Видя, что Парис хочет что-то возразить, Гектор прервал его.

– Не рассказывай нам сейчас о могуществе твоих поручителей. Все это мы знаем, и даже согласны. Но ситуация очевидна. Мир с ахейцами явно предпочтительнее войны.

– Согласен, брат, – смущенно, и даже смиренно сказал Парис, – но мы не сможем выполнить все требования ахейцев.

– Какие именно требования? И почему же это?

– Мы не сможем отдать им Елену.

Все присутствующие дружно рассмеялись.

– Придется отдать, Парис, придется, – улыбаясь любимому сыну снисходительно и ласково, сказал Приам.

– Нет, отец, – упрямо повторил Парис. – Нет. Потому, что Елены нет в Трое.

– Как нет?! – разом выдохнули все.

– Так. Женщина, приплывшая со мной, не Елена. Ее сходство со спартанской царицей не обманет Менелая.

– А где же Елена?!

– В Египте.

Рамзес умирал. Он смотрел на знойное небо своей страны, лежа на ложе, которое приказал вынести на террасу, где обычно встречал Афродиту.

Он ждал, что его богиня вот-вот снова спустится к нему с небес. Но ее все не было.

Неужели, я так и не увижу ее больше, – думал фараон.

– Отец, – прервал его размышления наследник, он теперь подолгу сидел рядом с фараоном, – ты хотел мне что-то сказать.

– Да, – промолвил фараон. – Действительно хотел, но задумался. Я прожил, благодаря моей богине гораздо больше, чем рассчитывал. И теперь ты вполне зрелый государственный муж. И весьма достойно показал себя во многих делах. Я спокойно оставляю тебе страну.

Но не это я хотел тебе сказать.

Фараон снова надолго замолчал.

– Что же ты хотел сказать мне, отец?

– Да, так вот, не бросай на полдороге начатого. Доведи войну с ахейцами до победы.

– Извини, отец, но как раз это я хотел у тебя спросить. Мы не воюем. Вернее, воюем чужими руками. Но это все равно трудно для страны. Прошло уже пять лет войны, казна скоро опустеет. Мы содержим троянцев, даем деньги царю хеттов. И так скоро разоримся. Эта война оказалась намного изнурительнее, чем многие войны, которые мы вели раньше.

– Что же ты предлагаешь? Бросить все? И сделать все наши предыдущие жертвы напрасными?

– Не знаю, отец. Но что-то делать надо. Например, послать к Трое нашу армию.

– Это мы всегда успеем. И запомни на будущее. Армию надо использовать только тогда, когда другие способы исчерпаны. Если бросать армию в дело по каждому поводу, то скоро лишишься ее.

– Но пять лет идущая война это не пустяк! Представь себе, что она продлится еще пять лет. Мы просто надорвемся в таком случае.

– Тогда и бросишь под Трою армию.

– И останусь один, в разоренной стране, с ушедшей невесть куда армией?!

– А что ты хочешь? Чтобы когда-нибудь их боги пришли сюда? Пришли в зените силы и славы. Пришли как боги, давшие победу ахейцам над владыками этого мира, фараоном Египта и царем хеттов? Но тогда ты должен будешь поделиться с этими богами своей властью. И сколько ее у тебя в этом случае останется? Ты этого хочешь?

– Нет, отец, – медленно проговорил наследник. – Я этого не хочу.

– Тогда продолжай то, что начал я. И слушайся богиню. Я чувствую, она скоро прилетит. Но не знаю, дождусь ли ее. А ты дождись. И никого не пускай на эту террасу. Здесь не место посторонним.

Вой собак и крик огромных стай разных птиц раздражали Одиссея. Между тем, и собак и птиц прибавлялось. Они жрали трупы убитых между лагерем ахейцев и Троей.

Впрочем, не только убитых. В лагере свирепствовали болезни. И простые воины умирали пачками. От болезней погибало даже большее число людей, чем от копий, стрел и мечей.

Если бы не пополнения из Эллады, в ахейском лагере вскоре никого бы не осталось.

Да, – думал Одиссей, – сюда идет пополнение из наших царств. А отсюда уплывают на родину раненные и искалеченные. Уплывают, прихватив с собой мечи, и привычку пускать в дело оружие, прежде, чем успевают подумать.

