— Не она. Но и не ты. А это уже что-то.

— Кто бы это ни был, он следил за нами и слышал… Смотри! — поравнявшись со столом диспетчера, Тимур поднял коммутатор внутренней связи: чёрная коробка свисала на проводах с края стола. Горящая лампочка свидетельствовала об открытом канале вещания, но динамик молчал. Отсоединив устройство от проводов, Тимур бросил его на стол.

— Какими же мы были кретинами! Настоящими кретинами! — проговорил он. — Мы устраивали дежурства, пересменки, условные сигналы, но элементарно не озаботились перерубить единственный канал связи с управой. И это — зная, что кто-то содействует Энцелю! С того момента, как мы остановили работу комбината, а потом пришли сюда за оборудованием для твоей речи, оставив всё без надзора… с того самого дня этот подонок безо всяких помех наведывался сюда и докладывал Энцелю о каждом нашем шаге. А мы даже сейчас не смогли его обезвредить, упустили…

— И всё же, такого мы больше не допустим. Какой толк от перебежчика, который не сможет ни делиться информацией, ни получать указания? — сказал Алекс.

— Пока не выясним, кто за этим стоит, давай помалкивать.

— Согласен. Только как же твоя губа? — Алекс виновато поморщился.

— Что-нибудь сочиню, — бросил Тимур. — И да, Алекс, Мари мы вытащим. Это уж будь уверен.

Стёкла окон и балки перекрытий погрузочного цеха вибрировали от шума голосов. Возле оружейной толпа окружила нескольких человек: те, судя по всему, пытались что-то объяснять, но их постоянно прерывали шквалом выкриков.

Кто-то незнакомый Алексу перехватил их с Тимуром на полпути к сборищу и затараторил:

— Вон они, идут! Ну и манера же у вас — исчезать бесследно! Где вас носит?

— А в чём, собственно, дело? — поинтересовался Тимур.

— В управе и рядом какая-то активность началась, — из-за спины незнакомца возникла Агата. — Ребята дежурные не могут понять, что там затевается.

— Активность? Что именно? — нахмурился Алекс, перескакивая взглядом то на Агату, то на Тимура.

— Снуют туда-сюда по кабинетам, гремят чем-то позади управы. Кого-то из приспешников Энцеля даже на крыше видели. Конспирироваться и не думают, всё в открытую! Тут один парень вообще сказал, что…

— Это я, я говорил! — к ним подбежал Гюнтер, как всегда энергичный и по виду куда менее встревоженный, чем остальные. Похоже было, что он воспринимает всё происходящее за игру и очень польщён своим в ней участием. — К ним приехал поезд! Я сам видел, — доложил Гюнтер с нескрываемой гордостью.

— Да брешет мальчонка! — заявила Агата. — Не мог он…

Гюнтер выглядел глубоко оскорблённым:

— Да что вы думаете, я поезд не узнаю, что ли?

— Мне кажется, Агата не об этом, — сказал Алекс. — Тут ведь нет мест с видом на железную дорогу.

— Вообще-то есть такое место, — затейливый блеск разгорался у юноши в глазах. — И даже не одно.

— А покажешь?

— Да, сходи с ним, — включился Тимур. — Агата, помоги разогнать этот балаган. Нужно организовать людей, раздать оружие и усилить периметр площади. Мы должны быть готовы ко всему.

Когда те скрылись в толпе, Гюнтер потянул Алекса за рукав куртки:

— Пойдёмте, дядя Алекс! Только не забудьте перчатки, без них туда лучше не соваться. А то без кожи на руках останетесь!

Место, о котором говорил парнишка, оказалось у всех на виду и от того прозаичней, чем Алекс мог вообразить. Дымовые трубы домен действительно достигали такой высоты, откуда можно было бы рассмотреть не только площадку за управой, но и, как ему мыслилось, добрую половину посёлка от четвёртого комбината до ворот тоннеля.

— И что, лезть прямо туда? — Алекс с недоверием оглядел уходящий в вертикальную бесконечность ряд голых железных скоб. Уже сам их вид вызывал лёгкое головокружение.

— Ага! Мне по началу тоже было не по себе, но потом аж стало нравиться, — подбодрил его Гюнтер.

— Как ты вообще там очутился?

