— А еще левее…

— Там нет.

— Есть. Я же не вслепую собирался идти. У меня схема была начерчена.

— Начерти.

— На чем?

Славка торопливо поднялся. Он должен был хоть чем-то помочь этому мальчишке. Позади Славки стояли у стены листы картона. Он торопливо вытащил один лист на середину комнаты, а потом протянул Селю кусок мела. Тот, что отобрал у Витьки Семенчука.

— Спасибо, — сказал Сель и быстро посмотрел на Славку. И они встретились глазами. И в серо-зеленых глазах Селя было не просто «спасибо». Он словно сказал взглядом: «Видишь, как мне приходится…»

«Ты держись», — успел ответить Славка.

«Я держусь…»

Картон поставили на стул и прислонили к спинке. Сель нарисовал что-то похожее на длинный сачок.

— Это Большая бухта. Это станция Черная Речка. Вот причал и «Сатурн». А это база и сваи. Если с разгона туда врезаться, корпус застрял бы между сваями и получил бы пробоину. Он бы засел там, и его раздолбило бы волнами.

— Ве-ли-ко-лепно! — вставила Елизавета Дмитриевна.

Неожиданно поднялся круглолицый и немного сонный семиклассник.

— По-моему, Сель все придумывает, — сообщил он, — Рассказывает сказки, а мы слушаем. Какой может быть разгон без парусов? Там нет ни одного паруса, мы по этому «Сатурну» еще в прошлом году лазили. Там все сгнило.

— У меня был свой парус. Старый грот от крейсерской яхты, — объяснил Сель. — Я его поднял вместо фока-стакселя.

«Такую парусину при шести баллах? Один?» — подумал Славка. И Сель словно услышал его мысли. Он опять попробовал отколупнуть от подбородка веснушку и сказал с сожалением:

— Вручную было не поднять. Я фал намотал на ручной брашпиль… А барабан там несмазанный, визжит. Наверно, от этого сторож и проснулся. Я шкот закрепил на нагеле и стал носовой швартов перепиливать, а сторож в это время и появился. На трапе…

— А ты бы драпал! — воскликнул рыжий Сережка.

Ему тут же возразили:

— Куда драпать, если сторож на трапе? В воду, что ли?

Сель спокойно сказал:

— Я мог и в воду. На мне надувной круг был. Я все равно собирался с борта прыгать перед сваями… Но тут я не сумел, у меня нога подвернулась.

— Стойте! Что здесь происходит? — Елизавета Дмитриевна обвела совет негодующим взглядом. — Вы… обсуждаете его поступок как итоги военной игры! Вы забыли, что Тимофей Сель совершил злостное хулиганство! Он… хуже! Он пытался совершить угон судна! Если хотите, это преступление. Мне сказали, что по закону это… пиратский акт.

Все притихли сначала. Потом кто-то хихикнул:

— Страшный пират одноногий Сильвер…

— Сельвер…

— Повесить на рее…

А Женька Аверкин негромко сказал:

— Пиратский акт, это если для грабежа. Для выгоды.

— А он? — Елизавета Дмитриевна ткнула в похитителя баркентины круглым пальцем. — Вы хотя бы спросите, чего он хотел!

— И так понятно. Он хотел спасти «Сатурн», — по-прежнему негромко сказал Женька. У него был странный, виноватый какой-то вид, и на Селя он не смотрел. И Сель не взглянул на него ни разу.

— От чего спасти? — удивилась девочка с косой.

Сель обвел глазами всех ребят. И на Славку посмотрел. И спросил:

— А вы знаете, сколько было у нас баркентин? Голос у него не стал громче, но сделался вдруг особенно ясным, открытым.

— Их было двенадцать, — сказал Сель, не опуская головы. — «Тропик», «Меридиан», «Сириус», «Шокальский», «Капелла»…

«Вега», «Кропоткин», «Альфа»… — отозвалось в Славке.

— Я даже все названия не помню, — продолжал Сель. — Но все равно… Это же нечестно! Идешь в каком-нибудь городе, видишь: мачты! Все как по правде: ванты, реи… Подбегаешь — ресторан «Нептун», ресторан «Кронверк», кафе «Парус»… Даже из маленькой шхуны «Испаньолы» в Ялте бар сделали! «Сатурн» оставался последний, а теперь и его…

— И что же плохого в том, что устаревшие суда продолжают служить людям? — почти спокойно поинтересовалась Елизавета Дмитриевна.

