На пляже возникла небольшая суета — все зарыскали по сумкам, пакетам и рюкзакам в поисках репеллентов. Я вспомнил, что заботливый Паша Веселов тоже сунул мне какую-то дрянь, и пошарил в сумке. Так и есть. Я вытянул яркий баллончик и собрался было предложить своей даме, но оказалось, что дама меня временно покинула. Поискав её глазами и не найдя, я щедро окропил себя с головы до ног.

Наконец отряд был готов к встрече с врагом, и мы тронулись в путь. Я поискал глазами Шалугина. Светло-серое сафари маячило впереди. Две девушки, которых я приметил ещё на ладье, от него не отставали. Меня это устраивало. С таким «хвостом» ему труднее будет освободиться из-под моей опеки.

По узкой тропе идти пришлось по двое. Рядом со мной, шаркая по камням и шумно дыша, топал тот самый пассажир, что одолевал гида насчёт предстоящего рациона. Видно было, что прогулка даётся ему с большим трудом. Какое-то время мы шли молча, пока, наконец, он не обратился ко мне:

— Слушай, кореш, — спросил он миролюбиво, — у тебя полечиться нечем? — он обозначил свою болезнь красноречивым щелчком по горлу.

— Извини, старик, не пью, — ответил я с искренним сожалением.

— Н-да, дела, — разочарованно произнёс он и, наклонясь ко мне, доверительно сообщил:

— Представляешь, не помню, как на эту баржу попал. Гуляли вчера у Коляна, ну там, в Питере, — он махнул рукой куда-то в сторону Магадана. — Это помню. А дальше — всё. Провал во времени и пространстве.

— Бывает, — посочувствовал я

— Бывает, — согласился он и надолго задумался. Должно быть над парадоксами пространственно-временного континуума.

Заявленные в программе кровожадные северные комары ждали нас там, где тропа начинала петлять в зарослях можжевельника. Морской бриз здесь уже не властвовал, и эскадрильи кровососов тучей висели над тропой.

Почуяв людей, они яростно бросились в атаку. Ряды наши дрогнули, но репеллентовый смог намертво держал оборону. Только самым отчаянным камикадзе удавалось впиться кому-нибудь в шею или голое плечо, о чём свидетельствовали смачные шлепки и нечленораздельные возглас жертв. Пашино снадобье оказалось на высоте: надо мной вился целый тумен этих голодных тварей, но ни один даже не посмел приблизиться. Питерского философа комариная братия и вовсе избегала, шарахаясь от его пропитанной перегаром ауры.

Наконец подъём закончился, а вместе с ним заросли можжевельника и комариные напасти. Мы вышли на большую плоскую поляну, со всех сторон окружённую орешником. И перед нами, точно мираж в пустыне, возник сказочный городок, окутанный флёром опустившейся белой ночи. Не простой это был городок, а старинный. Уходили в светлое небо луковичные крыши теремов. Деревянные дивные птицы и кони сидели над крыльцами, охраняя эти необыкновенные жилища. Из стрельчатых резных окон лился на поляну колдовской свет.

— Чтоб я так жил! — восхищенно воскликнул мой спутник. Новое измерение явно пришлось ему по душе.

— Господа, прошу внимания! — напомнил о себе гид. По причине вечерней прохлады он успел облачиться в какую-то хламиду, похожую на инквизиторский плащ.

— Господа, — повторил он, когда хвост группы подтянулся к поляне, — мы с вами находимся на настоящем боярском подворье 13 века. Всё, что вы видите вокруг, — он взмахнул полами своего балахона, будто крыльями, — результат работы уникальных мастеров, сумевших воссоздать дух древнего русского зодчества. Архитектура представленных здесь построек, деревянная резьба, а также утварь и внутреннее убранство — всё точно соответствует той исторической эпохе.

— Можно вопрос, командир? — вмешался в лекцию мой беспокойный спутник.

— Да-да, — с готовностью отозвался гид.

— Вы что-то говорили насчёт славянской кухни. Ну, каши там и всё такое… — со всей возможной деликатностью, на которую был способен, напомнил об обещанном петербуржец.

— Конечно, конечно, — спохватился гид, — вас ждёт великолепный ужин и отдых. Разбивайтесь по шесть человек и выбирайте себе терем по вкусу. Ваши — те, что слева.

