Беру книгу и возвращаюсь к рабочей полке. Руки все еще дрожат.

Пол заливается кровью. Она доходит мне до колен и мешает идти. В нос бьет запомнившийся навсегда запах. Но это видение не активировано. Просто очередная месть обидевшейся фантазии.

Ничего. Пройдем.

Руки уже не дрожат, и не холодно.

(119-я книга.) Нож — это глупость. Лучше яд. Подсыпать охраннику, и никто не узнает, даже следов не… Ольга!..

(181-я книга.) Острая бритва слетела с обложки и полоснула меня по обеим рукам. Боль жуткая. Главное — не выронить книгу. Боль, кровь и бритва исчезают…

(233-я книга.) На руках у меня — противная зеленая слизь, в ушах — предсмертные крики детей. Нестерпимая боль во лбу…

(320-я книга.) Мохнатые черные пауки ползают по моим рукам, больно кусают, оставляя кровавые следы, и заползают под рукав…

(323-я книга.) Порвана 121-я страница. Подклеиваю.

(340-я книга.) Мне нечем дышать. Вокруг — черная зловонная жидкость. Я задыхаюсь. Жидкость поднимается и накрывает меня с головой. Аккуратно ставлю книгу на место.

(351-я книга.) Моя одежда пылает. Огонь обжигает руки, но на книгу не переходит…

(379-я книга.) Слуховые галлюцинации. Громкий, оглушающий смех раздается в правом ухе…

(381-я книга.) Живое видение. Очаровательная, почти обнаженная девушка. Я даже не думаю отвлекаться (Ольга намного красивее). Прямо на глазах девушка превращается в злобную старуху. Потом бросается на меня и прокусывает правое предплечье. Я вздрагиваю от боли и еще крепче сжимаю книгу. Старуха с клыками вампира растворяется в воздухе.

Видения исчезают. Тусклый электрический свет и серый мрамор. Стеллажи слегка покачиваются. Это уже не видение, а предобморочное состояние.

Просматриваю последнюю книгу. Внимательно, чтобы не попасть в ловушку. Но нет, все нормально. Кладу книгу на место. Пора уходить.

Вот только, где дверь? Ага. Затылок, лоб, виски… Голова горит и раскалывается. Шатаясь, я иду к выходу.

Все вокруг желтеет и покрывается фиолетовыми бликами.

Мне не дойти. Эти книги меня переиграли. Они вытянули из меня весь свет. Я останусь здесь, и они набьются мне в голову, на этот раз не защищенную даже легкой маской… Я проиграл. Даже иммунитет не спас. Все плывет…

А как же ресторан? Что — вообще теперь никогда не сходим? Обломчик, выходит? Я ведь обещал… охраннику. Нехорошо получается! А как же Ольга? Такая красавица — и трюфели не попробует?

Стеллажи остановились.

Ха-ха! Попались?

Я бегу к двери. А может, иду. А может, ползу… Уже не важно. На один короткий миг все прояснилось, а теперь опять желтеет. Фиолетовые блики.

Я хватаюсь за ручку двери, пытаясь встать.

— До свидания, — шепчу книгам, нащупываю выключатель и, теряя сознание, вываливаюсь за дверь.

Слышу щелчок замка.

Иммунитет.

Мозг не отдавал команды захлопнуть дверь.

Мозг отключился.

Тупая боль в правой скуле. Холод черного мрамора. Я лежу на полу. Голова по-прежнему засыпана раскаленным углем. Я ушел оттуда, но встать нет сил. Полное изнеможение. Я даже не могу крикнуть.

Чуть-чуть не хватило солнца.

Слишком много агрессии.

Тьма. Снова холодный пол. Я еще жив? Ольга… Чьи-то руки отнимают меня у черного пола и куда-то несут. Лестница. Проблески света. Тьма. Чувствую тепло. Тьма уходит. Открываю глаза и вижу настоящее багровое солнце, наполовину скрывшееся за горизонтом. Я лежу и… Лежу?

Осматриваюсь. Я в солнечном коридоре. Алексей держит меня на руках, как ребенка.

— Все нормально. — Голос сиплый и почти неслышный. Кажется, стоять я уже могу. Багровое солнце выжигает из меня тьму. Боль в голове утихает.

