— Чудеса! — Я развел руками. — И давно ты это обнаружила?

— Утром. Посмотрела в зеркало и увидела. Аты?

— Только что. Как думаешь, что это может быть?

— На какую-то болезнь непохоже, — рассудительно сказала Дунь Ша. — Просто мы с тобой изменились. Приобрели облик гипотетического человека.

— Но мы же не летали с первой навкой на единороге через четыре космических кольца…

— Значит, не только в кольцах дело. Есть еще какой-то фактор. Скрытый от нашего понимания.

Некоторое время мы молча рассматривали новые лица друг друга.

— Ты стала еще красивее, — сказал я. — Идеальная форма носа.

— А тебе очень идет лысина на лице, — засмеялась Дунь Ша.

— Интересно, а как чувствует себя Скотт? — Я нажал кнопку вызова на коммуникаторе. — У него тоже есть какие-то изменения?

— Хэллоу, — раздался в наушнике недовольный хрип Паразитински.

— Доброе утро, Скотт, — сказал я. — Внимательно осмотри себя в зеркале и перебирайся к нам на «Чэнъи».

— Что за шутки, Леви? — рыкнул Паразитински. — Тебе не спится по утрам?

— Это не шутка. Посмотри на себя в зеркало и лети к нам.

Через пять минут в люке печной трубы показалось перекошенное от испуга лицо Паразитински. Увидев нас с Дунь Ша, он испуганно шарахнулся назад.

— Спокойно. — Я поймал его за локоть. — С лысым лицом — это я. С коротким носиком — это Дунь Ша.

Он ошалело смотрел на нас, а потом повращал головой вправо-влево:

— А у меня — уши!

Длинных и острых, почти ослиных гоблинских ушей больше не существовало. Органы слуха Скотта Паразитински стали круглыми, как у тринадцатилетнего мальчишки и отличались легкой лопоухостью.

— Ну, вот и третье доказательство, — произнесла Дунь Ша. — Мы с вами превратились в… Как это сказать? В человеков!

— В людей, — машинально поправил я. — Человек во множественном числе — это уже люди.

— Милая мама! — Скотт выпучил глаза и обхватил ладонями свои новые уши.

Земля все ближе и ближе.

Я сижу у окошка избушки и смотрю на постепенно увеличивающиеся в размерах континенты и океаны нашего космического дома.

Сообщение о нашем превращении в людей вызвало на Земле бурю восторга. Нас ждут с нетерпением, и у меня есть предположение, что всю оставшуюся жизнь мне и моим коллегам придется жить в эпицентре повышенного общественного внимания.

Сначала на Земле решили, что метаморфозы с нашим внешним обликом как-то связаны с воздействием контейнера с заветом старца Нинелия. Мол, всякие там неисследованные космические эманации, аура пятого порядка размерности и прочее, прочее, прочее.

Но потом метаморфозы начались и на самой Земле. Сначала облысели лицами, уменьшили носы и уши соответственно лешие, кикиморы и гоблины, участвующие во всякого рода международных проектах и переговорах. Потом перестали сочиться водой водяные, приобрели стройные ножки Бабы-яги, похудели до нормального состояния домовые, работающие в больницах, детских садах, домах престарелых и прочих социальных учреждениях. И политикам, и ученым, и даже простым обывателям стало ясно, что ларец с заветом старца в начавшемся процессе трансформации жителей Земли в людей совершенно ни при чем.

Я сижу у окошка летящей к Земле избушки и думаю.

Позавчера мы со Скоттом сцепились бы в мертвой хватке, чтобы овладеть контейнером с заветом старца Нинелия. Но вчера мы этого не сделали.

Позавчера Дунь Ша хладнокровно бы расстреляла из бортовой пушки совершенно безоружного «Тугарина», идущего на стыковку с «Чэнъи». Но вчера Дунь Ша этого не сделала.

Да, наверное, старец Нинелий прав. Чтобы стать человеком, нужно преодолеть свои страхи и комплексы, объединить усилия всех жителей Земли и пойти по космическим дорогам.

Но это все-таки не главное. Есть что-то еще, что делает каждого из нас человеком, а всех нас — людьми.

Что?

Догадка вертится где-то рядом, но пока не дается мне.

Я сижу у окна, смотрю на Землю и думаю, думаю, думаю.

