– Вы извините, Петр, но вы говорите отнюдь не как второкурсник. Я бы такое эссе не побоялся отдать в солидный философский журнал. Знаете, меня вдруг посетило ощущение, что вы говорите о том, что видели сами. Да что видели! В чем сами участвовали! Ваше умение убеждать, не побоюсь признаться, восхищает!

– Спасибо, Юрий Петрович.

Петр посмотрел на преподавателя глубоким взглядом человека, который действительно знает, о чем говорит. И который просто не хочет продолжать рассказ, боясь смутить неподготовленного слушателя.

Ибо он в верности своей генетической памяти не сомневался.

Весна не может быть вечной. К счастью, осень тоже. Но к черту осень!

Нам важна весна, время расцветающей жизни. Время, когда все кажется праздником. Но не может же бутон распускаться вечно? Вот он распустился. И если бы он мог думать, то пожелал бы оставаться бессмертным цветком.

А весеннее тепло? Нас радует окончание промозглой зимней стужи. Но не может же потепление идти вечно. Так можно дойти и до температуры, когда все просто сгорит.

Значит, и потепление должно когда-то остановиться, чтобы не стать испепеляющим.

Поэтому вечная весна невозможна. Возможно лишь вечное лето. А оно при всей нашей любви к нему может быть и пыльным, и грязным и даже скучным.

Весна Олимпа была прекрасной для новых богов и богинь. Но и для них наступило лето. Которое, впрочем, казалось вечным.

Однако вечность оказалось обманчивой.

– Мы понемногу теряем молодость, – как-то сказал Зев Купале.

Для последнего, впрочем, это было не актуально. Он оставался молодым. И было ясно, почему. Один из немногих олимпийцев, он летал на большие сборы в другие места.

– Нам надо побольше сильных волхвов, – сказал Купала. – Эти славные девки, но плохие ведуньи, которых регулярно доставляет Посейдон, не заменят и одной Тамирис, а тем более нашей Веды. Да и нам с тобой далеко до Сварога или Вольфганга.

– Ладно, время у нас еще есть. Пока держимся. Но надо бы сделать так, чтобы такие как Сварог и Вольфганг прилетали к нам, на Олимп.

– Как это сделать? – спросил Купала, хотя ответ Зева знал заранее.

– Как подобные вещи делают все цари. Разорить другие места сборов.

– Все не разоришь.

– Для начала Лысую гору на Большой реке.

– Они станут летать в Вольфгангу на закат, или к Тамирис на восход.

– Не все, кто-то полетит и к нам.

– Не хорошо все это, Зев. Не было бы хуже.

– Кому?

– Нам, нам. О других ты уже давно не думаешь.

– А слетай-ка ты, Купала на полудень. Посмотри, какие боги и жрецы обитают еще дальше, за рекой Ра.

Купала понял, что Зев просто боится, что он предупредит братьев и сестер с Лысой горы.

Но, с Волчьими Зевами жить, по волчьи выть. Купала утешал себя тем, что сам не сделает зла бывшим братьям и сестрам.

Да, бывшим. После того, как Зев разорит Лысую гору, путь в общество родных волхвов будет закрыт.

Далеко на полудень Купала не полетел. Забрался в один из темных храмов богини Иштар, и устроил себе большой праздник любви с его жрицами. Конечно, наши с Лысой горы и Олимпа будут получше. Но для разнообразия можно и с этими, меднокожими.

У волхвов нет семей. Они живут поодиночке. Но дети у них рождаются. Редко, правда, по меркам смертных. Но куда спешить живущему сотни, а то и тысячи лет.

Вот и Рыська готовилась стать матерью. И поэтому на сбор не полетела.

Какой он будет, ее будущий ребенок, – часто думала она. И хотела, чтобы если это будет мальчик, то пусть походит на Сварога. А если девочка, то на Веду.

Любила Рыська свою наставницу. И попросила Сварога соорудить себе жилище недалеко от нее.

Долго трудился Сварог. Но таких хором, как у Веды построить не смог. И то сказать, сколько лет сооружалось, достраивалось и обустраивалось жилище Веды.

Но Рыська ничуть не завидовала наставнице. Мало ли что будет у нее самой через тысячу лет. Ибо знала теперь Рыська и число и меру. И понимала, что такое тысячу лет. Что такое жизнь ведуньи и жизнь смертной.

