– Конечно, – сказала Мирина, – это слово будет существовать, если такова твоя воля. – Видя, что сумела наконец удивить Париса, и втайне радуясь этому, Мирина продолжила чуть более смело: – А теперь будь добр, открой, чего ты ждешь от нас. Потому что чего-то ты хочешь, я в этом уверена, вот только до сих пор не смогла понять, чего именно.

Парис откинулся на спинку стула; требование Мирины явно произвело на него впечатление.

– Отлично, – ответил он с кивком. – Я хочу выслушать вашу историю. Откуда вы родом? Вы из народа женщин? Там, откуда прибыл я, сила Великой Матери давно иссякла и мужчина, гордый мужчина правит небесами и землей. – Он протянул руку Мирине, словно прося у нее прощения. – Ты проклинаешь меня за такое любопытство?

– Если где-то и есть земля без мужчин, – ответила Мирина, оглядываясь на сестер, – нам всем очень хотелось бы узнать, где она находится. Но как ты наверняка и сам видишь, нам пришлось много выстрадать, и конца испытаниям пока не видно, потому что этот мир кораблей и путешествий не был к нам добр. – Мирина прикрыла глаза, когда в ее памяти вспыхнула картина разбойного нападения на их храм. – Счастье давным-давно к нам не заглядывало. Нам осталось выбирать между опасностью и сожалениями, но ни то ни другое не поможет вернуть те жизни, которые мы потеряли.

Когда Мирина наконец осмелилась посмотреть в глаза Парису, то с облегчением увидела, что насмешка и веселость уступили место искреннему желанию понять трагедию, пережитую его гостьями. Наклонившись вперед, прекрасный царевич как будто забыл на время о мужчинах, сидевших вокруг; даже вино в его чаше осталось нетронутым, пока Парис ждал продолжения рассказа.

Чувствуя его искренний интерес, Мирина решила положить к его ногам полную картину горестей жриц, не скрывая ни одной ужасающей подробности. И пока она говорила, сестры не раз и не два помогали ей вспомнить все подробности.

– Так что теперь ты видишь, – закончила наконец свою историю Мирина, – что у нас нет ничего, кроме надежды остаться в живых. Наши сердца бьются ради тех, кто был похищен и кому наверняка пришлось страдать куда больше, чем нам. Мы не знаем, куда их увезли. Но мы поклялись найти их любой ценой.

Глубокое молчание последовало за ее рассказом. В шатре не было ни одного мужчины, который не смотрел бы теперь на женщин с глубокой жалостью, а Парис сидел, погрузившись в размышления, и слегка постукивал костяшками согнутых пальцев по подбородку.

– Подозреваю, что похитители были греками, – заговорил он наконец. – Просмоленные корабли, отличное оружие, тот язык, который ты описала… – Он оглядел своих соотечественников и увидел согласные кивки и взгляды. – Мы делим с ними северное море и слишком хорошо знаем, на что они способны.

Злобный шепоток пробежал по шатру в подтверждение его слов.

– Северное море, – повторила Мирина. – Далеко оно?

Царевич мрачно посмотрел на нее:

– Дело не в расстоянии. Любой может туда добраться при попутном ветре. Но греки – народ самолюбивый и завистливый. Они построили множество городов и яростно их защищают, а в особенности Микены, где живет их великий царь Агамемнон. Этот город стоит на холме посреди защищающей его бухты, и я бы сказал, до него невозможно добраться. Если, конечно, у тебя нет могучего флота и заодно еще сухопутной армии, а я так полагаю, ничего этого у тебя нет. – (Мирина не нашлась что ответить.) – Для греков, – после недолгого молчания продолжил Парис, – женщины мало чем отличаются от домашнего скота, а уж на чужаков они смотрят и того хуже. Именно поэтому пираты Агамемнона ничуть не смущаются нападать на храмы в других странах и налагать свои лапы на жриц, и как раз поэтому я настойчиво прошу тебя забыть обо всем, что случилось. Даже если твои подруги еще живы, то все равно скоро умрут. Зачем добавлять лишние трупы в погребальный костер?

Мирина была настолько потрясена словами царевича, что ее уважение к Парису чуть было не потеряло точку опоры.

