— Как же не наше, если мы в том тоннеле чуть навсегда не остались! — бросил Алекс ему вслед. — Или мы могли бы лежать сейчас в больнице вместе с Эдом! А если завтра подобное опять случится? Снова будешь готов взять всё на себя?

Люди в комнате стали поворачивать к нему головы.

— Мне не нравится ход твоих мыслей, Алекс. Завязывай с этим, — осадила его начальница. — Пролом — это случайность, и только. Повторю ещё раз — у нас есть работа. Сосредоточься на ней. Уверяю, поможет выкинуть лишнее из головы.

Отодвинув пустую тарелку из-под закусок, она тоже стала собираться.

— Просто дождёмся весточки от Энцеля, — предложил Алексу взрывотехник, — а там и видно будет.

Прошло три дня, а весточки всё не было. По наказу бригадирши Алекс вкладывал максимум сил в дело; от перерыва до перерыва работа поглощала его без остатка. Но каждый раз, стоило пройти мимо старого штрека, в голову упорно лезли навязчивые мысли. Он продолжал ждать весточки, а интуиция подсказывала: на связь Энцель не выйдет и выходить не планирует.

Субботний разговор постепенно улетучивался из памяти, а все вокруг, казалось, забыли уже и о самом инциденте с проломом. Пока на четвёртый день тот — при весьма непредсказуемых обстоятельствах — снова не напомнил о себе.

Глава 4

Ворота разъехались в стороны, и чёрная легковушка выползла за ограждение; было заметно, с каким трудом колёса, наполовину заслонённые пластинами, пережёвывают липкое месиво из наледи и снега.

— Взлетать отсюда в такую погоду он не рискнёт. Наверняка будет тащиться по земле до утёса, — сказала Рика.

Прильнув к оконному стеклу, Марк наблюдал, как по мере отдаления обеих машин их очертания поглощает метель. Вскоре только габаритные огни отрывисто маячили сквозь пелену.

Он обернулся:

— Почему ты считаешь, будто главного Энцель вызвал?

— А куда ещё его могло потянуть, ну… сейчас? Мозгами пораскинь, ну.

Девушка развалилась в кресле, забросив ноги на полку кофейного столика; контуры её лица таяли, терялись в приглушённом зареве светодиодов.

— Лётное поле? — предположил Марк. Но поняв, что предположение неуместное, сам же поспешил оговориться. — А, ну нет. Явно не лётное поле.

— Ты делаешь успехи, — донёсся из тени насмешливый голос, — продолжай в том же духе. И поразмысли вот о чём: стал бы такой человек, как Энцель, поднимать шум из ничего? Вот лично я уверена, что не стал бы.

— Но нам по большому счёту известно мало, — юноша встал спиной подоконнику.

— Трансляцию их разговора вёл ты, не я. И Энцель был обеспокоен. Это твои слова.

— Я к тому, что за фразой о «раскрытии операции» может стоять что угодно.

— Ты прав в одном, друг мой: что за «операция», я действительно понятия не имею, — произнесла Рика таким скучающим тоном, будто зачитывала вслух биржевую сводку, — зато «раскрытие» — это означает, кому-то из местных удалось разнюхать лишнего. А раз Энцель беспокоится, то уж можешь мне поверить, дело серьёзное. На прежней должности слов на ветер он не бросал.

— Додумываешь! — воскликнул Марк.

— Это скорее у тебя извилины недоваривают. Почему-то боишься выводы очевидные делать, — отпарировала она. Её силуэт наклонился в сторону юноши. — Знаешь, — в голос Рики вернулись язвительные нотки, — ты сейчас мне напомнил себя того, каким был сразу после появления на базе. Ох и жалкое было зрелище! Помнишь?

Он, разумеется, помнил.

Раскалённым железом врезались ему в память первые недели, когда, брошенный на произвол судьбы, он изо всех сил пытался свыкнуться с незнакомой, до враждебности чуждой обстановкой. Пребывая в круглосуточном напряжении, сторонился других людей, не ступал и шага за пределами треугольника между работой, столовой и казармой.

В голове застряла одна-единственная мысль: здесь ему не место. Он вскакивал по ночам, в тысячный раз жалея о содеянном, ругая себя за чересчур длинный язык. Мечтал снова вернуться в город, к привычной жизни; столь великим благом казалась она теперь!