Вера в олимпийских богов распространилась за пределы Эллады. Не столь уж далеко, надо сказать. Но в Зевса, Геру, Аполлона, Артемиду, Афину и других верили и на азиатском берегу Гелеспонта, а кое-кто и в далекой Скифии.

Вряд ли кто в тех диких местах помнил давние похождения волхва Волчьего Зева. Но олимпиец Зевс был почитаем. Тем более, что благоволил он тем скифам, которые уверовали в него. И которые вместе с эллинскими купцами, пиратами и разбойниками все интенсивнее и со все большей прибылью охотились на рабов с севера.

Расцветшей под покровительством олимпийских богов Элладе требовалось все больше умелых, выносливых и красивых белых рабов и рабынь.

Поэтому не удивились скифские вожди, когда в одном из храмов Зевса жрец сообщил им милость громовержца, который по-отечески указывал им, где можно взять живого товара много и сразу.

Вот это бог! Вот кому стоит верить. Когда очень попросишь, прилетит и поразит врагов молнией. Правда, просить такое надо очень сильно. Все реже снисходит громовержец к жалким просьбам своей паствы.

Но советы дает просто чудные. Практичные и полезные.

Отец, ну настоящий мудрый отец.

На этот раз старшим на сборе опять был Вольфганг.

– А где Рысье Сердце? – спросил он Сварога.

– Скоро матерью станет Рысье Сердце. Поэтому и не прилетела.

– Поздравляю, Сварог, – сказала Тамирис.

– А чего меня-то поздравляешь? Всего нашего сообщества прибывает.

– Ну, сообщество сообществом, а тебя с этим надо поздравить отдельно. Или я не права?

– Настоящая колдунья ты, Тамирис. Насквозь все видишь.

– Колдунья, ведунья. Да чтобы понять это не надо быть ведуном. Все просто.

– А знаешь, я подумал, что вся наша жизнь ведовская тоже очень проста. И сводится к двум вещам. Мы живем, помогая и любя друг друга, как наши родовичи. Без злобы, обмана и зависти. Но мы еще и все время учимся, думаем и ищем истину.

И наши Боги посылают нам знание.

Только и всего.

– Только и всего… – повторил Вольфганг. – И ты думаешь, что это так мало? Дружище, тысячи лет люди будут искать, как достичь этого твоего «только и всего».

– Чего-то грустен ты сегодня, Волчий путь.

– Знаешь, понял вдруг, что нам чего-то не хватает. Вот сидим мы тут вместе, такие похожие друг на друга в главном. Тамирис, с Каменного пояса на восходе, ты со своих бескрайних равнин, я с Лысой горы среди Черного леса на закате.

А будут ли так же понимать и походить друг на друга наши потомки? Не примут ли они кровавого пути, на который стал ваш Зев?

– Если не смешаются со смугленькими, то не примут, – сказала Тамирис. – И потом, больше надо любить своих, не отказывать им в любви. И тогда…

– Потомки будут общими, – захохотал Сварог.

– А почему бы и нет, – спокойно сказала Тамирис. – Вот сидит же сейчас на Белой горе наш с Купалой сын. Плод моих уроков любви этому красавчику.

Меднокожая жрица смотрела на Купалу снизу вверх своими миндалевидными темными глазами. Казалось, она хотела изнурить его в любовном поединке. Но, похоже, победителем вышел все же северный волхв.

– Ты бог, настоящий бог любви, Аполлон, – простонала она.

А Купалу как будто что-то кольнуло. Он вдруг вспомнил Тамирис, ее прозрачные широко расставленные светлые глаза, чуть приподнятые к вискам. Ее ловкое ладное тело.

Неужели Зев думает, что такая как Тамирис, придет к нему на Олимп неволей? Неужели он думает, что сильные ведуньи с Лысой горы приползут к нему за три золотых, как эта толстозадая Яра, по собственной дури угодившая в рабыни?

Да как вообще можно разорять священное место, где тебя посвятили в волхвы, где ты познавал тайны ведовства?! Почему так трудно омолаживаются на Олимпе? Потому, что там собрались те, кто не узнает ничего нового, не растет сердцем и умом.