– Будь я мужчиной, – заговорила она, выпрямляясь, – ты бы не стал говорить со мной подобным образом. Но поскольку я женщина, ты уверен, что смысл моей жизни – покой и удобства, что все мои достоинства и моя честь заключаются в целомудрии. Я тебя не виню за это, потому что ты просто говоришь то, что, как тебе кажется, я хочу услышать. Но ты ошибаешься. У нас есть и более высокая цель – цель, которая ведет нас, словно звезда в ночи, и наше стремление так просто не погасить.

Слова Мирины повисли в воздухе, и девушка почувствовала, как ее сестры неловко ерзают на местах, боясь, что она настроит против них гостеприимных троянцев. Но Парис в конце концов просто вздохнул и сказал:

– Завтра я встречаюсь с Миносом в Кносском дворце. Мы обсудим это. Может быть, вам следует пойти со мной и самим рассказать о ваших бедах. Он союзник греков, и они поддерживают его власть; если кто-то и может на них повлиять, так это он. И если ваши подруги до сих пор живы, может быть, нам удастся их выкупить.

Мирина чуть не рассмеялась:

– Твоя щедрость тебя ослепляет. Вряд ли тебе захочется унизить себя, показавшись рядом с женщиной в лохмотьях…

Парис вскинул руку, заставляя Мирину замолчать.

– Не вижу ничего такого, чего нельзя было бы исправить куском хорошего мыла. Останьтесь здесь на ночь, все вы, отдохните как следует вот в этом шатре, а завтрашний день начните с плотного завтрака и купания в море. Могу поспорить – а ты ведь уже знаешь, что я азартный игрок, – после крепкого сна и смены одежды ты превратишься в настоящую царицу. – Парис улыбнулся, и в его взгляде снова вспыхнул веселый огонек. – По крайней мере, будешь сильно напоминать таковую.

Кносский дворец возвышался над окружавшим его городом многочисленными слоями ярко окрашенных крыш и колоннад. Он выглядел гармонично и просто, и не видно было ни малейших признаков каких-то укреплений.

– Все в порядке? – спросил Парис, когда увидел, как Мирина выглядывает из-за легких занавесок паланкина. – Может, хочешь поехать верхом на страшном звере между моими ногами?

Его вопрос вызвал взрыв хохота вокруг. Этим утром у троянцев вообще не было недостатка в веселье, начиная с того момента, когда они устраивали на скорую руку место для купания женщин на берегу залива и выставляли вокруг него стражу, и заканчивая знакомством царицы Мирины с ее «транспортным средством».

– Ох, боже! – воскликнула Мирина, в ужасе пятясь при виде животного, на котором собирался ехать верхом Парис. – Что это такое?

Эти звери были крупнее коров, но поменьше верблюда и уж точно куда подвижнее их обоих. Животные поразили Мирину своей красотой, но они были также и куда своенравнее, чем все те домашние существа, которых ей когда-либо приходилось видеть. Норовисто перебирая ногами после долгого заточения на корабле, они пятились и вставали на задние ноги с яростью диких кошек, а когда Парис подтвердил подозрения Мирины на тот счет, что и ей придется сесть на одно из этих созданий, она сделала шаг назад и энергично затрясла головой.

– Ну же, иди сюда! – поддразнивал ее Парис. – Я же тебя называл бесстрашной! Не доказывай теперь, что я лжец! Нет ничего проще, чем ехать верхом на лошади! Смотри! – Он легко вскочил на спину животного, ничуть не испуганный его пританцовыванием. – Тебе только нужно держаться покрепче!

Но ничто не могло убедить Мирину забраться на спину лошади. И даже на одном коне с Парисом она наотрез отказалась ехать.

– Пожалуйста, – сказала наконец Мирина; ее пальцы инстинктивно потянулись за стрелами на спине, но вместо колчана наткнулись на вышитую ткань платья, которое было куплено утром на рынке специально для нее, без сомнения, за очень большие деньги. – Почему я не могу просто пойти пешком?

– Пешком?! – Парис едва не вывалился из седла. – С каких это пор троянский царевич начал водить цариц пешком, как каких-нибудь девок?

Явно рассерженный упрямством Мирины, он наконец отдал новое распоряжение слугам, на этот раз приказав принести паланкин. Забравшись в него, Мирина решила, что ее внезапная боязливость стала следствием того, что у нее отобрали оружие и опутали бессмысленными тканями… Хотя то, как смотрел на нее царевич, когда надевал ей на голову тонкий золотой обруч, и то, как он сказал: «Ну вот, я выиграл спор! Ты действительно царица», не давало ей покоя всю дорогу, и никакие шутки не могли избавить ее от странного ощущения в груди.