Ту-ша, соблазняемый этим запахом, не хуже Сам-Сана, пытался вяло убедить того в том, что время идет, мать не найдена, и все зацепки указывают на то, что именно он камень преткновения.

— Я все порешал, — твердил мужчина, отбиваясь от руки куратора, которая увлекала его в наш автомобиль. Он не сводил глаз со своей зазнобы, и разве что не облизывался.

Как ни странно, куратору помогла Лили.

— Мальчики, не ссорьтесь, давайте вы по-быстрому решите вопросы мальчишника, а мы с девочками пока напечем вам плюшек.

— Ватрушек, — хором исправили ее куратор и землянин.

— Да какая разница, — фыркнула Лили, — с моей стороны это героический поступок. И все равно после сватовства обычно еще и кормят гостей. А раз у Струделии уже все почти готово, то она не откажется накормить страждущих?

Возможно, она бы и отказалась. Но количество глаз, а главное количество носов, усиленно принюхивающихся к ее оригинальным духам, растопило лед.

— Почему бы и нет, — ответила она. — Значит за вами напитки.

И «мальчики» пулей упаковались в машину куратора и помчались в направлении города.

Мы же втиснулись в крохотулечку Струделии и покатили за ними.

Домик вдовушки располагался почти на окраине городка. Я даже удивилась, что он аккуратно не большой, можно так сказать. Единственно большим в доме было одно место. Кухня.

И здесь пахло божественно. Скорее всего путь к сердцу не только мужчины лежит через желудок. Просто в женской голове слишком много тараканов, и они своим хаотическим движением сбивают акцент на гастрономическом удовольствии. До тех пор, пока броуновское движение не замедлят года и гормоны. Вот тогда этот соблазн заменяет все остальные удовольствия и превращает часть из них самих в пышные булочки.

Она извлекла огромную миску с воздушным тестом и водрузила ее на стол.

Нам вручили смешные фартуки, и велели вымыть руки.

Когда мы вернулись нас ждала миска с мясной начинкой.

Струделия встретила нас словами — остались только те, которые едят горячими, поэтому у нас ватрушка по-татарски.

Она протянула нам поднос с тремя крохотными рюмочками.

— Это что, — начала принюхиваться к ним София.

— Это секретный ингредиент, — ответила Струделия.

Мы чокнулись и выпили, как оказалось сладкую вишневую наливку, тепло от которой тут же окрасило румянцем щечки и растопило атмосферу, между нами.

Рюмочка оказалась не одна. И к моменту, когда подтянулись мужчины, мы хохотали в просторной кухне Струделии, слушая ее рассказы о том, в какие передряги ей приходилось попадать в погоне за сокровищами для своей лавки.

Мужчины вернулись хмурые. С Булгаком было понятно, ему пришлось сидеть в не очень приятном месте, ожидая остальных. Сам- Сан был раздосадован нашей шумной компанией и тем, что терпеть нас придется еще не один час.

По лицу Ту-ша было трудно что-то прочесть, а вот Дерек все время бросал задумчивые взгляды в сторону землянина.

Но божественный запах выпечки почти сразу же вернул на лица мужчин улыбки. А куратор выставил на стол пузатую бутылку, с оплетенным лозой дном.

— О, — протянула раскрасневшаяся Струделия, — не иначе это раритет.

Куратор кивнул, — эту бутылку кьянти мне презентовали сто пятьдесят лет назад. С ней связана очень интересная история. Кстати, бутылка называется фиаско. И подаривший ее рассказал мне, что названа она так потому что флорентинский арлекин Бианконелли имел обыкновение являться на сцене с какой-нибудь вещью и по поводу ее смешить публику остротами. Однажды, вышедши с бутылкой, обтянутой соломою, он желаемого эффекта не произвел: публика не смеялась. Тогда Бианконелли, обратясь к бутылке, сказал: «Это ты виновата», и швырнул ее от себя через плечо. Хотя эта выходка и понравилась, но с тех пор, при неудаче артистов, в публике говорили: «Это фиаско Бианконелли, это фиаско».

