Пару часов спустя дебриферы ушли, пообещав вернуться через некоторое время. Гифта отвезли в палату, и к своему недавнему клиенту обратился хирург. Пожилой седовласый мужчина то и дело поглаживал свои короткие усики, словно желал удостовериться, что они никуда не делись.

— Видите ли, мы были вынуждены отнять вам руку, — деловито заметил он, предварительно спросив, как Гифт себя чувствует. — На восемь сантиметров ниже локтя.

Нифти, все еще лежавший на спине и отходивший от наркоза, использованного во время операции, шумно выдохнул. Он не смотрел налево, где лежало то, что осталось после работы врачей, прикрытое пушистым одеялом. Нифти еще не был готов к этому открытию. Ему даже двигаться не хотелось.

— Я ждал чего-то в этом роде, — только и сказал он.

Было видно, что хирург, ставший подробно рассказывать про удаление поврежденной конечности и ее замену, гордится там, как он проделал тонкую операцию, распространившуюся в последнее время.

Пациент украдкой посмотрел налево и убедился, что его левая рука, неподвижная и онемевшая, словно чужая, по крайней мере, находится там, где ей полагается, и даже имеет пальцы. Гифт пересчитал их. Четыре и большой, оттопыривавший край прохладной зеленой простыни.

Хирург продолжал рассказ. Сразу же за ампутацией, когда Гифт еще лежал на операционном столе, ему пришили искусственное левое предплечье с кистью. Вот почему операция продолжалась так долго. Наконец Гифт, подбадриваемый хирургом, снял простыню и внимательно присмотрелся к своей новой руке. Ее очертания слегка изменились, но если бы ему не сказали, Гифт мог бы принять эти пальцы за свои собственные. Правда, пока протез оставался неподвижным.

Хирург и пара молодых ассистентов, пришедших позже, заверили его, что паралич и онемение быстро пройдут.

— Но, конечно, протез никогда не будет болеть. Просто в случае опасности нервы будут ощутимо покалывать.

— Вот и хорошо, что не будет, — пробормотал пациент. До сих пор он чувствовал лишь смутный внутренний дискомфорт где-то в районе локтя.

Искусственная кость, мышцы, нервы и кровеносные сосуды вместе с кожей, волосами и ногтями, форма которых была неотличима от его собственных, тесно срослись с органикой. Они должны были получать химическую энергию главным образом из его крови. Гифту сказали, что для стимулируемого роста нервов требуется день-два, после чего между ними налаживаются правильные связи; для окончательного завершения дела нужно еще около недели, в течение которой ему придется слегка поберечь руку, как если бы у него было растяжение.

Интересно, что они сделали с его ампутированной кистью и предплечьем? Впрочем, лучше не знать. Вместо этого Гифт спросил:

— А лубок или повязка не нужны?

Ассистент хирурга пожал плечами. Гордый своей работой, он обернулся и посмотрел на протез:

— Могу сделать, если хотите. Но большинство людей предпочитают обходиться без них. Вы научитесь управлять главными мышцами еще до того, как покинете госпиталь.

Пациента снова заверили, что он может рассчитывать на восстановление функций руки в ближайшие несколько дней, а затем наступит быстрое улучшение. Искусственная рука прослужит столько, сколько захочется ему самому; некоторым так нравятся искусственные члены, что они носят протезы постоянно. Но большинство пациентов предпочитают плоть и кровь. Такие специально выращенные конечности можно сделать неотличимыми от прежних конечностей. Даже сделать их можно более сильными и ловкими. Кое-кто из пианистов заявлял, что искусственные кисти позволяют ему лучше играть. Но на выращивание органической руки или ноги требуется время — месяцы или даже годы неподвижности, так что с этим можно подождать до конца войны или хотя бы до конца нынешнего столкновения. Механическая искусственная рука не помешает космонавту воевать.

— Пара моих коллег носят такой же протез, как и вы, — выложил хирург свою козырную карту. — И делают ими операции.

