Мной и сёстрами занимался кто угодно, но не отец. Тем не менее, сейчас, когда я был отдельной личностью, со своим титулом, со своим имуществом, и смотрел на Медведева как на равного, ну или как барон смотрит на графа, мне было проще его оценивать. И я понимал, что это человек, с которым можно иметь дело. Да, многие обиженные подростки кричали бы, что раз он бросил старшего сына, то и делового партнёра может подставить, в случае если тот ему не понравится. Но, с другой стороны, что-то мне подсказывало, что больше он такой ошибки не совершит. И сегодня он получил один из самых важнейших уроков своей жизни. И этот урок не пройдёт даром.

— Отец, я не злюсь на тебя, — произнёс я после, наверное, пятнадцатиминутной паузы в нашем диалоге.

Всё это время отец к чему-то готовился, хотел подобрать слова, начать диалог. Но я это сделал легко и непринуждённо, выявив самую ту суть, к которой он бы ещё не скоро подошёл.

Медведев на миг растерялся.

— Что? Как это? За что ты на меня должен злиться?

— Да ладно, — оборвал я его. — Давай не будем играть в тактичность и обходить неудобные темы, делая вид, что мы ничего не понимаем. Я всё прекрасно понимаю. И прекрасно понимаю, почему ты поступил так, а не иначе. И у меня нет к тебе совершенно никаких претензий. Мне даже удобнее взаимодействовать с тобой как с будущим партнёром и братом по оружию в этой предстоящей войне. Всё-таки у нас с тобой как-то с самого начала не заладились семейные отношения. Однако я думаю, что у нас вполне могут сложиться деловые.

Отец, слушая меня, округлял глаза. У него даже лицо не окаменело — кажется, это хороший знак.

— Алексей… то есть, сын… — начал было он, но я его прервал.

— Ты можешь обращаться ко мне, как тебе удобно. Несмотря на то, что я пятнадцатилетний лысый подросток, относись ко мне как к барону, который некогда имел дела с семейством Медведевых. Думаю, так будет проще всем, и мне в том числе. Потому что если мы начнём вспоминать старые связи, то вспомним старые обиды. А это нам ни к чему. Нас прежде всего ждёт дело.

— Господа, мы вам не мешаем? — вдруг вмешался в наш диалог Лупицкий. — У нас здесь, вообще-то, обсуждение, — напомнил он.

— Да, прошу прощения, господин генерал, — склонил я голову.

— Впрочем, для вас здесь уже мало чего интересного, если вы считаете, что не хотите участвовать в дальнейшем обсуждении, то можете покинуть зал.

Лупицкий предложил это совершенно без претензии. И я всерьёз задумался: может, действительно стоит принять его предложение?

Посмотрел на отца.

— Ну что, пойдём, поговорим? Обсудим наши деловые вопросы?

С позволения генерала Седова, мы с отцом покинули зал совещаний.

Уходили под пристальными взглядами аристократов. Всё-таки у многих были резонные вопросы: кто я вообще такой и что там делаю? Но дипломатичность и тактичность не позволяла задавать вопросы напрямую. А то, что я ушёл куда-то с самим графом Медведевым, порождало ещё большую волну любопытства.

Лупицкий подсказал комнату в дальней части подземелья, где вполне спокойно можно переговорить, при этом без опасений, что нас кто-то подслушает. Идти было около пяти минут, и всё это время отец усиленно размышлял. Я его не тревожил, шагая рядом.

Наконец, мы дошли до нужного помещения. Внутри оказалась довольно удобная комната с длинным диваном, выставленным вдоль трёх стен. Я невозмутимо уселся в самый центр. Отец сел у стены перпендикулярно мне.

— Дима мне много говорил, что ты выдающийся парень и что у тебя большое будущее, — наконец произнёс отец. — Я старался в тебе это разглядеть, честно старался. Но каждый раз, когда мы с тобой взаимодействовали, ты будто нарочно усердно доказывал что никуда не годен. Совершал какие-то глупые, абсолютно неправильные действия. Я тебя не видел, сын. И сейчас ты каким-то образом вошёл в совет, достиг чего-то, и я об этом слышу не от тебя, а от других людей. Но тебя по-прежнему не вижу. Сейчас ты говоришь со мной как мужчина, и это вызывает уважение, но я всё ещё тебя не вижу и не понимаю, как мне с тобой взаимодействовать.

