Шел пир, когда Скилл вошел в зал, там крики, песни, щедрое застолье, все заняты собой, но Придон, словно и здесь, как в пустыне, сразу же ощутил изменение, резко обернулся и увидел открывающиеся двери.

Скилл с тревогой и жалостью смотрел на брата. До первой злосчастной поездки в Куявию это был веселый парень с открытым и чистым лицом. Он старался выглядеть суровым, сдвигал брови и принимал надменный вид, но все видели, что это чистый и добрый юноша, стремящийся быть лучшим во всем, как и положено юности. Сейчас же из-за стола поднялся в самом деле суровый и жестокий воин. Шрамы на лице и на теле не исчезли, но потускнели, пахнуло железом и кровью, гарью пожаров, а в ушах предостерегающе прозвучал звон клинков.

– Скилл, брат мой!

– Придон!

Они обнялись, Скилл с удивлением чувствовал под своими пальцами упругость дерева, чуть ли не металла. Он встряхнул брата за плечи, снова ощупал его мышцы. Впечатление было такое, что он сжимает ствол дуба, а Скилл помнил, что под его пальцами любое дерево дает сок.

– Ты крепок, – только и сказал Скилл. – Что с тобой случилось, Придон?

– Ты знаешь, – ответил Придон, – ты все знаешь, брат.

– Знаю, – ответил Скилл негромко. – И… не могу ничего сказать.

– Почему? Ты же мудрый, брат!

Скилл покачал головой.

– В таких делах нет мудрых. Даже боги совершают безумства.

Придон спросил настойчиво:

– Но как поступить? Как поступить разумно?

– Как бы ты ни поступил, – ответил Скилл, – все будет неверно.

Он обхватил его за плечи и повел обратно за стол. Гуляки вскакивали, заметив Скилла, выкрикивали здравицу молодому тцару. Скилл улыбался и кланялся, но в глазах старшего брата Придон видел пугающую тоску.

Из-за стола поднялся могучий воин, жестокое суровое лицо в жутких шрамах, толстая шея и плечи, как горы, но глаза смотрели дружелюбно.

– Мой военачальник Печегд, – назвал его Скилл. – Он напросился со мной, чтобы пожать тебе руку. Ты стал именит, Придон!.. А это – Фриз, он водил отряды на Куявию, когда мы с тобой еще под столом кувыркались. Он тоже прибыл со мной, чтобы…

Высокий, худощавый и по возрасту под стать Аснерду, мужчина рывком протянул Придону руку. Ладонь показалась выкованной из железа, но пожал пальцы осторожно, в глазах было расположение.

– Ты герой, Придон, – сказал Фриз. Голос его был резкий, звучный. – Ты даже в наше мирное… тьфу!.. время показываешь, что герои всегда могут свершать подвиги, сражать дэвов и драконов, очищать мир от нечисти. Ты пример для тех, что начинают засыпать на скаку!

Скилл похлопывал Придона по спине и плечам, повел вдоль стола, гуляки серьезнели, поднимались, смотрели в глаза и крепко пожимали руку, а он, смущенный и растерянный, краснел, лепетал что-то, ибо со Скиллом прибыли в самом деле великие полководцы, чьи имена наводили ужас на земли Куявии, на прибрежную полосу Вантита, чьи боевые отряды пересекали море и воевали неведомые страны.

– Прий, – называл Скилл, – Волог… Ну как тебе? Гордись, брат, тебя заметили… и не просто заметили!.. Ты уже среди героев. Ну, теперь пойдем, пойдем за стол!

Придон сказал тихонько:

– Аснерд и Вяземайт, как я слышал, разгребают конюшни, что остались от прошлых тцаров? Брат, дай мне самых лучших коней! Я полечу в Куявию.

– Завтра на рассвете, – ответил Скилл тихо. – Я понимаю твое нетерпение, Придон. Ты не поверишь, но я… понимаю. Ладно, иди за стол, улыбайся! Держи лицо, брат мой.

За столом он просидел до полуночи, а когда песни загремели над всеми столами, мужчины пустились в пляс, он потихоньку встал, в голове и в теле все еще слабость, ноги как будто сами вынесли в прохладную артанскую ночь.

Дворец артанских правителей ярко освещен, даже во дворе и перед дворцом полыхает смола в бочках, доносятся слабые песни, даже звон оружия.

