— Но ведь столько лет прошло, — попытался я возразить, — может, зря вы так?

— Лет? Эх, парень, да под этими скалами лежит такое, что и через тысячи лет рвануть сможет. Про Апокалипсис слышал, конечно? Так вот, если конец света когда-нибудь и начнётся, то начнётся он отсюда, с этого самого острова. Ладно, — сказал он вдруг как-то устало, — пойдём. Пока совсем не рассвело, надо до места добраться. А там всё и сам увидишь.

Мы снова углубились в подлесок. Теперь шли молча, лавируя между белеющими в сумраке берёзками. Под ноги всё чаще стали попадать камни, и я то и дело спотыкался о них. Шалугин шёл впереди уверенно, как танк, и у меня даже возникло подозрение, что он видит в темноте.

Где-то справа от нас слышался ручей, о котором говорил Шалугин. Тот самый, с живой водой. Он почти не петлял в зарослях, и мы всё время держались направления на север. Навстречу дул бодрый морской ветерок и пробирал до костей. Пока мы бегали от погони, холод как-то не ощущался, не до него было. Теперь же, оставшись в одной футболке, я дрожал как эпилептик в момент припадка.

Заметив мои страдания, Шалугин посочувствовал:

— Что, холодно? Надо было камуфляж снять с охранника. Сейчас бы не трясся.

От такого предложения меня ещё больше пробрал озноб. Шалугин покосился на меня и усмехнулся:

— А ты чистоплюй, Сергей Александрович. Ничего, скоро на месте будем, отогреешься.

И в самом деле, не прошло и пяти минут, как мы оказались на ровненькой ухоженной поляне.

В сумраке, совершенно неожиданно для себя, я разглядел две большие вальяжные скамейки, выкрашенные в белый цвет, и бак для мусора в виде раковины с открытой створкой.

Посреди поляны темнел рубленый колодец с воротом, из-под которого и пробивался ручей.

— Вот и пришли, — объявил Шалугин, — утром сюда припрутся туристы и будут торчать где-то до обеда. А часа в два явятся на уборку дворники. До них надо бы вернуться успеть.

— Откуда вернуться? — не понял я и ещё раз оглядел поляну.

— Как откуда? Из лабиринта, конечно. Вход вот он, перед тобой, — Шалугин показал рукой на колодец, — как только опустишься на глубину трёх метров — почувствуешь под ногами дно. Сразу

ныряй влево. Там лаз. И не дрейфь, вода тебя сама выпихнет.

Шалугин поправил на спине автомат и первым шагнул к колодцу.

— Ничего себе способ согреться, — пробормотал я, неуверенно двигаясь за ним.

Шалугин перемахнул через сруб и загромыхал цепью. Прежде чем прыгнуть вниз, он обернулся и сказал с усмешкой:

— Добро пожаловать в преисподнюю.

Лабиринт. Несколькими минутами позже.

Я зря испугался воды. Она оказалась неожиданно тёплой, почти парной. Вынырнув с той стороны лаза, я очутился в кромешной тьме. Точно слепой, я зашарил руками вокруг себя, натыкаясь лишь на пустоту и скользкие камни. Из темноты меня схватили сильные руки и вытащили на каменную банку.

— Осторожно, — предупредил невидимый Шалугин, — здесь низко, береги голову. Дальше, пока не скажу, придётся ползти на четвереньках.

Несмотря на предупрежденье, я всё-таки чувствительно стукнулся затылком о какой-то выступ на потолке, после чего стал предельно внимателен. Передвигаться пришлось не только на четвереньках, как обещал Шалугин, но кое-где даже и на брюхе. Вокруг было тепло, сыро, хлюпала вода, и я чувствовал себя, как Иона во чреве кита.

Но всё когда-то кончается. Закончился и наш беспримерный переход.

— Баста, — гулко раздался впереди голос Шалугина, — можешь принять вертикальное положение.

Я осторожно выпрямился. И в самом деле, над головой была пустота. Шалугин чем-то зачиркал в темноте, пытаясь зажечь огонь. Я подошёл к нему. Мои шаги эхом отдались где-то вдали и я понял — мы находимся в каком-то огромном замкнутом помещении, возможно пещере. Здесь уже не чувствовалось той сырости, что была в тоннеле. Да и под ногами шуршал сухой каменный щебень.