Как там только наши родственники управляются дома с этими толпами? Подумать только, у всех одно и то же. Дома правят царицы и разные родственники. Правят, не имея возможности опереться на войска. Все войска здесь. И правят пусть раненными и искалеченными, но приучившимися к войне мужчинами. Считающими себя чуть ли не равными царям.

Как такими править? И как заставлять их платить подати и кормить эту ненасытную армию? Тем более, что вернувшиеся назад рассказывают, что война безнадежна.

Наверное, и правят они как-то не так. Не так, как правили до этого все иные властители, никогда не оказывающиеся в такой ситуации.

Что делать? Не давать израненным возвращаться домой? Кормить их здесь?! Да тут и без них скоро голодать начнем. И потом, как эти толпы раненных и больных действуют на остальных. Нет, их все же лучше отправлять отсюда.

Тогда может быть, лучше закончить войну?

И вернуться домой без победы, к озлобленному вооруженному народу? Нет, это невозможно.

А за что, собственно, воюем? Неужели за эту потаскуху Елену, которую почему-то наотрез отказались отдавать троянцы?

Нет, конечно. Далась нам эта неверная женушка дурака Менелая. Все и думать о ней забыли.

А, кстати, за что воюем? Интересный вопрос. Пять лет льем кровь и терпим лишения и, похоже, никто не задумался еще, что условия изменились. И надо понять, за что же воюем теперь.

Одиссей задумался. За шатром раздалась возня, какое-то чавканье и грызня.

– Эй, ординарец! Что там происходит?!

В шатер вошел постаревший воин в донельзя измятом медном шлеме и кожаном нагруднике. У пояса висел короткий меч. Других доспехов у него не было.

– Собаки жрут падаль, царь.

– Прямо у моего шатра?!

– Один из чьих-то воинов упал там утром. Не заметили, и не успели отнести.

– А что он делал около моего шатра?

– Не знаю.

– Ладно, нечего разбираться. Поскорее отнесите останки, и разгоните собак.

– Будет исполнено, царь!

– Да, и еще раз промойте уксусом всю посуду.

– Царь, уксуса почти нет.

– Не сегодня, завтра должен быть корабль из Итаки. Подвезут. Да, проследи там, чтобы из других отрядов не набежало народу. А то растащат груз, не успеешь разгрузиться.

– Будет исполнено, царь.

– Иди. И поскорее уберитесь за шатром.

Да, – подумал Одиссей, когда ординарец ушел, – за что все-таки, воюем? За то, чтобы стать царем царей, – жестко усмехнулся он про себя. – Приам надеется стать им, разгромив всех нас с помощью своих многочисленных союзников. Агамемнон надеется стать им, разгромив Приама с нашей помощью. Ахилл тоже на что-то надеется. У них явно есть некие тайные договоренности с Агамемноном.

А я? – подумал он.

Я тоже на что-то надеюсь. В конце концов, после всех этих битв и болезней у меня воинов стало не меньше, чем у Агамемнона, который по дурости теряет людей массами. И по силе мой отряд сейчас превосходят только отряды Ахилла и Аякса Теламонида.

Так что, царем царей, я, может, и не стану, но при дележе добычи урву себе гораздо больше, чем мог рассчитывать изначально. Ведь без добычи мне бесполезно возвращаться. Что я скажу своему нищему, озлобленному, но вооруженному народу? Своей милой женушке Пенелопе, которая, очевидно, просто не в состоянии править Итакой без мужской помощи. А как она может отблагодарить помощников? Только на ложе.

Но кто осудит ее за это? Во всяком случае, не я. Лишь бы не обещала этому помощнику, или помощникам руки и трона. Кстати, чем их больше, этих доброхотов, тем лучше. Опасно было бы, если бы такой помощничек – любовничек был один.

А победим ли мы? – вдруг оборвал он себя. – Победим, – уверенно ответил царь Итаки на свой невольный вопрос. – Зевс не допустит нашего поражения.

А значит,… значит надо держаться. И по максимуму сокращать число претендентов на добычу.

Он услышал некий большой шум в центре лагеря.

На всякий случай одел броню, и вышел из шатра.