— Здесь всё просто, — пожал плечами я. — Прекрати смотреть на меня как на свой промах или как на неудавшегося сына. Смотри на меня как на обычного человека. Тогда у тебя не будет причин испытывать разочарование. Быть может, у тебя слишком высокие ожидания к членам семьи Медведевых, а я их никогда не собирался оправдывать. У меня, как ты видишь, свой путь. Даже стихия своя.

Медведев поморщился, но покивал.

— Что ж, думаю, твои слова о том, что мне не стоит смотреть, как на сына, справедливы. Но вместе, думаю, мы сможем построить что-то интересное, учитывая тот факт, как много нас связывает. На самом деле, ты зря считаешь, что я не прислушивался к брату. Я ведь дал тебе одни из самых ценных земель нашей семьи, которые, к сожалению, не доходили руки освоить. Но тем не менее ценность их всегда была высока, и много крови пролилось за эти земли, не только с Гадюкиными или Гималаевыми, были и другие семьи. И, быть может, они тоже заявят свои права. Но это, как ты понимаешь, тоже некие подарки тебе.

Слушая его, хотелось хлопнуть себя ладонью по лицу. То есть он считает, что боевые столкновения с полноценными графскими родами должны были как-то помочь пятнадцатилетнему подростку стать сильнее? Но да ладно, допустим.

— Не переживай, в любом случае мы всё держали под контролем и не дали бы тебя в обиду, — продолжил отец.

А здесь, мне кажется, он лукавит. Что бы он сделал? Выкупил бы меня из плена, когда земли были бы захвачены, или воскресил бы из мёртвых? Тоже непонятно. Но да ладно. Думаю, это какие-то юридические особенности, в которые я пока не спешу вылезать.

Отец и сам решил ответить на не заданный вопрос:

— Видишь ли, выделением из рода всё не ограничивается. Глава рода обязан предоставить ряд уроков и опеку своему отпрыску. Многие на это плюют, на что, наверное, и рассчитывали Гадюкин с Гималаевыми. Но… — отец задумался. — Я буду прям и откровенен: всегда считал, что Ольга, царствие ей небесное, что Дмитрий, да и другие преподаватели, очень миндальничали с тобой.

Я же считаю, что для закалки настоящего воина нужна шоковая терапия. И потеря только что обретённых земель, думаю, тебя взбодрила бы, и дала глоток свежего воздуха. А так же понимание, что такое жизнь. Но, смотрю, тебе эти уроки ни к чему.

Я лишь хмыкнул. Отец же, не дождавшись от меня ответа, продолжил:

— Кстати, тебе ещё полагается неплохое состояние. Я рассчитывал выдать тебе его для найма армии и реванша перед Гадюкиными или Гималаевыми, в зависимости от того, кто забрал бы твои земли себе. А ещё ряд предприятий, которыми тебе тоже предстояло бы научиться управлять. Но это будем делать последовательно. Всё-таки процесс здесь не быстрый. Опять же, передача управления требует особых процедур и получения навыков. Поэтому будем действовать последовательно. Но, учитывая, какую хватку ты проявил, может, даже не придётся ждать твоего совершеннолетия.

Отец, говоря это, следил за моей реакцией. Набычусь ли я как подросток, или поведу себя как-то иначе.

Я же, хмыкнув, кивнул:

— Приемлемо. Меня это устраивает. В любом случае отказываться я ни от чего не собираюсь.

— Ну, вот и славно, — покивал отец, продолжая задумчиво оглядывать меня. — Как тебе учёба в Муромской академии?

— Занятно, — хмыкнул я. — Я бы даже сказал, лёгкая.

Отец хмыкнул.

— Ну, это первый курс. Дальше сложность учёбы будет возрастать по экспоненте, так что не расслабляйся.

— Постараюсь не посрамить род… Брониных, — выделяя каждое слово, произнёс я.

— Да уж, — протянул отец.

— Ладно, шучу, — хмыкнул я, глубоко вздохнув. — Ну что, мне бы отправиться учиться. Завтра будет финальное заседание. А дальше начнётся подготовка к боевой операции.

Отец покивал, на миг замешкался от чего-то, будто не мог на что-то решиться. Затем протянул мне свою здоровенную лапищу, которая была раза в три больше моей ладони. Мы пожали друг другу руки. Поднявшись, я ему кивнул и вышел из комнаты. Думаю, отцу есть над чем подумать. А я не хотел бы ему мешать в этом.