— Но в шахте…

— Я подумал об этом ещё тогда, в клубе! Догадался же, что это кабель взрывателя! И когда увидел, что он подсоединён к вышке, то всё понял — они собираются обрушить шахту радиосигналом с поверхности!

— Быть того не может, абсурд… но, — зазвучал над ними голос Тимура — суховатый, мертвецки-отрешённый, — но, похоже, Борис прав. Другого объяснения я тоже не вижу.

Алекс задрожал, но вовсе не холод был тому причиной, а ярость. Он ждал какого угодно итога, любого коварства, обмана со стороны Энцеля. Любого — но не такого. Не столь подлого, вопиющего по масштабу своей жестокости. Как наяву, со всей ясностью виделись теперь пугающие картины: вот срабатывают заряды, превращая в труху ветхие перекрытия шахты, вот рушится под землю половина посёлка, вот разрываются изнутри опоры противолавинной стены. Она не способна более сдержать чудовищной силы вал снега, который сметает, погребает под собой всё то, чему до поры удалось уцелеть.

— Вот же сволочь! — проговорил Алекс сквозь зубы и внезапно перешёл на крик. — Вот сволочь! Энцель нас задумал живьём похоронить!

— Тише, Алекс, успокойся! — тщетно пытался вразумить его инженер.

— Продались, твари, продались проклятым республиканцам! Не одолела нас Республика, сколько лет… а ничего у неё не вышло! — горячился Алекс всё сильней. — Может, они давно бы победили, не будь наших комбинатов, не будь у нас фламмия! Как удобно будет им вот так взять и похоронить всё под снегом. Ударить вот так, исподтишка, чужими-то руками! А Энцель! Военный, а пошёл на сговор с врагом!

Чуждая для восприятия, отторгаемая им, но очевидная теперь новая реальность уже завладевала сознанием. Она преследовала, вводила в ступор. Не только оставался без ответа, но и обретал новый смысл вопрос, приведший четверых шахтёров в цех заброшенного комбината: как быть дальше?

— Готовность одна минута! — пробился сквозь рокотание винтов голос «главного». Пилот и трое пассажиров вертолёта, все в зимней форме, потянулись к гарнитурам, прижали их плотнее.

— Центр дал добро, можем приступать! К бою! Помним приказ: всех четверых в расход, времени не терять! — скомандовал тот же голос.

Люди в камуфляже синхронно достали из-за спин короткие автоматы; руки так и мелькали, присоединяя обоймы, навинчивая глушители. Спустя считанные секунды всё было готово, оружие вновь оказалось на перевязях.

Сильная вибрация сотрясла вертолёт. Накренившись, он закачался, как шлюпка во время шторма, но скоро выровнялся на прежний курс.

— Тут кое-кто хочет говорить с вами, — прожужжала гарнитура и умолкла.

Рика подняла руку, чтобы лучше видеть запястье. Экран на тонкой пластине коммуникатора моргнул, вспыхнул; появилось лицо Курта Энцеля, необычайно сосредоточенное, с резким, суровым взглядом. Заместо помех динамик гарнитуры донёс голос управляющего:

— Действуйте быстро! Через три минуты после вашей высадки зенитки будут развёрнуты, и вашим товарищам придётся несладко даже с активной защитой.

Отвлекшись от коммуникатора, Рика посмотрела сквозь ветровое стекло кабины. Впереди, чуть подскакивая на встречных потоках воздуха, летел другой вертолёт — совсем небольшой, с сине-коричневым ромбом на борту. С каждой стороны фюзеляжа, вдобавок к пулемётам, висело по дюжине ракет. Столь внушительный арсенал мог вызвать какие угодно опасения, но точно не впечатление слабой защищённости. Причина, однако, была в другом.

— Повторяю, не теряйте времени! — продолжал Энцель. — Главное — не выпускать их из здания, не дать сбежать обратно в шахту. Займите обе лестницы, прочешите этаж за этажом: деваться оттуда некуда! Всех четверых — в расход!

— Вышли на координаты, начинаем! — сообщил «главный» спустя мгновение после того, как Энцель покинул эфир.