В пылу спонтанного праздника я все же смогла переброситься парой реплик с Дереком.

— Ну что, правы были вы, когда посчитали Сам-Сана детищем?

— Скорее всего да, но он убеждает нас, что не причастен. Точнее, что его мать не причастна к ультиматуму. Этого не может быть, так как по всем наметкам она не могла попасть из желтого сектора в зеленый и на планету Содружества.

«Вы когда ни будь слышали, чтобы кто-то в желтом секторе воевал? Вы как себе представляете этот поход на Содружество? Вы бы лучше соответствующего переводчика нашли, может там не детище? Может там, где тише? Может он о беременной супруге беспокоится».

— Так ты так на него смотришь, потому что его версия имеет право на существование?

— Скорее да, чем нет. Оказывается, в той стороне ровно три недели назад открыли Внегалактический центр тяжёлого рока. Ту-ша, когда услышал про тише, сразу же запрос послал. И организовал замер шума. Если на краю сектора кроме этой планеты ничего нет, то это возможно спорное утверждение. Может в желтом секторе что-то есть. И этому что-то или кто-то не нравятся подобные флуктуации.

— То есть угроза выглядит по типу «сделайте тише, а то подам в суд?».

— Ага, в суд по делам человека, — хохотнул Дерек.

— Но пока Ту-ша сказал, что данная гипотеза имеет право на существование. Надо ждать.

Расходились мы уже ближе к двенадцати. Медленно прогуливаясь уютными улочками пригорода, любовались утопающими в зелени и светлячках освещения милыми домиками.

— Ту-ша, — я дернула куратора за китель, — а вы всегда жили в пещере?

Он закашлялся, столь неожиданный был мой интерес.

— Да я уже четыреста лет живу как человек.

— А где? — не отставала я.

— В жилище, выделенном Бзиком, — ответил он.

— Фу, как скучно, — казёнщина.

— Ну, — он покосился на нее с подозрением, — у меня есть еще шалаш.

— Где? — первым вопрос задал Дерек.

— Э, — как же правильно сказать — на крыше нашей казармы. Ключ от чердака есть только у меня. Привилегия за четыреста лет, так сказать.

— Это, наверное, романтично, — я зажмурилась, представив этот шалаш, на крыше, поближе к звездам.

Все испортил Дерек, который уточнил у куратора, — а на сколько комнат ваш шалаш?

И куратор ответил, — на три, но четвертую должны были достроить, а то шляпки в трех уже не помещаются.

— Хочу, — тут же топнула ножкой, — а куратор отбежал на несколько шагов, благо до пансионата осталось совсем ничего.

— Я, спать, — как-то уж слишком категорично произнес он и исчез в темноте.

— Дерек, это что было, — спросила с надеждой всматриваясь в темноту, а вдруг вернётся.

— Это защитная реакция, — ответил Дерек, увлекая к нашим апартаментам.

— Какое вероломное хвостище, — крикнула вслед давно исчезнувшему куратору и отправилась спать, ведь утро, как известно мудрее.

— Было на Земле такое растение, — начала разговор Лили с самого утра. Точнее даже не с утра, потому что светило еще не выползло на местный небосклон, и только легкая прозрачность темноты, говорила о том, что рассвет близок.

Я приоткрыл один глаз, рассматривая, сидящую рядом в позе лотоса девушку.

— Ты что, не спала? — спросил автоматически, хотя засыпал под ее мерное посапывание.

— Спала, — она вздохнула. — Но это не важно!

— А что, важно, — развернулся набок и подложил ладонь под щеку.

Венерина мухоловка ловит своих жертв, чаще всего насекомых, реже — паукообразных, с помощью специализированного ловчего аппарата, образованного из краевых частей листьев. Для захлопывания ловчего аппарата необходимо оказать механическое воздействие минимум на два волоска на листе с интервалом не более 20 секунд. Такая избирательность обеспечивает защиту от случайного захлопывания в ответ на падение объектов, не имеющих питательной ценности — капли дождя, мусор. Более того, переваривание начинается как минимум после пятикратной стимуляции чувствительных волосков.