На площади в центре лагеря у шатра командующего, Агамемнона, стремительно собиралась толпа. Сюда бежали воины из всех отрядов. Не было, разве что воинов Ахилла. Пелеев сын не щадил врагов. Но и своих воинов тоже. Он, как правило, не разбирался в провинностях, а просто бил виновного, или того, кого считал таковым, сразу, чем под руку попадет.
А так как под рукой у Ахилла всегда было какое-то оружие, а сама рука была ох как тяжела, воинов у него осталось не так много. И вся сила его отряда заключалась в нем самом. Одетом в железную непробиваемую броню, гиганте.
Кстати, именно поэтому Агамемнон часто думал, не сглупил ли он, так много пообещав Ахиллу. Боевая ценность этого союзника таяла на глазах. И если он получит серьезное ранение, то станет вообще ненужным.
Воины остальных царей были гораздо менее дисциплинированы, но зато намного более многочисленны. И вот теперь эта возбужденная масса вооруженных людей толпилась у шатра Агамемнона.
– Воины Эллады! – обратился к ним невесть откуда взявшийся Паламед. – Пять лет мы льем кровь и терпим лишения. Наши дома и наши поля в запустении. Мы погибаем в боях. Но еще большее число людей умирает от болезней.
Сегодня командующий обещал помочь нам продовольствием, но его кораблей нет. И нам нечего есть. Отряд Ахилла пришел издалека с богатой добычей. Но сын Пелея не спешит делиться с нами. Нет, мы не претендуем на боевые трофеи. Но привезенной провизией можно было поделиться с боевыми товарищами?! Или мы уже не одна армия?
Если так, то разойдемся по домам. Пусть у стен Трои остаются те, кто считает себя одной армией, кто будет делиться с товарищами не только возможностью погибнуть, но и мукой, маслом, мясом и вином.
– По домам!!! – заревела толпа.
– Постойте! – вышел из шатра Агамемнон. – Постойте, ахейцы! Подождите немного.
– Чего ждать!!! – заорали на площади.
– Завтра будет провизия. Я обещаю. И будет победа, и будет добыча. Клянусь. Разве я не доказал вам, что отдам ради победы все?! Разве не я пустил свою родную любимую дочь под жертвенный нож?! Стыдитесь, ахейцы. И ты, мудрый Паламед стыдись. Не ты ли сделал не меньше меня, чтобы эта война началась? Как ты посмотришь в глаза тем, кого уговорил придти сюда?
В самом деле, как? – подумал Одиссей. – Как ты честная дубина посмотришь в глаза мне, например?
Между тем, Паламед, громко ответил Агамемнону. И толпа не бросилась к кораблям еще и потому, что хотела услышать этот ответ.
– Царь Агамемнон, – сказал Паламед, – потому-то я и говорю, что пора уходить, потому что сам много сделал, чтобы привести вас сюда. И именно я имею право сказать, мы потеряли боевое братство. А без него, это не моя война, и она чужая большинству из нас. Разве мою жену и мою казну украл Парис?
– Но честь Эллады! – прокричал Агамемнон.
– Честь Эллады втоптана в грязь теми царями, что кормят свои отряды на глазах голодных товарищей.
– Клянусь, Паламед, к вечеру еда и вино будет у всех. Клянусь Зевсом.
– Ахилл, дорогой, надо поделиться провизией, которую ты привез из набега, – сказал Агамемнон, с ходу, едва вошел в шатер Ахилла.
Тавроскиф сидел в походном кресле с чашей вина. Стол перед ним был уставлен яствами. Две почти голые девицы прислуживали герою.
– А, дорогой тесть, – пьяно ухмыльнулся Ахилл. – Присаживайся к столу. Гостем будешь.
– Ахилл, я по делу.
– Не склонен к делам. Я только что из похода. Тем более, что только я и хожу в походы, воюя с союзниками Трои, а вы сидите в лагере.
– Ахилл, мы не можем далеко отходить от лагеря. Большая часть наших воинов пешие. Ты это знаешь.
– Знаю, тестюшка, знаю. Поэтому не упрекаю вас. Сидите себе у кораблей и не тревожьте тех, кто воюет.
– Ахилл, если я не найду чем накормить армию к вечеру, большая часть разбежится. Ты останешься один. И тогда все троянские союзники навалятся на тебя и уничтожат.
– Я непобедим!