Через несколько часов после операции Нифти Гифт снова встал на ноги и нетвердыми шагами обошел свою маленькую палату. А через два дня он уже гулял, держа левую руку на перевязи. Одна из нянечек сказала ему, что перевязь делает его неотразимым.

Когда после долгого допроса дебриферы ушли из операционной, Гифт сказал кому-то из медицинской бригады:

— Пока я летел домой на этом проклятом курьере, мне снились кошмары о «сне-смерти».

Перед его глазами неотступно стоял розовый слон.

Какое-то время женщина смотрела на него непонимающе.

— Вы знаете, о чем идет речь? Или я ошибаюсь? Официальное название этой системы — «временная смерть». Это было странное чувство. Мне снилось, что я собираюсь запустить ее.

Врач или техник знала, о чем он говорит.

— Самая обычная реакция. На вашем месте я не стала бы беспокоиться, — заверила она.

Каждый вечер, перед тем как лечь спать в маленькой палате, где стояла настоящая кровать, а не складная койка, Нифти несколько минут с закрытыми глазами проводил на узком балконе, купаясь в лучах неяркого солнца, похожего на земное, чувствуя, как его волосы шевелит свежий ветерок, и вдыхая запах близкого моря.

Анализы, сделанные через пару дней после операции, когда Гифт еще не выходил из палаты, показали, что сращивание искусственного члена с органикой проходит удовлетворительно. Как-то раз искусственные пальцы свело судорогой, но Нифти уже ощущал непривычное покалывание, а если сосредоточивался, то мог сжимать и разжимать их.

— Если в ближайшие дни вы не почувствуете возврата функций или значительного улучшения, придете и скажете нам.

Видимо, докторша забыла, что ее пациенту предстоит отправка домой. Но Гифт не собирался напоминать об этом. Возможно, он отменит вылет или отложит его.

— Непременно, — заверил он и серьезно кивнул.

Когда люди из Хайпо навестили его в последний раз, Гифт решил, что их вполне удовлетворил его рассказ. Во всяком случае, они не высказывали никаких сомнений. Один из дебриферов даже намекнул, что рана Гифта наверняка принесет ему медаль. Раньше космонавт ни о чем подобном не думал, и эта весть бросила лишь слабую тень на его вновь обретенное чувство радости жизни.

Гифт провел в госпитале Порт-Даймонда еще несколько дней. Последнее, что сделали с ним врачи, была дезактивация системы «сон-смерть». Нифти расценил это как знак того, что в дальний космос его больше не пошлют. Во всяком случае, на передовую. По крайней мере, в ближайшем будущем. Каждый, кто пережил то, что пережил он, имел право на работу полегче. Например, работу инструктора. Все равно его, как и остальных членов экипажа, после такого срока службы на передовой должны были отправить во второй эшелон.

Вскоре врачи сняли с его головы дезактивационный шлем. Теперь он мог сколько угодно думать о розовых слонах, идущих один за другим в самом невероятном количестве, и при этом не рисковать, что его мозг разорвется на части. Образ толстокожего животного с бивнями глубоко врезался в его серое вещество.

Но часть этого образа все еще оставалась на месте. Стоило вспомнить о прошлом, как ему являлся слон. Его предупредили, что так и должно быть. Ничего страшного.

Он поднял правую руку, запустил пальцы под волосы и осторожно пощупал затылок. Отверстие в черепе, обтянутое кожей, никуда не исчезло. Оно напоминало крошечный шрам от прыщика.

Врачи хладнокровно заверили, что теперь он может представлять себе розового слона сколько влезет. Теперь это не причинит ему вреда.

А он, в свою очередь, заверил их — правда, не так хладнокровно, — что и пробовать не собирается.

— Так говорят все. Но рано или поздно представляют. В этом есть своя притягательность. Не волнуйтесь, теперь вам ничто не угрожает.

Прошло четыре дня после операции руки и день после снятия системы «сон-смерть», и наконец появились признаки того, что медики готовы выпустить Нифти Гифта из своих лап.