Ведущий вертолёт опрокинулся и камнем полетел вниз, вслед за ним в пике вошла и вторая машина. Обеими руками обхватив ремни, которые берегли от неминуемого падения, Рика пригнула голову. Всё вокруг перевернулось, задрожало так бешено, что корпус, казалось, вот-вот разойдётся по швам. Но он выдерживал, а в непрестанном мерцании жёлтых лампочек было видно, как со страшной скоростью близится земля. И всё яснее там, внизу, среди нагромождения горных цепей и вершин, очерчивались похожие с высоты на полумесяц контуры посёлка.

Истошный вой сирен пронзил тишину.

Алекс и Борис вскочили с колен, завертели головами. Там, за стеной, в оркестр вливались всё новые репродукторы. По сигналу воздушной тревоги предписывалось немедленно проследовать к ближайшему бомбоубежищу — но откуда ему было взяться на территории заброшенного комбината, отрезанной от посёлка забором?

— Тревогу же не объявляли, — дрожащим голосом пробормотал Тимур. — Не объявляли!

— А если мы её пропустили? Пока были внизу, — отозвалась, стряхнув оцепенение, Агата.

— Не может такого быть! Всегда предупреждают заранее! — сказал Алекс.

На нервах Борис принялся теребить бороду, взгляд его метался с одного на другого:

— Думаешь, ложная?

И тут где-то над посёлком застрекотал пулемёт. Звук, который так редко доводилось Алексу слышать, но такой до жути знакомый.

Ему было меньше шести, когда они с матерью пережидали в темноте подвала первый в его жизни налёт — по крайней мере, первый из тех, что он помнил. Молчание объединяло людей, лишь тяжёлым дыханием полнился спёртый воздух забитых до отказа катакомб бомбоубежища. Другие дети плакали, Алекс же вслушивался в эхо происходившего там, на улице. В глухие удары, громыхание, трёскотню, что то становились ближе, отчётливей, то удалялись и как будто затихали. Тогда, вновь слыша пулемётную очередь, он с содроганием воображал, что это какое-то ужасное чудище скребёт когтями по бетону перекрытий и вот-вот обнаружит … вот и сейчас, много лет и десятки налётов спустя, по коже снова ползли мурашки, а на лбу выступил холодный пот.

Говор пулемёта оборвался хлопком, после которого задрожала лежащая на полу крышка ящика. Все четверо шахтёров бросились бежать тем же путём, каким пришли: обратно в коридор главного корпуса.

В ближайшем по коридору окне не уцелело ни единого стёклышка, насквозь прогнила деревянная рама. Отсюда открывался вид на предзаводскую площадку: настил из нечищеного снега, автомобильная колея от ворот комбината до погрузочного цеха, а фоном всему — забор. Ничего кроме.

Опять раздались над посёлком выстрелы, а затем — нарастающий шум рассекаемого воздуха, грохот пропеллеров.

Чёрная тень пробежала по снегу. Здание затряслось, из-за пристройки погрузочного цеха вылетел вертолёт. Пронесся на малой высоте, едва не задевая забора, выпустил по посёлку длинную очередь.

— Венатор! — крикнула Агата, ныряя к подоконнику. — Все вниз!

По её ли команде или же рефлекторно, остальные рухнули на пол. Алекс полусидя прижался к стене.

— Смотрите! — он показал вверх, на небо.

Невыносимый шум заставил их схватиться за уши.

Вздымая лопастями настоящий вихрь, вертолёт опускался в середину предзаводской площадки. Никто не успел опомниться, как машина уже пронзила наст лыжами и утонула в снегу по самый фюзеляж. Винты продолжали вращаться, а здание, казалось, вот-вот затрещит по швам от грохота.

Ещё мгновенье — и двери вертолёта раздвинулись. Четыре фигуры в белых комбинезонах спрыгнули на землю, побежали прямо к главному корпусу комбината. В руках у них сверкало оружие.

Секунды решали слишком многое. Алекс встал, попятился от окна, и, развернувшись, устремился прочь:

— Уходим! Живо!

— Врассыпную! — крикнула, тоже на бегу, Агата.

С быстротой ракеты она влетела в погрузочный цех. Кровь бешено пульсировала, на пределе возможностей работали мускулы. Лишь оказавшись под прикрытием ящиков, Агата позволила себе выдохнуть.

Но тут же её широкие от ужаса зрачки заметались по сторонам, и вот застыли, сфокусировались на грузовой машине.