Другим, не занятым трубой глазом Динька настороженно глянул на Славку и Тима. Глаз был мокрый и красный.

— Нашел где сидеть… — сказал Славка. — А это что? Ему награду дали, а он из нее телескопы делает. Ну-ка, убери грамоту в ранец… Дай я распрямлю.

Динька отдал грамоту и раскрыл ранец, а сам все смотрел в землю.

— Надо в альбом положить, чтобы разгладилась, — посоветовал Тим.

Динька, не глядя, протянул альбом для рисования. Тим открыл его и удивился:

— Смотри-ка! Это ты рисовал?

Динька на секунду скосил в альбом влажные глаза.

— Я…

На рисунке была баррикада — не то из мешков, не то из крупных булыжников. Из-за баррикады торчала старинная черная пушка. Из пушки вырывался желто-красный огонь и синий дым. На баррикаде рядом с огнем и дымом стоял лохматый мальчишка, в руке его дымился факел для запала.

— Здорово, — сказал Тим.

Славка согласился. Мальчишка был, пожалуй, слишком тонконогий и длинношеий, но лицо хорошее, смелое. Он что-то кричал: наверно, командовал. Позади мальчишки было голубое море и много парусных кораблей. Они тоже палили — из всех пушек. Некоторые шли ко дну…

Конечно, Динька был не такой умелый художник, как Женька Аверкин. Зато очень старательный.

Славка спросил:

— Динь, ты это про что нарисовал?

Наездник поцарапал сандалеткой асфальт и нехотя объяснил:

— Нам про этого мальчика Тамара Алексеевна рассказывала, его Колей звали. А фамилию не помню. Это давно еще было, когда война с французами. У него отца убили, а он тогда сам стал вместо него… Стрелял из пушки.

— Из мортиры, — сказал Тим.

— Ну, из мортиры… А потом мы про него рисовали.

— Отлично нарисовано, — похвалил Славка. — Только знаешь… он у тебя какой-то немножко слишком современный получился…

Юный артиллерист был в желтой рубашке с погончиками, в ярко-синих шортиках с модными косыми кармашками и в кедах, у которых Динька не позабыл прорисовать даже рубчики вокруг подошв.

— А какого надо? — слегка ревниво спросил Динька.

— Ну… — начал Славка и перехватил укоряющий взгляд Тима. Торопливо сказал: — А в общем-то, правильно. Они почти такими и были, те ребята… Ты почему не пошел обедать?

Наездник опять насупился. Моментально.

— Не хочу.

— Врешь, — сурово сказал Славка. — Ты боишься, что будут смеяться. А никто не будет…

— Ага, не будет! Вон как гоготали на линейке!

— Линейка давно прошла, — сказал Тим. — До вечера, что ли, будешь тут прятаться? С голоду помрешь. И так уже совсем тощий.

— А ты конопатый! — огрызнулся Наездник.

— Денис! — рявкнул Славка. — Вот как дам по шее. И даже извиняться не буду…

Наездник дерзко хмыкнул.

— Не надо по шее, — примирительно сказал Тим. — Не хочет в столовую — пойдем к нам. Валентина покормит.

— Никуда я не пойду, — ощетинился Динька. Видно, ему было неловко за «конопатого».

— Пойдешь, — сказал Славка.

Они с Тимом надели на Диньку ранец. Потом ухватили строптивого Наездника за руки.

— Поехали!

Динька уперся. Они его потянули. Динькины подошвы заскребли по асфальту. Он в самом деле поехал. Сначала он сердито сопел. Потом посмотрел на Славку, на Тима и засмеялся.

Когда пришли, Тим сказал:

— Валентина! Это Денис. Его надо покормить. Нас тоже.

Валентина со спокойным интересом посмотрела на Диньку и сообщила, что его она покормит, а Тима и Славку не станет. Пускай сначала съездят на рынок за помидорами и кабачками. Дом доведен до полного опустошения: не из чего приготовить ужин.

— Кошмар какой-то, — жалобно сказал Тим. — С тех пор как она сидит дома, началось сплошное тиранство… Ты со мной съездишь?

