А я и не расстраивался. Мне даже немного смешно стало. А в целом – плевать. Подумаешь, драма. Исправлю в понедельник и все дела. Лишь бы только отец про этот грешок не прознал. У него к моим оценкам особенное отношение.
Домой шёл с Надькой и какой-то её подружкой. У обеих тоже только и разговоров было что о грядущей дискотеке, будто нет ничего важнее. Хотя, чего уж скрывать, я и сам ждал завтрашнюю субботу похлеще, чем дети – Новый год.
Глава 25. Таня
В актовый зал народу набилось – не протолкнуться. Интересно, если бы не посулили дискотеку, тоже был бы такой аншлаг?
Лично я идти не хотела. До вчерашнего дня. Уверена была, что не пойду.
Во-первых, после моей несостоявшейся роли панночки всё равно остался нехороший осадок. Обидно было, хоть я и сама отказалась.
А во-вторых, я никогда не хожу на школьные вечера после того, как Кузичева в седьмом классе обсмеяла мой наряд.
Я тогда надела мамино платье. Может, оно и не новое, и не модное, но не в форме же было идти. И не у всех ведь родители работают в ОРСе*, как мать Кузичевой. Да и помимо меня некоторые девчонки пришли очень по-простому, но прицепилась эта выскочка только ко мне.
Во всеуслышание хохотала, пальцем на меня показывала: «Глядите, что за утиль она нацепила? А я думаю, откуда это нафталином завоняло…».
Я не выдержала, я вообще не выдержанная. Толкнула её в сердцах, ну и порвала нечаянно платье Кузичевой. Её мать потом скандалище учинила, орала как ужаленная на мою бедную маму, на Раечку и даже на Эльвиру, заставила нас выплачивать деньги за порванное платье. Причём ужасно много для какой-то тряпки, пусть даже и импортной.
В общем, с того раза школьные вечера я игнорирую.
Почему решила пойти сейчас? Сама не знаю. Захотелось вдруг, сама не ожидала.
Не знаю, этот комсорг… когда он так смотрит, у меня сердце ёкает и замирает. От его взгляда становится жарко. Я даже волноваться начинаю, но это какое-то приятное волнение. Смотрю на него – и даже не верится, что совсем недавно он так меня злил и раздражал.
А ещё мне кажется, что я ему нравлюсь. Иначе зачем бы он так смотрел на меня? Зачем бы давал свой шарф и перчатки? Зачем бы спрашивал, пойду ли я на дискотеку?
Вот когда он так спросил, я и решила – пойду. К тому же мама удивила – купила мне ни с того ни с сего новое платье. Очень красивое, бордовое, по фигуре, а к нему – тонкий ремешок, кожаный, лакированный, с пряжкой в виде знака бесконечность.
Такие дорогие вещи она сроду не брала, даже себе. А тут…
Сказала, что в больнице им выдавали кое-какие дефицитные вещи, так что обошлось оно совсем дёшево.
Представляю, какое там «дёшево». В общем, не знаю, с чего она вдруг решила так расщедриться, но платье это пришлось очень даже кстати.
________________________________________________
*ОРС – отдел рабочего снабжения
***
На концерт я немного опоздала – мама задержалась, а Катьку одну дома не оставишь. Пришла как раз тогда, когда Архипова в белом балахоне кружила, раскинув руки, вокруг Валового.
Я встала сбоку от входа, у стены, всё равно все места были заняты.
Несколько минут следила за происходящим на сцене, затем нашла взглядом Шевцова. Комсорг сидел с краю во втором ряду и время от времени осторожно крутил головой, будто кого-то в зале выискивал, желая при этом не привлекать особого внимания.
Я поймала себя на мысли, что наблюдать за ним незамеченной интереснее, чем смотреть спектакль. Но потом он вдруг, будто почувствовал, обернулся и посмотрел прямо на меня. Наши взгляды пересеклись, он тотчас отвернулся и больше уже по сторонам не озирался. Весь остаток концерта сидел прямой и напряжённый, как будто кол проглотил.
Потом Раечка вспорхнула на сцену, всех горячо поблагодарила и предложила пройти в рекреацию, где будет дискотека. Ну и, конечно, призвала всех вести себя на «танцах» благопристойно.
