Осознав, что вот так легко она готова встать на сторону человека, считающегося главным претендентом на трон после смерти Сабира, леди Мейрам улыбнулась. Как просто, оказывается, купить преданность и симпатии. Для этого не нужно ни богатств, ни угроз, ни манипуляций. В случае с Хальвардом оказалось довольно высказанного обоюдного уважения, а так же честности, порой близкой к жестокости.
Чему удивляться? Мейрам всю жизнь жила в мире, пронизанном двусмыслием, ложью, интригами, предательством. Возможно потому ее симпатии так быстро переметнулись на противоположную сторону. В Кинна-Тиате она не была ни другом, ни союзником, но осталась человеком, к которому проявили уважение чуть ли не впервые в жизни. Это стоило ответного доброго отношения, но Мейрам всегда старалась быть честной с собой и вынуждена была признать, что у ее стремления помочь Хальварду есть еще как минимум две причины.
Первая — желание отомстить Сабиру, увидеть однажды в его глазах осознание и понимание того, как сильно он недооценил ее способности. Вторая же была горше и прозаичнее — Мейрам отчаянно хотелось ощутить чье-то искреннее одобрение, а может, и восхищение. Конечно, это и не стоило жизни, но что-то в ее сознании уже надломилось, выпуская на волю чувства, годами запертые в самых сокровенных уголках души.
Когда впереди замаячили седловины гор, сестра императора окончательно решилась. На последней остановке в крепости Нисса-Шин она подошла к Малкону, возглавлявшему охрану кортежа, и, отозвав его в сторону, передала сложенный листок бумаги.
— Передайте, пожалуйста, эти сведения Ульфу Ньерду или правителю Хальварду.
— Могу я взглянуть? — спросил гвардеец, принимая записку.
— Разумеется. Тут записано имя одного умельца из Дармсуда — Махран бен Шарди. Он отличный ювелир, мастер своего дела, его хорошо знают в городе, иногда навещает меня во дворце. Почти для всех он является частью обслуги, малозаметным человеком, непримечательным ничем, кроме своих изделий. Меня с ним связывает давнее знакомства и некоторые общие дела. Однажды я помогла ему в весьма щекотливом деле, теперь он мой должник. Впрочем, помимо этого он удивительно порядочный человек и один из немногих моих друзей. Если в будущем герцогу Недоре понадобится помощь любого характера, то Махран сможет передать мне вести так, что они минуют ненужные уши.
— Означает ли это, что ваше решение неизменно? Вы возвращаетесь ко двору сиятельного? — уточнил воин.
— Увы, каждому из нас предназначено свое место, — подтвердила Мейрам. — И мне пришло время занять свое.
— Это храбрый поступок, миледи, — серьезно сказал воин, убирая записку. — Я доставлю ваше послание, можете быть спокойны. Герцог предвидел, что вы останетесь тверды в своем выборе, а потому просил меня передать вам кое-что, если вы согласитесь принять его дар.
Вслед за этими словами воин протянул леди Мейрам небольшой бархатный мешочек. Раскрыв его, она вытряхнула на ладонь почти невесомую подвеску с единственным оправленным в тонкую золотую вязь кристаллом. Камень сверкал и переливался мягким желтым свечением, отбрасывая на снег вокруг десяток радужных бликов.
— Изумительный дар, — в восхищении прошептала девушка, не в силах отвести взгляд.
— Достойный вашей красоты, миледи, — чуть склонил голову воин. — Правитель просил передать дословно “когда будете стоять у черты, за которой нет возврата, вспомните об этом даре — он поможет вам сохранить то единственное, что принадлежит только вам”.
— Передайте правителю мою искреннюю благодарность, — тихо ответила побледневшая девушка. — Это многое для меня значит. Как им пользоваться?
— Носите всегда при себе, если будет нужда — сожмите камень и отдайте мысленный приказ. Он настроен лишь на вас, для всех прочих он останется красивой безделушкой.
— Как символично, так красив и так опасен. Вы поможете мне? — спросила она, протягивая украшение воину и разворачиваясь к нему спиной.
— Выполнить ваше желание — честь для меня.