– Брось, дорогой. Мы не на площади. У тебя хорошие кони, и ты умело уходишь от встреч с превосходящими силами. И поединщик ты отменный. Но против всех союзников Трои не устоишь.
– А что, ты тоже уйдешь вместе со всеми? Так что ли?
– Нет! Останусь тут, как дурак, с тобой, когда мои воины уплывут вместе со всеми! Хватит чванится, зятек! Кто ждет тебя дома без победы и добычи? Твой папаша уже давно забыл о том, что царство надо оставлять тебе. У него от новых жен уже куча наследников.
– Я перебью их всех!
– Попытайся, дорогой, попытайся. Но что-то они тебя не очень боятся. А вот твой собственный сын Неоптолем живет со своей матерью на Скиросе, и даже не суется во владения папаши. То есть, тебя. Знает, что владений этих нет. Ни в Тавриде, ни в Мирмидонии. Ладно, хватит болтать. Дашь провиант, или нет?
– Взаймы, тестюшка, взаймы. Когда подойдут твои собственные корабли, дашь мне в два раза больше.
– Я тебе это запомню.
– И я тебе, тестюшка.
Они действительно разбегутся. Этот дурак Паламед говорит то, что они хотят услышать. Ладно, великолепный повод отомстить этому дураку за все. Эх, если бы не он! Сидел бы сейчас в Итаке, и смотрел, как остальные царства загибаются. Вот тогда бы уж точно стал царем царей.
– Привет, Одиссей, – Агамемнон в сопровождении небольшой свиты шел от кораблей Ахилла.
– Приветствую, командующий.
Чего это он так? – подумал Агамемнон. Вроде раньше не замечал за ним особой лояльности. Между тем Одиссей продолжал.
– Надо держаться, Агамемнон. Слова Паламеда на руку троянцам. И мне кажется, что это не спроста.
Ночью Одиссей подкинул в шатер Паламеда мешок с золотом. А потом написал письмо, якобы от Приама к Паламеду. В письме Приам обещал Паламеду денег за агитацию против продолжения войны.
Письмо дали пленному троянцу, которого отправили в город.
В эту ночь охрану лагеря осуществлял отряд Одиссея.
– Цари, убит троянский лазутчик! – вбежал в палатку Агамемнона, где собрались все цари, начальник караула.
– И что? – спросил командующий.
– При нем письмо. – Он выложил перед Агамемноном залитое кровью послание.
– Читай, командующий, – раздалось несколько голосов.
Агамемнон начал читать. Воцарилась полная тишина. Когда он закончил, Паламед воскликнул.
– Клевета!
– Это легко проверить, – сказал Одиссей. – Давайте обыщем палатку Паламеда. И проверим, нет ли там того золота, о котором пишет Приам.
– Обыскивайте! У меня ничего нет! – уверенно сказал Паламед.
Золото нашли. Причем, ровно столько, сколько было упомянуто в письме. Паламеда забили камнями как изменника.
«Нет правды между людьми! Правда умерла прежде меня!», – сказал Паламед умирая.
– Так будет с каждым, кто польстится на посулы троянцев! – заявил на следующий день Агамемнон перед строем молчаливых воинов. – Мы знаем, не один Паламед получал деньги Приама. Но Паламед был царь, и мы считали его самым честным. Поэтому мы слушали его внимательно. С другими так разбираться не станем. Кто говорит об окончании войны, сразу будет объявлен изменником! Поняли!!!
Строй угрюмо молчал.
На горизонте показалось несколько кораблей.
– Сегодня вечером всем тройная порция вина! Перебоев с провиантом больше не будет! И подтянитесь, Аид вас побери! Послезавтра идем на штурм!
Глава 16. Богини берутся за копья
– Ну, что сестрица, теперь ты довольна?
Аполлон и Афродита сидели на склоне горы Ида, возвышавшейся над Троей. Олимпийцы теперь почти не уходили с этой горы, наблюдая за ходом войны. Боги все больше втягивались в нее. Они давно уже заменили царей в Элладе. И имели в этой войне, как сказал бы нынешний политтехнолог, политические и экономические интересы.
– Чем я должна быть довольна, Купала? – Афродита все чаще называла Аполлона его северным именем.
– Как чем? Разве не ты все это затеяла?
– А ты мне не помогал?
– Помогал, конечно. Кто же устоит перед твоими ласками.
– Брось, Купала. Не захотел бы сам, не помогал. Забыл, что ли твои счеты к Зевсу?