У Славки даже кулаки сжались. Он бы ей сейчас сказал…

Но Сель ответил не хуже:

— Мне трудно вам объяснить. Некоторые люди не понимают разницы между парусником и пивной.

— Тима! — воскликнула Люда.

На розовом лице Елизаветы Дмитриевны появились белые пятна. Как заплаты. Но она решила, видимо, больше не кипятиться.

— Допустим, — сказала она. — Допустим, я презренное сухопутное существо, а ты рыцарь моря. Но вот что странно: ты один протестуешь против того, чтобы на «Сатурне» оборудовали кафе. А из настоящих моряков никто не протестовал.

— Протестовали, — сказал строгий восьмиклассник. — Мой отец даже в газету писал.

— В газету — другое дело! Но ни твой отец, ни другие не пытались устроить кораблекрушение.

— Им бы от начальства влетело, они боялись, — разъяснил рыжий Сережка.

Елизавета Дмитриевна встала.

— Вот именно! А неустрашимый Сель не боится ничего. Он чувствует, что совет дружины на его стороне. И я это чувствую. Вы видите в нем героя! А этот герой, между прочим, теперь на учете в детской комнате милиции и сегодня на классном собрании получил строгий выговор. Вот так!

— Может быть, и хватит? — тихо спросила девочка с косой.

— По-вашему, хватит? Значит, по пионерской линии ему ничего не будет? А на классном собрании даже было предложение исключить его из пионеров!

Люда удивленно взглянула на учительницу, а потом на чернявую девочку, сидевшую недалеко от Женьки.

— Галя! Было такое предложение?

Чернявая девочка смущенно сказала:

— Да, Елизавета Дмитриевна предлагала…

Послышались смешки. Люда подумала, нахмурившись, и нехотя проговорила:

— Извините нас, Елизавета Дмитриевна, но такие вопросы не ставятся классными руководителями, это дело отряда. И решает по не классное собрание, а пионерский сбор. Есть определенная разница.

Елизавета Дмитриевна обессиленно села.

— Ну, если так… Если здесь решили обсуждать меня, а не его… А вы на него посмотрите! Он даже ошибок своих не признал.

— Почему? Я признал, — тихо сказал Сель. — Глупо это было.

— Наконец-то до тебя дошло!

— Да. Нельзя было делать это одному. И парус, и швартовы, и штурвал…

— Я вас поздравляю! — Елизавета Дмитриевна поднялась и решительно направилась к дверям. — Целуйтесь с этим… адмиралом.

Сель неожиданно громко сказал:

— На «Сатурне» папин брат, дядя Саша, практикантом плавал. А меня на «Сатурне» в октябрята принимали, там сбор был! А теперь что?

— Не одного тебя принимали там в октябрята! — бросила Елизавета Дмитриевна.

— Не одного, — согласился Сель.

А Женька Аверкин, который насупленно смотрел на него, медленно отвернулся. Остальные тоже выглядели недовольными.

Елизавета Дмитриевна остановилась у дверей и решительно потребовала:

— Ответьте наконец: по-вашему, он ни в чем не виноват?

Восьмиклассник встал.

— Сель виноват, — сказал он. — И давайте с этим кончать. Он виноват, потому что нарушил портовый режим. У него нет судоводительских прав, а он хотел вести судно, да еще по внутреннему рейду. У него даже опыта нет…

— Я с дядей Сашей на Л-6 ходил, на руле, — негромко сказал Сель и опять опустил голову. Как в начале разговора.

— Яхта — одно, а трехмачтовый парусник — другое. Ты и штурвал бы не удержал. Тебя могло снести на другие суда, на военные корабли. Вот тогда было бы дело!

— Другие суда стоят очень далеко, — глядя в пол, сказал Сель. — Ближе к выходу из бухты.

— Ну и что же? Ты такой опытный капитан, что хотел управлять баркентиной? Да еще в ночное время и без огней. А если бы снесло?.. Вот за это я предлагаю строгий выговор. А за все остальное он и без нас уже получил. Кто-нибудь против?

Здесь все решала секунда. И Славка даже не колебался. Он быстро встал.

— Я против!

Конечно, к нему обернулись все разом. И конечно, Елизавета Дмитриевна возмутилась:

— Ты, по-моему, не в совете! И вообще, ты, кажется, новичок!

— Вы тоже не в совете, — осторожно сказал Славка.