Предоставленные сами себе Амрод и Амрас какое-то время развлекались тем, что рассматривали различные уголки Средиземья, потом настроили камень на Гондор и вдоволь поржали над попытками Короля Элессара использовать палантир. Пару дней назад, до того, как Феанор взял трансляцию под свой контроль, у него бы еще что-нибудь получилось, но теперь в видящем камне Гондора, как и в других палантирах, красовалась заставка с синими маками и сообщением: «Настраивайте Палантиры в мастерской Барад-Дура… или у Феанора в Светлом Амане, если вы находитесь там».
Судя по реакции короля, предложение отправиться к Феанору он принял за вежливое выражение нецензурного по сути посыла и теперь на все лады проклинал мордорских шутников, заставляя Амбаруссар хохотать еще громче, записывая очередной эффектный оборот, чтобы порадовать отца, увлекавшегося в том числе и лингвистикой. Феанор был известен всему Аману тем, что умел материться даже на валарине, хотя источники, из которых он почерпнул столь редкую (для валар) лексику, оставались семейной тайной. На самом деле для этого требовалась лишь шикарная даже по меркам нолдор память и пара счастливых случаев в виде упавших Ауле на ногу инструментов, но Феанор обожал слухи и домыслы, роившиеся вокруг его имени, и охотно подпитывал их новыми выдумками. Поэтому Амбаруссар точно знали, что образцы арнорско-гондорской обсценной лексики из уст короля Элессара их папе очень понравятся.
Когда король выдохся, близнецы стали бесцельно переключать палантир с одного места Средиземья на другое, пытаясь найти что-то интересное, и в результате остановились на Лихолесье, которое упорно считали «зеленолесьем» лишь его обитатели. В этом тихом, по меркам Белерианда, омуте как раз готовился небольшой заговор. Иными словами, король Трандуил всячески сдерживал порывы больного от горя и недостатка (впрочем, может быть, и от избытка) здравура Келеборна вот прямо сейчас ехать бить морду этому «златокудрому мордорскому разлучнику». Хотя после новостей о дружбе Леголаса и Гимли и их намерении вместе отплыть в Валинор после смерти короля Элессара Трандуил, вспомнив свои дориатские корни, отгородился от Средиземья незримой стеной, кое-какие вести из внешнего мира сороки ему на хвосте приносили. На сей раз реальность, похоже, имела облик Келеборна. Бедняга наконец-то услышал балладу о побеге своей Королевы, недавно уплывшей в Аман, с умбарским пиратом, который, по слухам, оказался к тому же и Сауроном. Ошеломленному таким грандиозным предательством Келеборну было и море по колено, и Таникветиль только по пояс, но страдать в одиночестве властитель Лориэна не любил (или же не умел), а потому по пути в Мордор заглянул к своему давнему другу. В этом взбудораженном состоянии Келеборн, как некогда Берен, не заметил ни чар, с которыми лесному Владыке, по слухам, помог Саруман, ни колючих зарослей, ни эльфийских постов. Более того, и они его не рассмотрели, поэтому когда Келеборн в эффектно разодранных шипами одеждах, рыдая, упал на грудь Трандуилу, для последнего это было весьма неожиданно. Надо отдать лихолесскому королю должное: для эльда, добровольно выбравшего отшельничество, он давал Келеборну удивительно здравомыслящие советы вроде «сперва разобраться», но первая же попытка сказать безутешному мужу, что «Галадриэль не такая», вызвала бурю эмоций, перетекшую в монолог, в котором упоминались и Эру, и Финве, и все родственники Артанис-Галадриэли, начиная, естественно, с Феанора и семерых его обалдуев.
Слушая эту речь, «обалдуи» обрадовались. Ну еще бы, прошло две эпохи, а они все еще живы в памяти местных, это ли не истинное бессмертие? О причинах подобной известности, из-за которых их, кстати, все это время не выпускали из Мандоса, Амбаруссар предпочли не вспоминать, вместо этого дружно проникнувшись к Келеборну мужской солидарностью. О том, что их кузина Артанис — редкая стерва, весь Первый Дом знал еще с той поры, когда она отказалась отрезать для Феанора прядь волос. Но ревновать ее к Финроду? Келеборн ведь и не знает, бедняга. И Амбаруссар решили помочь горю несчастного эльфа, рассказав ему правду. Только как это сделать, если у Келеборна нет палантира? Следующие пару часов Амрод и Амрас обдумывали возможные варианты и в конце концов набрели на решение, оказавшееся одним из тех, что меняют ход истории.