Под сапогами сперва похрустывала галька, затем зашелестела трава. Он опомнился, когда по обе стороны медленно поплыли белые могильные камни. Острая тоска сжала сердце с неожиданной силой. Под этим камнем лежит отважный Тавтандил, он был ранен в грудь и горло, но его сумели привезти в родное кочевье… А вот дальше веселый и всегда беспечный Агларц, погиб в предпоследнем набеге. Его привезли, засыпанного золотом и драгоценными камнями, что взяли в захваченной сокровищнице. Вдруг почудилась песня Жукоглаза, тот любил на привалах петь и плясать. Он погиб, когда возвращались из похода, когда сняли доспехи, ехали беспечные, веселые, уже мысленно пировали и хвастались за праздничным столом тцара. Стрела, неумело пущенная рукой подростка, попала ему в горло. Он умирал долго, мучительно, волхвы спасти не сумели…

И Жукоглаз больше никогда не споет. И никто из павших героев не промолвит слова. Здесь всегда тишина. Могильная тишина. Кладбище молчаливо разрастается, разрастается… Когда-то в этом городе мертвых поселиться придется и ему…

Белые могильные камни тянулись и тянулись, он нагибался, трогал некоторые кончиками пальцев. Казалось, что слышит молчаливый ответ павших друзей.

Дошел до конца, тоска в груди стала еще глубже. Но нет здесь камней с именами Кизлица, Орнатиса, Кмица, хотя понятно, что они давным-давно погибли. Но где, в каких землях?

На миг почудился веселый голос Устина, быстрые шаги Кимира, даже песня Евлаха.

И нет здесь камней с именами Велигрозда, Панаса, Даниты, они тоже остались в чужой земле. А где погиб доблестный Чернотал, их дальний родственник, соперник и союзник? Слава о нем катилась впереди него, но нет белой плиты с треугольным знаком летящей птицы.

Он смотрел на плиту, не понимая, почему выбитый железом знак становится все отчетливее, резче. Вздрогнул, на востоке небо уже посветлело, начинает алеть.

– Итания, – прошептал он. – Итания…

На миг в самом деле нежная заря показалась румянцем на ее щеках. Сердце стукнуло, напоминая, он повернулся и почти бегом понесся к дворцу.

Блестка обнимала и роняла слезы, угрюмый Ютлан пришел проводить, чем удивил всех, мало кто его видел два дня кряду в одном и том же месте.

Аснерд и Вяземайт хлопали по спине, Олекса подвел коня, Скилл обнял, в глазах старшего брата Придон видел грусть и тревогу.

Отряд молодых героев, которым позволили сопровождать Придона до самой границы с Куявией, уже собрался у городских врат. Его появление встретили оглушительными криками.

Он вскинул руки, пальцы с сухим треском сомкнулись над головой, потряс в воздухе, прощаясь с Арсой. Ворота начали открываться. Взгляд Придона упал на женщину, что несла к городским стражам ребенка в легком одеяльце. Увидев его, женщина застенчиво улыбнулась. От нее веяло лаской и покоем. Сердце Придона защемило. Тихая мирная жизнь, к которой стремятся все… или почти все.

Конь остановился и смотрел на женщину добрыми теплыми глазами. Женщина застеснялась, на щеках появились милые ямочки, вскинула ребенка над головой.

– Смотри, это великий Придон! Герой наших песен. Вырастай таким же отважным.

Младенец улыбнулся человеку на большом лохматом звере, помахал крохотными розовыми ручками.

– Сильный будет богатырь, – определил Придон. – Вон какие толстые запястья… Как его зовут?

– Константин, – ответила женщина застенчиво.

– Как-как? – переспросил он, думая, что ослышался.

– Константин, – ответила она тихо. – Имя героя не должно умирать. Отныне его всегда будут носить в моем роду.

Он так и выехал из ворот с опущенной головой. В глазах закипали слезы горечи и благодарности. Он даже не помнил, хоть раз назвал ли его Константином, да и от других не слышал, но теперь вот именно Константин, а не Конст! Зрелые мужи будут рассказывать подрастающим мальчишкам, как красиво и достойно погиб герой по имени Константин и что надо быть похожими на него, Константина.

Удальцы с криками и песнями ускакали вперед, теперь Придона с двумя оставшимися при нем героями везде по дороге ждали свежие кони. Чуть ли не на скаку пересаживались, мчались дальше, снова меняли усталых на уже отдохнувших, и так день и ночь, день и ночь, бахвалясь друг перед другом выносливостью. Так было на землях Артании, так же встречали и в Куявии, разве что кони здесь покрупнее и не столь быстрые, зато на постоялых дворах в Куявии им устраивали пышные приемы, кормили на убой, денег не брали и все просили указать на знаменитого Придона, который складывает такие дивные песни.