Теремов было десять. Они располагались «подковкой» вокруг поляны и призывно смотрели на нас своими волшебными окнами.

— Давай в этот рванём, — толкнул меня в бок мой новый приятель и кивнул на ближние хоромы с длинным высоким крыльцом.

— Давай, — мне было всё равно, куда идти ужинать.

Краем глаза я заметил, как Шалугина, взяв под руки, потащили в соседний терем всё те же девицы. Можно было и мне пристроиться в их компанию, но я решил не торопить событий и направился вслед за питерцем.

Терема и вблизи поражали своей мощью и тщательностью отделки. Я с уважением остановился перед высокой лестницей, разглядывая затейливые резные балясины. Что и говорить, сработано мастером.

Не я один был поражён увиденным. Восторженные «охи» и «ахи» плавали над поляной вперемешку с английским «beautiful!» и детским чириканьем.

— Руки вверх! — властным шёпотом вдруг скомандовали мне прямо в ухо.

Я молниеносно обернулся — и ничего не увидел. Зато несколько пахучих цветков хлестнуло меня прямо в лоб. Я резко схватился за них — и вытащил из-за спины хохочущую Джил.

— Вот это реакция! — весело похвалила она и уцепилась за локоть. — Сбежать хотел? От меня не убежишь. На ужин, мистер Карельцев!

Отступать было некуда. Я вздохнул и сдался.

— Прошу Вас, миледи, — пригласил я, и мы церемонно взошли на высокое рубленое крыльцо.

Ещё в дверях нас встречал целый фейерверк запахов. Пахло поджаренной на сале картошкой, молодым лучком, только что испечённым ржаным хлебом, чистыми полотенцами, домашним уютом. Оставив в сенцах свои вещи и умывшись над низкой кадкой, мы вошли в терем и замерли на пороге.

По просторной горнице плыл приглушённый свет, рождаемый стилизованными под свечи светильниками. А посреди горницы стоял стол. И не стол даже — огромный дубовый столище. Его доски были выскоблены до матового паркетного блеска. А на них …

Картошка, скворчащая в двух чугунных таганах, блестящие маринованные маслята в судочках, квашеная капуста с алыми глазками клюквы в простом липовом корытце, большие, как снаряды, солёные огурцы прямо в бочонке. Белоснежная ветчина, розовый окорок и перламутровая нарезка из сёмги скромно возлежали на широком берестяном подносе. Хлеб располагался отдельно, нарезанный крупно, от души. В центре стола имел место целый противень жареного в сметане сига.

Такой стол сделал бы честь любому московскому ресторану. Я с удовлетворением отметил про себя платёжеспособность своей конторы.

А из-за расписной белёной печки тем временем, из-за цветастой ситцевой занавесочки выплыла в расшитом сарафане, в бисерном высоком кокошнике румяная, красивая, улыбчивая хозяюшка терема.

— Проходите, гости дорогие, рассаживайтесь. В дороге-то, чай, намаялись, — окала она, подавая нам с Джил по вышитому рушнику, — вот и на столе стынет всё.

Мой питерский приятель уже восседал в дальнем углу стола, нетерпеливо ёрзал на лавке и обрадованно махал нам обеими руками:

— Братан, давайте сюда. Я места зачалил.

Сказать по правде, мест за столом было полно, если не считать занятого самим питерцем.

Но я был тронут. Я пропустил Джил вперёд, и мы уселись на широкие лавки, покрытые половичками. Джил немедленно принялась разглядывать половички и рушник.

— Слышь, командир, — косясь на неё, обратился ко мне мой новый приятель, — познакомь с барышней.

— Джульетта, — не дожидаясь моего представления, сказала Джил и протянула питерцу свою руку.

Тот поспешно вытер свою лапу о край майки, осторожно пожал кончики её пальцев и скромно представился:

— Толик.

Впрочем, он мог бы и не называть своего имени — оно было оттатуировано на его сарделькообразных пальцах. По букве на сардельку.

А народ прибывал. Вслед за нами в горнице появился интеллигентнейшего вида добродушный старикан с пивным брюшком, тростью и чеховским пенсне на носу.

— Привет честной компании! — провозгласил он с порога и удовлетворённо крякнул, увидав стол.