- Ниэнель, держись! - слышу я.

Это Он. Там, внизу, бросается сюда, навстречу верной гибели. Темнейшая тоже слышит его, забывает обо мне разворачивается к нему. Он ее цель, не я. Нет! Одно верное движение, и я вонзаю кинжал в светящийся глаз, проворачиваю его, еще и еще раз. Обжигающий, рвущий перепонки вопль раздается над округой. Темнейшая, бьется в агонии, заваливается на бок, и я лечу к земле вместе с ней. В глазах все темнеет, только жгучая боль в боку, адски печет, словно прижгли раскаленным железом.

Хватаюсь за бок, судорожно моргаю, стараясь устоять на ногах. Жуткая высвеченная картинка пропадает, в нос снова бьет запах орчей крови, палёных тел.

Его, того, кого я так стремилась спасти, считая собственную гибель малой платой за его жизнь, тут нет. Но я знаю, это был наследник царства Гремучих лесов, аранен Витэан. Как так? Таур. Что это было? Мираж? Фантазия? Сон наяву? Бред? Воспоминание?.. Не знаю, но там точно была Восточная сторожевая башня.

Передо мной Эсфиль, смотрит прямо, взволнованно. Его я вижу четко. Ни яркого света, ни темноты, даже боль в боку проходит. Только меня мутит, сильно. Отворачиваюсь от аранена. Натыкаюсь на жуткую картину: орк со вспоротым животом. Не выдерживаю, и меня выворачивает на снег. Позывы такие сильные, что кажется, сейчас выплюну желудок. Но стыд сильнее.

- О, благостные! - пренебрежительный голос Эсфиля режет слух. - Ты прямо как человек!

- Я и есть человек, - бурчу в ответ, выпрямляясь и утирая рот рукавом.

- Ага, - бросает аранен. - А это тогда что? - эльф щелкает по острому кончику моего уха и уходит отдавать распоряжения.

Солнце клонится к закату. Над Восточной башней разливается самое печальное пение, какое мне доводилось слышать. Наш небольшой эльфийский гарнизон оплакивает погибших. Жуткий костер давно потушен, останки эльфийских войнов, защитников Восточной башни, бережно уложены на смастеренные носилки, накрыты еловыми ветками. Эсфиль с десятком стражников ушел в дозор, намереваясь выяснить откуда пришли к башне орки, сколько их еще, много ли тифлингов среди них... Другие же, оставшись под командованием Айнона, чистят оружие, перевязывают мелкие раны и скорбят. Наверное, никто не умеет так скорбеть, как эльфы. Трудно представить, что чувствуют те, кто теряет близкого, родного и друга, того, кто должен был быть рядом сотни и тысячи лет и вот ушел - вдруг и навсегда. Сколько нужно иметь мужества, чтобы заставить себя встать под стрелы, взглянуть в лицо смерти, когда у тебя впереди могла быть практически вечность?

Но эльфы всегда эльфы. И в жизни, и в смерти. Они не рыдают над ушедшими, они поют. Тихое скорбное пение разлилось повсюду и наполнило меня. Я сидела на каменном полу, обняв коленки в самом углу комнаты, где расположились все, кто был сейчас свободен, и тонула в этой акапельной симфонии приглушенных голосов и собственной растерянности. Никогда я не ощущала себя так странно. Сейчас мне казалось, что я превратилась в тонкий, наполненный пустотой шарик, бесцельно висящий в воздухе. Что со мной было? Почему, когда все ринулись к этому монстру, рубили и кололи его, я замерла, как трусливый кролик перед удавом? И что мне привидилось? Это не было ни кошмарным сном, ни бредом помрачённого обмороком рассудка. Это было.. .видение? Воспоминание... Чье? Ниэнель? Моё? Витэана? Как разобраться, кого спросить? Почему в этом видении я готова была, не задумываясь, закрыть таура собой, умереть на месте? Сейчас, незамедлительно, с его именем на губах! Только бы он жил! А если бы ему угрожала опасность теперь, что бы я сделала? Что?!