Я выскочила из актового зала первая, спустилась вниз и в вестибюле, не дойдя до рекреации всего каких-то нескольких шагов, нос к носу столкнулась с Кувалдой.
Вообще-то, звали её Зинаида Тимофеевна Кувалдина, но в народе она давным-давно стала Кувалдой. И не только из-за фамилии. Грубая, громогласная, вширь и ввысь огромная. Такой только сваи заколачивать. Рядом с ней я и впрямь ощущала себя букашкой. Она у нас, к счастью, никогда не вела, но те, кто у неё учился, выли, стонали и проклинали математичку. И теперь я поняла, почему. Она – гадина!
Прихватив за локоть, она развернула меня к себе и, прищурившись, стала разглядывать моё лицо. Я тотчас напряглась.
Ну да, я немного подкрасила ресницы, совсем чуть-чуть, даже и не заметно. И тоненькие, еле различимые стрелки нарисовала у верхних век. И всё.
– Намалевалась-то! – фыркнула Зинаида Тимофеевна и ещё крепче сжала мою руку чуть повыше локтя. – А ну пойдём.
Я пыталась вырваться, но силищи у Кувалды хватило бы на троих таких, как я, а то и больше.
Она приволокла меня в уборную, включила на весь напор воду и велела умыться. Я стояла столбом над раковиной и не шевелилась.
– Или можешь сразу же идти домой, – нависнув надо мной, изрекла Зинаида Тимофеевна и скрестила руки на могучей груди. От неё просто наповал сшибало «Красной Москвой».
В уборную заглядывали девчонки, но, завидев её, тотчас разворачивались и бежали прочь. Понятно, я одна такая счастливица. От обиды на глаза навернулись слёзы, но эта грымза была непреклонна.
– Долго буду ждать?
Я психанула, набрала пригоршню воды в ладони и плеснула на лицо. Ещё раз и ещё.
– То-то же, а то намалевалась тут! Это тебе школа, голубушка, а не бордель, – высказала Зинаида Тимофеевна и оставила меня в уборной одну.
Я посмотрела в мутное зеркало и ужаснулась. Чёртова «Ленинградская» не смылась, а размазалась. С безобразными чёрными потёками я походила на трубочиста.
В уборную кто-то входил, выходил, врывались обрывки разговоров, смех, музыка, а я стояла, согнувшись над раковиной и остервенело смывала с лица черноту. Эта тушь, казалось, въелась в кожу.
Наконец я всё смыла. Из зеркала на меня смотрело красное, мокрое лицо с опухшими веками. Вдобавок платье тоже теперь было забрызгано водой и больше не выглядело красивым. Я всхлипнула, но тут же закусила губу.
– Что, Кувалда тебя поймала? Заставила смывать косметику? – сочувственно спросила девчонка из параллельного.
Я кивнула и покинула уборную.
По школьным коридорам разносилась весёлая и бодрая «Sunny» Boney-M – дискотека шла полным ходом.
Я остановилась в нерешительности. Может, и правда домой пойти? Настроение было бесповоротно испорчено. Мне плакать хотелось, а не танцевать. Да и видок у меня теперь был откровенно жалкий. Натуральная мокрая курица.
Поколебавшись, решила, побуду немного и уйду, если не понравится или заскучаю. Не умыться же я, в конце концов, сюда пришла.
***
Выйдя из полутёмного коридора в ярко-освещённый вестибюль, я опять едва не налетела на проклятую Зинаиду Тимофеевну. Она волокла ещё двух накрашенных девчонок из девятого, очевидно, туда же, куда четверть часа назад сопроводила и меня. Девчонки что-то жалостливо лепетали, но Кувалда и бровью не вела.
Я им, конечно, посочувствовала, но, если честно, как-то сразу стало не так тоскливо и обидно. К тому же, меня она тащила, когда в вестибюле, к счастью, ещё никого не было.
Девчонок же она срамила на глазах у любопытной публики. Не то чтобы тут теснилась толпа, но с дюжину зевак болталось. А главное, посреди вестибюля стоял Шевцов. Вот при нём так опозориться – не дай бог.
Стоял комсорг спиной, поэтому меня не видел. Разговаривал с какими-то двумя девчонками не из нашего класса и даже не из нашей параллели, а, кажется, из девятого.