Не успели в Мордоре еще прокричать первые птеродактили, как Элладан ворвался в комнату к спящему брату в крайнем возбуждении. И рассказал, что в Амане феаноринги изобрели хитрую пластинку. Пишешь по ней то, что хочешь, а у жертвы… то есть у адресата послания, на стене появляются огненные письмена. Амрод и Амрас с успехом опробовали изобретение на Келеборне, написав на стене его спальни: «Дурак, не ревнуй — они брат и сестра», после чего Властелин Лориена поклялся Трандуилу пить только воду, да и ту — лишь после проверки на лосе лихолесского короля. Ибо такой глюк был немножко чересчур даже для любителей покурить синие маки без добавки трубочного зелья.
— И Амрас сказал мне, как сделать такую же! — Элладан с триумфом помахал перед носом у брата стопкой листов пергамента, мелко исписанных пояснениями на квенья вперемешку с хитрыми схемами, чертежами отдельных узлов и подробной инструкции напыления таллия на эбонитовую основу.
— А зачем это нам? — удивился Элрохир.
— Есть идея, — Элладан с хитрецой ухмыльнулся и досказал остальное на ухо брату.
Государь Гондора снова сидел спиной к двери, назло внутреннему голосу, который в очередной раз прочел ему нотацию, что сидеть спиной ко входу могут себе позволить только глупцы и любители приключений на свою костлявую задницу. Голос принадлежал Элронду, который любил лекции на тему «короли, которые пренебрегают техникой безопасности и самолично не проверяют пути эвакуации в случае пожара, наводнения и применения предполагаемым противником методов психического воздействия как минимум раз в день, и сотни лет не живут». И сейчас бывший Бродяжник сварливо предложил внутреннему владыке Раздола проследовать по указанному им, государем Гонрода, маршруту эвакуации, поскольку в случае любого форс-мажора он, бывший командир взвода арнорских следопытов, собирается лечь ногами к взрыву, а дальше поймать бревно с глазами и плыть на нем под острым углом к течению. На что немедленно отозвались внутренний Голлум и внутренняя Арвен, с которой тут же принялся спорить внутренний Гэндальф, сегодня отчего-то Серый.
Бывший следопыт до боли сжал виски, приказав внутренним голосам замолчать на две минуты, затем помочь ему проанализировать последние сводки новостей и перетряхнуть текущую картину мира. После чего коротко объяснил сам себе, что да, за ним тайно и злонамеренно следят, пытаясь свести его с ума, и в сложившейся в Средиземье ситуации на данный момент это не баг, а фича. А сидит он не спиной к двери, а лицом к пустой стене. Почему — непонятно, но ему, арнорскому следопыту и специалисту по борьбе с нечистью, почему-то так спокойнее.
Ну вот, Арагорну наконец удалось собраться с мыслями, которые сейчас занимал шагающий лес и леди Галадриэль с хворостиной, босиком и в соломенной шляпке, уплатившая осгилиатским троллям за проход гворнов по мосту положенную пошлину. По словам свидетеля, уплатившая с видом продувной селянки, выгодно продавшей порченый лук. А еще — обидевшейся жены, которой не удалось помешать проходу батальона гворнов к месту расположения сил предполагаемого противника. Однако Арвен взяла реванш, заявив, что не пустит к нему на порог Фарамира, Гимли и Леголаса, пока король Гондора не сдаст ей на хранение походный нож, корону и хоббитский самосад.
«Потому что я хочу проснуться завтра утром и увидеть, что Средиземье еще на месте. В Мордоре пусть хоть на диете из мака сидят — я, хвала Эру, за Сауроном не замужем. А друзей, когда сдашь это все, я к тебе пропущу. И не смотри так! Дружба нужна, чтобы тебе мозги проветрили, а не чтобы ты их укурил».