Алексей спустился в черный коридор. Это запрещено правилами. А если бы я заразился и ждал его там? Впрочем, кричать что-либо в спину смотрителю тоже запрещено. Голова отказывается соображать. Главное, что я жив и работа выполнена. На сегодня. Завтра должно быть легче.

— Спасибо, Алеша. — Вот и все, что я мог сказать. Он спас мне жизнь, а я хотел его убить. Вернее, не я, но какая разница?!

— Константин Андреич, вас проводить? — В голосе беспокойство и неподдельное восхищение.

— Нет, спасибо. Я уже в норме. Держи ключ…

Солнечный коридор. Ольга. Больше ни о чем не могу думать. Завтра, все завтра. Солнце. Я дождусь, когда оно скроется за горизонтом, и пойду домой.

Жизнь полна сюрпризов…

Черта с два! Мы просто не знаем жизнь, и потому любые передряги кажутся капризами Фортуны. Мы брошены в пространство и время с щепотью знаний и понятий, доставшихся по наследству, а дальше — как карта ляжет. Изначально первое же столкновение с окружающим миром порождает острое желание возводить стены: вокруг себя, вокруг селения, вокруг города с единственной целью — хоть как-то защититься от неведомого, лежащего за гранями нашего понимания. Тщетно.

Большинство событий не в состоянии предвидеть даже самый удачливый оракул. Смысл пророчеств, придуманных им в горячечном бреду, вряд ли понятен самому пророку. Но мы верим его словам, ибо, ежесекундно окунаясь в пучину будущего, мы должны иметь уверенность, что все мечты сбудутся, все замыслы исполнятся, все враги слезно раскаются.

Феликс смотрит на меня своим насмешливым взглядом, скрестив руки на груди. Вот он — Верховный Оракул! И удачливый соперник. Министерская комиссия свернула мою работу и все силы отдала на его проект.

Повезло тебе, кудрявый! Подсуетился, родимый, подмазал, где скрипело. Теперь я пилот, а ты — руководитель.

— Ты дурак! — кричала Ритка, взмахивая руками, кидая мне в лицо обвинения. — Ты должен бороться!

Храброе сердце! Думаете, она переживала за меня или за дело? Ритка просто боится перемен. Ей не хочется уходить из нашей маленькой лаборатории, где на двадцати квадратах обитало три человека, двое из которых — мужчины, безнадежно влюбленные в нее (так она полагала) Разбитые мечты женщины — что может быть трагичнее?

А я оказался невлюбленным в худую брюнетку с наушниками плеера в ушах, близоруко щурящуюся на шкалы приборов. И к закрытию был готов: куда ни пойду — непременно встречу сладкую парочку: проверяющий, а рядом услужливый Феликс. В пилоты пошел просто так. Настроение было такое, что пошел бы и в дворники, но стало интересно: чем же таким конкретно занимается Оракул. Был твердо уверен, что до практических испытаний не дойдет. Гордыня обиженного человека! Установка у Феликса заработала, пошли результаты. Как когда-то говаривала моя бабушка: на обиженных воду возят. Это точно!

Что теперь? Теперь я шагаю плечом к плечу со Стеном Стрелком, почти позабыв за эти полтора года лицо руководителя проекта. Помню руки, белые руки с синими жилками. Еще ладонь в прощальном жесте и слова, красивые фразы, умные выводы, схемы Вселенной на доске мелом. Больше ничего. Параллельный мир выбил всю дурь, заставил существовать в нем, принудил играть по своим правилам. А Феликс… Просчитался Феликс.

— Относительно нашего мира существует бесконечное количество параллельных миров. — Он начинал лекции без вступления. Правильно — суси-пуси ни к чему. Мы взрослые грамотные мужики (за Феликса, впрочем, не ручаюсь), мы понимаем: процент того, что я не вернусь, — бесконечно велик. Отцы-академики говорят дипломатично: процент возвращения невелик, но сделают все возможное. Новая система контроля, аварийные блоки питания и т. д. — все так же абстрактно, как белые линии на доске. — Это осевая. Это, — еще пара линий, параллелей, — угасающие вероятности. То есть: чем дальше мир расположен от оси — мира нашего — тем больше изменений в нем накапливается, тем больше он отличается от нашей реальности. Тем сильнее угасает наша реальность.