Леди Мейрам перекинула свои шикарные волосы, заплетенные в сложную широкую косу, на грудь, расстегнула плащ и сняла с шеи воздушный белый шарф. Чужие руки мягко коснулись шеи, металл обжег кожу холодом, когда воин защелкнул сзади замочек цепочки. Пальцы его невольно задержались на сине-желтых пятнах не до конца сошедших синяков. Мейрам вздрогнула и развернулась, чтобы встретиться с хмурым взглядом серых глаз. Силясь побороть неловкость, она накинула на себя легкую ткань, словно та была самой надежной защитой.
— Не смотрите на меня так, — попросила она, отводя взгляд в сторону.
— Вы же знаете, что не обязаны идти на это? — во взгляде этого малознакомого человека Мейрам почудилась жалость и капля восхищения.
— Должна. Правитель понял это гораздо раньше меня, иначе не передал бы вам этот дар.
— Пообещайте, что если вам понадобится помощь, вы дадите знать через Махрана. Если однажды вы закажите у него, к примеру, серьги с гранатами, мы узнаем и постараемся сделать все, чтобы вытащить вас из беды.
Мейрам невольно улыбнулась, но не стала говорить, что теперь никакая сила не вытащит ее из того болота, которое уже проглатывало ее.
— Обещаю, — ответила она, на минуту даже поверив самой себе, что так и сделает.
30. Отблеск счастья
Заходящее солнце выкрасило стены домов в Дармсуде в ярко-алый цвет, заиграло на золотом куполе храма, скользнуло по шпилям и зубцам роскошных резиденций старой знати, отразилось и рассыпалось на тысячу осколков в стеклянных окнах. Столица сияла и горела, плавилась и искрилась на фоне тяжелого сизого неба.
Зима тут была короткая, но до безобразия унылая. Почти каждый день шли дожди, а серые облака сменялись еще более серыми туманами, превращая величественный город в грязную безликую массу, наполненную тоской и скукой. Даже на рынках в холодные месяцы не наблюдалось привычной пестрой суеты. Часть лавочников закрывалась, а вторая предпочитала вести с редкими посетителями не торг, а долгие беседы за чашкой согревающего чая со специями.
Впрочем, редкие просветы в бесконечной череде унылых дней все же случались, когда порывистый холодный северный ветер распарывал плотный дождевой полог. Тяжелые тучи и алые закаты резкими, торопливыми мазками рисовали на краткий миг яркую картину, чтобы уже через несколько минут завянуть, раствориться в сумерках, утонуть в густой сиреневой мгле, пропитанной влагой и холодом.
Сиятельный император Сабир Ахунд вар Наиль из рода Фаррит замер у окна, любуясь садом, омытым щедрыми дождевыми струями и блистающим под косыми солнечными лучами. В коридоре раздался тихий мелодичный звон и император, не поворачиваясь, дал знак слуге открыть дверь.
— Госпожа Арселия прибыла по вашему приказу, — тихо прошелестел голос слуги.
— Как раз вовремя, — Сабир обернулся и поманил вошедшую женщину к окну. — Посмотри, какой закат. Редкое зрелище, не так ли?
Дверь тихо затворилась, оставляя императора и его первую наложницу наедине. Женщина, мягко ступая по роскошным коврам, неслышно скользнула вперед. Ее шаг был исполнен грации, легкости и изящества опытной танцовщицы, но жесты напрочь лишены пошлости, жеманства или неуместного кокетства. Струящиеся воздушные одежды полностью скрывали фигуру, но в движении все же можно было угадать очертания ее тонкого стана, округлых бедер, длинных ног, да и осанка ее говорила о глубоком внутреннем достоинстве.
— Ты, как всегда, неотразима, — император мягко откинул с ее шикарных темных волос полупрозрачное покрывало.
Впрочем, в глазах его не было ни нежности, ни теплоты, лишь удовлетворение и гордость. Осознавать, что он единственный повелитель такой женщины, и других нет и не будет никогда, было приятно. Пальцы его ловко перебирали мягкие локоны, лишь слегка изогнутые чуть заметными волнами.
— И пахнешь, подобно цветку.
— Благодарю, — женщина не поднимала глаз, согласно всем правилам приличия.
— Полюбуйся же, скоро погаснет, — император вновь развернулся к окну.