас другой случай…

Натка хочет ещё что-то мне сказать, но не успевает — сосед появляется на площадке.

М-м-м, а ведь правда — самец! Вжух — мой страх перед гипотетическим бандитом испаряется…. Он в спортивных штанах с голым подкаченным в меру волосатым торсом. Залипаю на эту волосатость. Кто бы мог подумать, но мне нравится… Сразу ясно: не мальчик — мужчина. Взрослый, мощный самец. Кусаю губы, понимая, что пялиться вот так — неприлично, но ничего с собой сделать не могу. И рожа у соседа сегодня не похмельная. И не рожа у него вовсе…

А Натка выглядит жалко. У неё на лице тонна штукатурки и мечтательное выражение. Только слюни не пустила, но это временно. Так она на жильца нового смотрит, что всё ясно без слов. И он на неё смотрит. Скептически. Бровь гнёт, потом хмурится и поворачивает голову ко мне.

— Доброе утро, кнопка.

Я вздрагиваю. Меня будто током бьёт от этого взгляда — тяжёлого, внимательного, сфокусированного на мне.

— Доброе утро, дядя, — зачем-то улыбаюсь и скрещиваю руки на груди.

Смотрим с ним друг на друга — цепляем нервы, тянем их мучительно и немного больно. Соседа бесит, что я его дядей зову — это видно. Не старый он — зрелый мужчина и я не школьница давно, но…

Не фиг меня кнопкой обзывать! Уже получил и ещё получит.

— Домой зашла быстро! — командует сестра, как будто я собака какая-то.

— Я дома, — смотрю на неё с издёвкой.

За порогом стою — значит, дома. Чего ещё?

— Дверь закрыла! — Натка багровеет от злости.

— Чего пришла, Наташ? — сосед, наконец, дарит ей каплю внимания.

— Ой… — она мигом меняется. Кокетка сразу. — Я тебе испекла…

— Это я испекла, — протестую тихо, но сосед слышит.

Он берёт булочку, откусывает и блаженно закрывает глаза. И вид у него такой, будто не кусок хлеба пережёвывает, а пищу богов. Мне приятно. Любому приятно, когда твой труд оценили. Ничего личного!

— Вкусно, кнопка! Охренеть как вкусно! — сосед забирает у Натки корзинку с булками.

— Пожалуйста, дядь, — не могу сдержать смешок.

Но через мгновение, когда полуголый сексуальный самец, подмигнув мне, удаляется завтракать, мне становится не до смеха. Разъярённая Наташка уверенным тычком кулака в грудь отправляет меня в квартиру и хлопает дверью так, что стены трясутся.

В ванной из крана хлещет холодная вода, а я стою у зеркала. В одной руке бутылочка с перекисью водорода, в другой — ватный диск. Хорошо приложила меня Наташка… Шикаю, промакивая ссадины ваткой. Шрамы останутся. Мало того что хромая, ещё и лицо теперь подпорчено. Класс!

Скандала не было. Сестра молча врезала мне, оцарапав ногтями щёку, и ушла курить в кухню. Перекисью водорода можно остановить кровь, а слёзы нельзя. Обидно. И сдачи я ей дать не могу. Когда Натка руки распускает, у меня случается ступор. Двигаться не могу, кричать не могу — ничего не могу.

Всхлипываю и дрожащими пальцами закручиваю крышку на бутылочке с перекисью. Выбрасываю окровавленные ватные диски в мусорное ведро и смотрюсь в зеркало. Испуганная, заплаканная, с припухшей скулой и царапинами — я.

Валить надо от Наташки. Но… В теории это и моя квартира тоже.

Ладно… Прорвёмся. Наверное.

Умываюсь, выхожу из ванной и собираюсь спрятаться у себя в комнате, но сестра орёт из кухни, чтобы я шла к ней. Мало ей моей крови, надо ещё истерику закатить.