Текло время, но по-прежнему одолевала Марка бессонница, пища не лезла в горло. Работа вконец осточертела, и он с трудом заставлял себя садиться за пульт.

Порой становилось до того невмоготу, что он готов был бросить всё и чуть ли не на коленях умолять начальника базы — «главного», как его тут называли — о переводе обратно в город. Сдерживало только горькое осознание, что подневольная командировка не исчезнет по щелчку пальцев.

А потом всё это ушло. В одночасье — со скоростью поезда, проносящегося мимо закрытой на ремонт станции метромаглева.

Всё закончилось, когда он впервые встретил Рику.

Вернее, до того дня ему доводилось видеть её многократно — девушка то мелькала возле жилого блока, то быстрым шагом проходила по штабным коридорам. И всякий раз, где бы они не пересекались, бросала на Марка недолгий, пробирающий до мурашек взгляд. Причина оставалась ему неведома, как отсутствовало и желание разбираться; увлечённый собственными мыслями, он не придавал этому особого значения. Но однажды события обернулись совсем уж неожиданно.

Была середина октября. Восточный ветер, окрепнув, приносил сухие листья, а на склонах уже начинала желтеть трава. С каждым днём погода становилась всё капризнее.

После обеда Марк по обыкновению опрокинул содержимое подноса в мусоросборник, направился к выходу, и по пути почувствовал на себе чей-то взгляд. Девушка стояла недалеко от дверей, разговаривала с кем-то. Её глаза — большие, глубокого карего цвета — показались ему неприветливо строгими, изучающими. Пожалуй, впервые; или же раньше он просто не позволял себе смелости глядеть в ответ так долго.

Как бы то ни было, Марк прошмыгнул мимо — на улицу. И уже шагая по дорожке, усаженной голубоватыми кипарисами, заподозрил — его преследуют. Поначалу он списал всё на нервы, не стал оборачиваться. Но на проходной жилого блока это случилось само собой, машинально: девушка шла тем же путём, хоть и на почтительном расстоянии.

Заперев дверь, он обхватил ладонями затылок. Тряхнул головой и попытался отбросить наваждение. «Разве не могло найтись для этого ясной, логичной причины — подумалось ему, — наверняка нашлось бы: возможно, у неё просто сейчас тоже нет смены, она тоже просто идёт домой — что в этом такого?»

Марк подошёл к кухонной стойке, взял с полки стакан, поставил под струю из крана; пальцы тряслись мелкой дрожью.

Вода уже заполнила стакан до краёв, когда вдруг раздался стук в дверь. Стук слишком реальный, чтобы быть плодом воображения, даже самого воспалённого.

Бесшумно, по-кошачьи переставляя ноги, Марк оказался у двери. Тревожно посматривая на ручку, произнёс:

— Кто это?

— Откройте. Нужно поговорить, — послышался незнакомый женский голос.

Как в бреду плыла перед глазами серая в полоску стена комнаты. Несколько секунд Марк медлил, колебался. А затем, не ведая, что и зачем делает, потянулся к защёлке. Быть может — только мелькнула единственная мысль — настало время отдаться на волю судьбе, ведь если незнакомке что-то известно, то вряд ли она отвяжется сама. Если же нет — значит, и бояться нечего.

— Я могу войти? — спросила девушка. Крепкой комплекции, притом довольно стройная, она на голову возвышалась над Марком; острые скулы и плоские щёки придавали её лицу оттенок холодной суровости.

— Кто вы такая? — Марк попятился.

Она вступила в комнату, и, продолжая буравить юношу взглядом, защелкнула у себя за спиной дверь. Слышен был шелест воды, что расплёскивалась из переполненного стакана по раковине.

— Мы уже встречались раньше, — проговорила девушка спустя пару мгновений безмолвия, в течение которых Марк обрадовался бы хоть под пол провалиться.

— Я работаю связистом у главного, — начал он неровным голосом, — возможно, мы пересекались… Послушайте, что вам…

— Нет, не здесь, — сказала она. — Раньше. В городе, в башне.

Ком, подступивший у Марка к горлу, будто бы закрыл словам путь наружу. Не сходя с места, девушка осмотрела комнату. Задержалась на чём-то и проговорила: