— Сергей Александрови — и - ич! — пронёсся по саду восторженный стон — и ряды, тщательно выстраиваемые для съёмок, дрогнули.

Я успел лишь невнятно преподнести свой монументальный букет Эльвире, а дальше был окружён, схвачен и воздвигнут в центр многоэтажной пирамиды желающих засняться на память. Несколько колких вспышек — и этот миг был навсегда запечатлён для потомков.

Пирамида снова рассыпалась, и возгласы вокруг моей персоны утроились:

— Мы вас так ждали!

— Ой, мы думали, вы не придёте!

— Ой, мы думали, вы уехали уже!

Я ошалело вертел головой, никого не узнавая. Ни девчонок в длинных платьях с вечерними причёсками, ни мальчишек в щегольских костюмах — даже жесты у них стали другими, величественно-небрежными. «Где же Лика?» — подумал я, но тут откуда-то, похоже, с самого неба, послышались звуки вальса.

— Дорогие выпускники, в зал! К столу! — захлопотала Эльвира. И она была неузнаваема сегодня в светлой, прозрачной накидке. Ей очень шли мои розы.

— Жаль, что вы не успели на церемонию вручения, — с сожалением заговорила она, когда мы вернулись к школе.

— Дела, — коротко объяснил я

— А где вы теперь?

— В Оленегорске, — нашёлся я, не задумываясь.

— Желаю вам успеха, — с чувством произнесла она. — Надеюсь, коллега, вам запомнится наш скромный выпускной бал.

Я заверил Эльвиру, что не забуду этот бал никогда, пропустил её вперёд, открыв перед ней дверь, вошёл в вестибюль — и замер.

Из увешанной воздушными шарами и цветами полукруглой арки, как из радуги, ко мне навстречу выходила королева. Высокая, стройная, с прекрасной осанкой, с диадемой на голове, она величественно спустилась по ступенькам в вестибюль и приблизилась ко мне, сияя улыбкой.

— Мы рады видеть дорогих гостей на нашем прощальном вечере, — немного заученно произнесла она и подала мне руку в атласной перчатке-митенке, украшенной трогательными цветочками. Я взял эту руку и церемонно поцеловал. Королева присела. В другой руке она держала тиснёную золотом книжицу.

— Ну и ну! — восторженно выдохнул я, ещё не очнувшись от впечатления. — Поздравляю выпускницу. Чем порадуете старого учителя?

— А вот, например, — лукаво глядя, она подала аттестат. Я взял его, раскрыл. Лебедева Анжелика Максимовна, родилась, окончила, показала знания. Напротив каждого из предметов красовались аккуратно выведенные «отлично». С невольным уважением я вернул аттестат девушке.

— В честь золотой медалистки тур вальса, соблаговолите, ваше величество?

— Соблаговоляю, но сначала в буфет, — потребовало величество, — умираю, хочу пить.

Под музыку мы прошли сквозь гирлянды воздушных шаров, свернули в буфет. Здесь плавал подкрашенный софитами лирический полумрак и приглушённо звучало танго. Мы сели за столик, нам принесли на подносе лимонад, два бокала с шампанским и нарезанные фрукты в вазе.

Мы чокнулись краешками бокалов.

— Не звенит, — удивилась Лика.

— Это же шампанское, госпожа отличница. В нем много пузырьков воздуха, а воздух плохо проводит звук.

— Сергей Александрович, — укоризненно улыбнулась Лика. — С физикой теперь покончено на всю оставшуюся жизнь.

— Кстати, о жизни, — я преподнёс ей за хвостик половинку груши. — Какие планы строите? Замуж, как я понимаю.

— Замуж Тамара Силуянова выходит, — сообщила Лика. — Ждут, когда ей восемнадцать исполнится. Нет, я хочу учиться, — она посмотрела на меня прямо. — В Москве.

— Ну, что ж, — сказал я весело. — Значит, встретимся.

— Я надеюсь, — сказала она очень серьёзно.

— А что Андрей Мухряков? Что-то его не видно, — спросил я, чтобы ликвидировать возникшую паузу.

— Как, вы разве не знаете? — удивлённо спросила она, — у Андрея отец же пропал.

— Что значит пропал?

— Не вернулся из шахты. Его уже сутки в забое ищут.

— Вот как? — я насторожился. — А что могло случиться на шахте?

— Я не знаю точно. Какая-то авария. Андрей только получил аттестат — и домой, у него там мать одна.

Мы помолчали. Танго закончилось высокой звенящей нотой, и через минуту за стеной, в зале, зазвучал вальс.

Лика подняла на меня глаза:

— Вы мне обещали танец.

— Это вы мне обещали вальс, королева, — поправил я её, вставая из-за стола.

Мы прошли в зал — здесь было ещё больше софитов, цветов, воздушных шаров. Вальс был упоительным. Глядя на красивые пары, я пожалел, что в моё время танцы в школе не были, как сейчас, обязательным предметом. Я вывел Лику за руку в круг танцующих, и она медленно подняла

на моё плечо руку в белой перчатке.

Внезапно софиты погасли, и музыка смолкла.

— Что это? — тихо спросила Лика.

Кто-то рядом щёлкнул зажигалкой и крикнул в темноту:

— Эй, хорош прикалываться! Врубай музу! — Я узнал голос Гарика Шустрова.

В зале послышался свист, и замелькали огоньки других зажигалок.

— Ребята, — раздался мегафонный голос Эльвиры, — в посёлке авария. Нигде нет света. Потерпите немного и мы всё уладим.

— Братва! — снова заорал Сашка, — Звучок есть у кого? Вжарь!

В притихший зал снова ворвалась музыка, и огоньки зажигалок закружили вокруг нас.

— Подожди минутку, — шепнул я Лике, осторожно снимая с плеча её руку.

— Я с вами, — отозвалась она.

Мы пробрались к выходу и, миновав тёмный вестибюль, оказались на улице. Нас встретила прохладой и сумраком июньская белая ночь. Вдали, за посёлком, стояло зарево. Всполохи пожара беззвучно мечась над чёрными контурами домов, жадно лизали небо. Где-то в центре завыла пожарная машина.

В кармане заверещал комп. Я достал его и набрал код доступа.

— Сергей, ты сейчас где? — закричал в трубку Шатохин.

— В посёлке. Что у вас там за пожар?

— Пожар не у нас. У шахтёров подстанция горит. Причин мы пока не знаем, но горит красиво.

— А чего ж ты тогда мобилишь?

— ЧП в зоне. Радостин просил тебя разыскать.

— Что стряслось, Коля? — спросил я, холодея.

— Приезжай. Сам всё увидишь.

Я выключил комп и убрал обратно в карман. Лика смотрела на меня, зябко обняв руками свои голые плечи.

— Уезжаете? — спросила она, — а как же я?

— Это очень срочно. И очень важно, — я постарался ободряюще улыбнуться. — Ты же знаешь.

— Я знаю, но я так вас ждала, — голос у неё задрожал. — Мы даже не потанцевали…

В глазах у неё и в горле встали слёзы, и она замолчала. На её лице лежал красный отсвет, в каждой жемчужинке диадемы горело пламя пожара.

— Я столько ждала этого дня…, - тихо повторила она, — этого вальса…

— Да, совсем забыл, — спохватился я, засовывая руку во внутренний карман и нащупывая мини-

атюрную амфорку. — Я ведь подарок тебе приготовил. Держи. Береги от света.

— Марсианская капля! — шепотом воскликнула она. — Ой! — она взглянула на меня. — А почему мне?

— Гран-при за хорошую учёбу, — коротко объяснил я, прощально помахав рукой.

— За учёбу? — она грустно улыбнулась, делая за мной несколько шагов по траве.

В последний раз, почти на бегу оглянувшись, я увидел её издалека — одинокий белый цветок, обронённый кем-то возле школы. Может быть, мной.

Через несколько минут машина уносила меня из посёлка, и я уже не мог видеть, как плачет навзрыд за школой, в короне и белых перчатках, золотая медалистка и королева бала Лика Лебедева, одна, посреди пустынного сада, стискивая в ладонях маленькую хрустальную каплю.

Шахта «Прибыльная». 23 июня. Поздний вечер.

В 18.30 пожар, весь день бушевавший в подземных горизонтах и штольнях, вырвался на поверхность. В считанные минуты сгорел весь рабочий городок, склады и лаборатория. Затем огонь перекинулся на энергостанцию. Запылало всё — оплётка силовых кабелей, ленолиум на полу, пластиковая отделка. Не выдержав чудовищной температуры, рванули один за другим оба МГД — генератора, питавших шахту и весь посёлок. Взрывом в куски разнесло крышу аппаратной, и огненный джин взвился в серое бездонное небо.