— Скажите, Александр Иванович, — спросил я, — а что, тот путь, каким мы сюда попали, единственный? Почему этот ваш Гоффман так хочет его найти?

— Вообще-то есть и другой вход. Главный. После аварии его взорвали и залили бетоном. Вот до него-то они и пытаются добраться. Даже шахту построили, олигархи хреновы, — Шалугин снова зачиркал спичкой. — А этот лаз мы нашли случайно, ещё тогда, в 43-м. Про него знали только я и полковник.

Наконец спичка вспыхнула, выхватив из тьмы фрагмент серой доломитовой глыбы. Шалугин поднёс огонёк к длинной магниевой свече, которая неизвестно откуда взялась у него в руке, должно быть, была припрятана здесь заранее. Свеча занялась, и белый искристый свет залил всё пространство. Да, это была пещера. Самая настоящая карстовая пещера. Причудливый лес сталактитов и сталагмитов, обступивший нас, казался живым из-за трепетного света свечи. Очарованный, я стоял и смотрел на этот фантастический мир. Воображение уже рисовало мне смутные образы обитателей этого подземного царства. Вот мрачный гном крошит скарпелькой пустую породу в поисках мефриловой жилы. Вот блеснул глаз дракона. А вот и полчище скелетов в истлевших одеждах бряцает ржавыми мечами и алебардами…

— Нужно добраться до аварийной подстанции, — деловым голосом произнёс Шалугин, и мой сказочный мир распался на атомы. — Иди за мной след в след. И учти: здесь полно ловушек. Чуть оступишься — и пиши пропало.

Сказав это, он уверенной походкой двинул через сталагмитовые джунгли. Только сейчас я заметил, что не только природа потрудилась над интерьером пещеры. Кое-где явно человеческой рукой были вырублены ступени или сбиты наросты с тем, чтобы можно было бы легко пройти через каменный бурелом.

Несколько раз мне попадались какие-то непонятные знаки, выбитые прямо на камне.

— Что это? — спросил я Шалугина.

— Клинопись, — ответил он, не оборачиваясь. — Она тут везде.

— И что означают эти надписи?

— А пёс их знает. Наши умники пытались, конечно, разобраться. Вроде что-то даже прочитали, так, самую малость. Не то таблицы какие-то, не то инструкции. Но всё так путано, что сам чёрт голову сломит.

— Чей же это язык? — не унимался во мне дух исследователя.

— Говорят, похож на древнешумерский. Только тот, вроде бы, гораздо примитивней.

За разговором я не заметил, как первобытный колорит пещеры мало-помалу стал сменяться технократическим. Изредка стали попадаться толстые электрические кабели, свисающие с потолка, как лианы. Они вели к здоровенным рубильникам, врезанным прямо в стены пещеры. Над головой то и дело проплывали светильники в ребристых рубашках.

— Если запустим дизель, здесь будет светло, как в супермаркете, — пояснил Шалугин.

— А далеко ещё?

— Да, считай что дошли.

Вскоре мы остановились перед массивной стальной дверью с большим поворотным колесом посредине. Такие двери ставят обычно на линкорах или подводных лодках. Здесь же, в пещере, она казалась нелепой, чужеродной.

Шалугин деловито оглядел колесо и налёг на него всем телом. Оно не подалось.

— Ну, чего смотришь, помоги! — крикнул он мне.

Я тоже вцепился в колесо. Минут пять мы сопели и матерились. Тщетно. Колесо не сдвинулось ни на дюйм.

— Прикипела, мать её, — плюнул с досады Шалугин. — Эх, долбануть бы чем… А ну, отойди-ка, Сергей, — бросил он мне вдруг и, вскинув автомат, саданул по двери длинной очередью.

Пещера наполнилась таким грохотом, что у меня заложило уши. Автомат смолк. Но эхо ещё долго металось по глухим закоулкам лабиринта.

— Ну вот, — засмеялся Шалугин, — заодно и всех чертей распугали.

Мы снова налегли на колесо. На этот раз дверь с раздирающим душу скрежетом отворилась, и мы очутились в огромном помещении с бетонным полом и высокими сводчатыми потолками. Это была та самая подстанция. Четыре одинаковых генератора, громоздких как мастодонты, стояли здесь, выстроившись в ряд, и всем своим видом излучая какую-то первобытную мощь. От них в дальний конец зала, где стоял здоровенный распределительный щит, ползли разноцветны-ми змеями толстые силовые кабели.