Славка любил бывать на рынке. Там было так интересно: разноцветно и празднично. Под навесами лежали на прилавках груды помидоров, лиловых баклажанов, розово-серых гранатов, оранжевого перца. И целые горные хребты груш и яблок. И прозрачно-зеленые россыпи винограда. А по углам хитроватые старики и бабки продавали неожиданные и удивительные вещи: живых пестрых попугаев, рисовые веники с узорными ручками, разноцветные корзины, сделанных из плоских ракушек лягушат и чертиков, покрытые лаком раковины-рапаны, крабьи клешни на цепочках и целые чучела крабов.

А как-то раз надутая краснолицая тетка продавала за два рубля живого краба. Он тихо шевелил клешнями и безнадежно поглядывал на покупателей черными шариками-глазками на стебельках.

— Зачем такой? — спросил какой-то строгий мужчина. — Для чего он годен?

— А хоть для чего! — оживленно объяснила тетка. — Хочете — сварите на закуску, а хочете — чучело делайте, оно дешевле обойдется, чем готовое.

Славка и Тим насобирали по карманам рубль тридцать девять копеек и за эту сумму сторговали краба. Они отпустили его с бетонного блока недалеко от памятника кораблям, погибшим в Первую оборону. Сначала краб мертво шлепнулся на дно.

— Довели человека, — горестно сказал Тим.

Но краб полежал, шевельнулся и боком пошел в расщелину среди камней.

— Один-ноль в нашу пользу! Да здравствует охрана животного мира! — возликовал Славка…

В общем, рынок был интересным местом. Он тоже был частью Города, и Славка обрадовался, когда Валентина погнала туда его и Тима. Домой Славка не спешил. Мама была занята на какой-то, пока временной, но сложной работе в библиотеке, а бабу Веру он предупредил, что задержится у Тима. Когда уходили, было слышно, как на кухне Валентина командует Денисом:

— Иди мой руки, а потом нарежь хлеб. Надеюсь, это у тебя получится? Очень хорошо. А то я просто поражаюсь, какими беспомощными бывают иногда мужчины.

Славка и Тим поехали по кольцевому маршруту: это дальше, но зато в троллейбусе свободнее. Троллейбус шел над Малой бухтой, где стоял вспомогательный флот и гидрографические суда. С высоты видны были белые рубки, трубы с голубыми полосами, желтые солнечные палубы и тонкая паутина антенн.

— Я, когда первый раз увидел столько кораблей, просто обалдел от радости, — признался Славка.

Тим сказал:

— Папин «Пеленг» тоже здесь стоит, когда приходит из рейса. Они в ноябре вернутся. Мы туда пойдем, он все покажет. Знаешь, как у них здорово!

Славка улыбался. Столько радостей ждало его еще в Городе!

Лишь одна досада грызла иногда Славку: где-то недалеко были яхты и паруса, а он вел береговую жизнь. Когда белые крылья скользили по синеве рейда, к Славке подкрадывалась тоска. Но не мог же он идти во флотилию без Тима! И Славка уговаривал себя, что все еще впереди, все как-нибудь наладится…

Они вышли на главной площади у старинной Адмиральской пристани с белой колоннадой и мраморными львами. Бронзовый адмирал Нахимов спокойно смотрел на Город. Над площадью разносились размеренные звуки шагов. Это шел пионерский караул. Ребята лет четырнадцати в матросской форме, в белых пилотках, с черными десантными автоматами. Два мальчика и три девочки. Они шли на смену к городскому мемориалу, где на плитах из красного гранита были перечислены все военные части и корабли, защищавшие город в последней войне.

— Четко идут, — с легкой завистью сказал Славка.

— Ничего, — согласился Тим. — Только девчонок я бы в караул не пускал.

— Почему? Всякие бывают девчонки. У меня Анютка знаешь какой капитан была!

Тим упрямо сказал:

— Анютку я не знаю. Если капитан — другое дело. А эти с бантиками. Бантики и автомат! Если заряженный дать, они и выстрелить не сумеют.

Славка промолчал. Он не имел ничего против девчонок. Такие же люди. Даже с Любкой Потапенко у него вроде бы наладились отношения. Потому что она подошла недавно и без всяких ужимок сказала: «Семибратов, ты меня извини за Артемку». Славке что? Он сказал: «Да ладно, пустяки…»

Славка и Тим прошли площадь и зашагали вдоль решетки Приморского бульвара.

Тим вдруг спросил:

— Знаешь, сколько в Городе памятников?