Мне кажется, что от правильного вывода меня отделяет всего один шаг. И я верю, что смогу сделать этот шаг еще до того, как наш «единоРОГ», «Тугарин» и «Чэнъи», коснется посадочными петушиными лапами поверхности родной планеты.

Это будет очень маленький шаг для меня, но огромный скачок вперед для всего ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

— Ископаемое! — с чувством воскликнул Виктор, наблюдая за очередной неудачной попыткой Адама получить свой обед. — Неудивительно, что ты вымер.

Адам обеими руками сдернул разноцветные кольца со стержня и, оскалившись, швырнул их в Виктора. Ударившись о прозрачную стену вольера, кольца беззвучно попадали на пол.

— Кажется, он обиделся, профессор, — заметила, невольно отпрянув, Ева — привлекательная двадцатидвухлетняя блондинка.

— Нет, — заверил ассистентку профессор Виктор Агинский. — Адам не может нас сейчас слышать. Он нас даже не увидит — я затемнил перегородку с его стороны.

— Да? А такое впечатление, что он метил прямо вам в лоб.

— Это невозможно, — усмехнулся Виктор. — Есть хочет, вот и психует. Только шалишь, приятель, обед придется заработать… или сидеть тебе сегодня на диете.

— А что Адам делает не так? — спросила Ева, с сочувствием наблюдая, как тот нервно меряет шагами вольер. — Мне показалось, что пирамидку он собрал правильно — сложил все кольца по размеру.

— Я сегодня усложнил тест, — пояснил Виктор, — он должен не просто нанизать кольца от большего к меньшему, но еще и подобрать их по цвету, в определенном порядке — красные к красным, зеленые к зеленым, и так далее…

— Откуда ж ему об этом знать?

— Ну, ты-то хоть не тормози, Ева, — возмутился профессор. — Разумеется, я сначала показал ему, что и как он должен сделать, чтобы получить свою пайку. Причем трижды показал. А он тупит! Это уже пятая неудачная попытка.

— А… может, он не разбирает цвета? Вдруг он дальтоник?

— Как бы не так: его способности к цветовосприятию я давно проверил — цвета он различает не хуже нас с тобой. Просто ленится думать. Наверное, я слишком его избаловал… Ну, что ты топчешься, как бык в стойле! — снова вспылил профессор Агинский. — Головой работай, а не ногами. Ладно, показываю еще раз — последний.

Виктор сел за стол и включил компьютер. Внутри вольера, на стене, немедленно вспыхнул один из двух широких плазменных экранов. Ученый поставил перед собой точно такую же пирамидку, которую не удалось правильно собрать Адаму, стряхнул кольца со стержня на столешницу и принялся медленно, фиксируя каждое движение, нанизывать их снова. Адам смотрел на экран набычившись, тем не менее внимательно наблюдал за всеми манипуляциями профессора Агинского; когда тот закончил, Адам с явной неохотой, но все же подобрал разбросанные кольца и сложил пирамидку заново — на сей раз как надо.

— Браво! — зааплодировал профессор. — Вот ведь можешь, когда захочешь. Получай заслуженную награду.

В вольере отворилось небольшое окошечко, из него выдвинулся поднос, на котором стояла пластиковая миска с густым фасолевым супом; в фасоли плавала кость с изрядным шматом мяса. Адам схватил миску обеими руками, поднес к самому носу и понюхал. Оставшись, по всей видимости, доволен запахом, он сначала вытащил из миски ложку, облизал ее и отбросил прочь. Затем, запустив в суп короткопалую, поросшую рыжеватыми волосами пятерню, выложил мясную кость прямо на пол и в три глотка выхлебал суп. Закончив с супом, Адам удовлетворенно рыгнул и, отшвырнув миску, принялся за мясо.

— Эх ты, свинота необразованная, — покачал головой Виктор, — приличным манерам, сколько ни бьюсь, так и не научился.

— Не слишком ли много вы от него требуете, профессор? — заметила Ева, с сомнением глядя на скошенный лоб и массивные надбровные дуги Адама. — С его-то мозгом…

— А что не так с его мозгом? — уточнил Агинский с ноткой иронии в голосе.

— Ну, как… — растерялась ассистентка, — он же менее развит, чем наш… разве нет?