— Ну, мы с друзьями спросили дядю Тимура, чем можем быть полезны. Мы ведь тоже не хотим без дела сидеть, когда вокруг такое! Он сначала сказал: ничем, для работы и взрослых хватает. А потом сказал: можете наблюдать за управой, если хотите. Мы спросили — «откуда?» А он — «откуда хотите», — парнишка замялся. — Ну вот, мы и нашли.

Совет про перчатки Гюнтер давал не напрасно: закованные в лёд скобы были зыбкой опорой, и приходилось всякий раз тщательно убеждаться, что держишься крепко, прежде чем делать следующее движение. Когда Алекс добрался до уровня крыши главного корпуса, то впервые посмотрел вниз. В дежурных сменах по очистке снега он многократно работал на такой высоте, но сейчас мог бы поклясться, что находится в разы выше. Раньше и предположить было трудно, как сильно восприятие зависит от того, есть под тобой твёрдая поверхность или нет.

— Давайте, дядя Алекс, вперёд! — крикнул снизу Гюнтер. — У вас получается!

Останавливаясь лишь для коротких передышек, оба вскоре залезли со ступеней на узенький мостик, который окольцовывал верхушку трубы.

— Держитесь за перила, а не то поскользнётесь! — предупредил Гюнтер.

Здесь, на этой верхотуре, Алекс не без удивления обнаружил, насколько мал на самом деле мирок, где он родился и провёл всю жизнь.

Чтобы увидеть восточную сторону посёлка, потребовалось отойти по мостику дальше от лестницы и выглянуть из-за кирпичной кладки. Здание управы с двускатной крышей в центральной части и плоскими флигелями занимало своё законное место за главной площадью, которая отсюда казалась не больше лестничных клеток в жилых домах.

И тут Алекс заметил его. Гюнтер отнюдь не фантазировал: позади управы, вдоль всей длины сортировочного склада, покоилась чёрная змея из вагонов, роль головы у которой играл тепловоз в форме почти идеального параллелепипеда без видимых рубок и надстроек. Вокруг поезда сновали люди: из недр его выгружались кранами мешки, продолговатые контейнеры и другие грузы, на расстоянии неразличимые. Чёрные фигурки копошились у ящиков, курсировали туда-сюда между складом, управой и станцией снабжения.

Из всей этой картины что-то явно выбивалось.

И дело здесь было едва ли в одном поезде, прибытие которого по непонятной причине не застало Энцеля врасплох. Лишь спустя полминуты Алекса прожгло, будто разрядом тока, озарение:

— Да откуда… откуда их столько?

Даже грубый расчёт приводил к выводу, что людей было на порядок больше, чем всегда находилось в подчинении Энцеля. Если не на несколько порядков: даже сейчас в поле зрения попадали около семи-восьми десятков чёрных шинелей. Гюнтер ответил что-то, но Алексу стало уже не до него.

Взгляд проскользнул по само́й управе и сфокусировался на углах крыши, обращённых в сторону площади: и на той, и на другой оконечности флигелей по четверо человек устанавливали на треноги какие-то механизмы. Сев справа от Алекса, где обзор был шире, Гюнтер прошептал:

— Что они делают?

— Я, кажется, знаю. Это пулемёты: примерно как на венаторах, только больше. У них вся площадь будет как на ладони!

— А вон там что?

— Где?

— Вон, в конце поезда, — Гюнтер указал пальцем на самый восток долины. Там, за чередой крытых вагонов, стояла платформа, поверх которой, во всю её длину и ширину виднелось нечто громоздкое, задрапированное брезентом.

Алекс опустил голову; чем дольше вглядывался он в эту платформу и её груз, тем более становилось ему не по себе.

Периферийным зрением он заметил вдруг ярко-красную точку на куртке Гюнтера: подрагивая как солнечный зайчик, она двигалась выше и выше — к сердцу.

Случилось всё молниеносно.

Выстрела он не услышал. В следующее мгновение юноша, беспомощно раскинув руки, повалился на спину. Тотчас же Алекс рванул назад, под прикрытие трубы, с единственной мыслью: «началось».

Марка разбудило пронзительное жужжание некоего механизма: будто кто-то водил по стеклу пилой. Потирая веки кончиками больших пальцев, юноша сел на кровати.