Ответ у меня есть, но я не хочу произносить его даже в собственных мыслях. Почему этот надменный царственный эльф вдруг стал так дорог? Его изумрудные глаза, его голос, в котором всегда неискоренимая насмешка, его губы, которые целуют так, что мир растворяется, сужается до кольца его сильных рук, перестает существовать? Неужели я влюблена? Как девчонка. Глупо! Почему я не пытаюсь выбраться из этого мира, не ищу дороги домой? Там никто не ждет, ничего не держит. И только? Не знаю, ничего не знаю. Я приваливаюсь к стене и закрываю глаза. Надо все рассказать Витэану. О том, как я попала в этот мир, о снах, об этом ведении. Если это не просто какая-то чушь, а реальность, произошедшая с Ниэнель, со мной, с ним, он помнит, знает, объяснит. Или придет в ужас.

Если все это время таур обманывался на счет меня, то гнев его будет безграничен... Пусть так! Это лучше, чем барахтаться в этой бездне непонимания, ощущая себя больной шизофреничкой с раздвоением личности. Что он предпримет? Велит казнить? Нет. Там, в роще, я видела его глаза, я видела, как много в них тепла, видела, его настоящего, глубокого, целого, без маски королевского величия и пренебрежения. Я дорога ему. Я там была собой. Ни кем иным. Не притворялась, не лгала. И была ему нужна, ощущала это каждой клеткой тела, каждой искрой духа. Когда вернемся в крепость, я пойду к нему и расскажу обо всем. И будь что будет! Как только вернемся в крепость.

Шар, наполненный пустотой внутри меня, лопнул. И я задремала.

- Ниэнель, - Айнон тронул меня за плечо. - Вставай, мы уходим. Возвращаемся в замок.

Я потерла глаза и поднялась на ноги. Собирать мне было особо нечего. Закрепила мечную перевязь и готова.

Дорога в замок заняла в три раза больше времени, чем к Башне. Мы шли с тяжёлой ношей

- погибшими братьями, бережно уложенными на носилки. В цитадели лесного короля нас уже ждали. Нашей скорбной процессии, медленно двигавшейся по улицам города, под ноги кидали сухие красные, как кровь, цветы. Процессия остановилась у казарм, где Айнон отпустил нас, сообщив, что погребение состоится через несколько часов в каменных чертогах Северного острога. Над городом, покрытым тонкой вуалью вечерних сумерек, зазвучали голоса эльфов, прекрасные и полные неуёмной тоски, отчего сердце болезненно сжалось. Я отправилась в свои покои. Хотелось немедленно смыть с себя орчью кровь, пот и грязь сражения, вернуться к миру. Иримэль мне не встретилась. Оно и к лучшему. Я намеривалась ополоснуться, переодеться во что-то почище и улизнуть своим тайным путем к покоям таура.

Мне срочно нужно было его увидеть, поговорить с ним. обнять. Хотелось спросить о том странном видении, которое пришло ко мне у Восточной башни, в котором он занимал все мои мысли. Витэан должен знать, что это было: бурная фантазия или отголосок прошлого, какой-то другой реальности, в которой я не была попаданкой с Земли, в которой являлась урожденной эльфийкой.

Холодные, покрытые инеем лианы, царапали руки, но я этого не замечала. Быстро оказалась на балконе покоев таура, кинулась было к стеклянной двери, но тут же отшатнулась. Витэан был в покоях не один. Тут же попыталась залезть на привычный уступ, но тот обледенел, и я никак не могла уцепиться. Оставалось только прижаться к стене и дожидаться, когда посетители оставят Витэана. Ну, и невольно подслушивать.

- Ты не можешь этого сделать! - в голосе Вэона, первого советника короля плескались злость и отчаяние.

- Ты будешь указывать мне, что я могу делать, а что нет! - взревел Витэан.

- Нет, таур, - совладал с собой советник. - Но я точно знаю, что ты не отдашь тифлингам земли своего отца. Ты не обречешь наших мужчин на рабство, не захочешь для наших женщин участи наложниц.

- Мне надоел этот разговор! - зло бросил таур. - Все уже решено! Глассе сказала, что последний карус вот-вот умрет, и она не в может его спасти. Ей не хватает сил. Так что мы обречены. Смирись!

- Но Ниэнель... - начал было советник.

- Ниэнель?! - столько гнева и презрения было в голосе Витэана, что я похолодела. - Не смей мне говорить об этой отвратительной гадине!

Вот как! Отвратительная? Гадина? А всего несколько дней назад, когда он целовал меня в Карусовской роще, когда его дыхание сбивалась от одного прикосновения к ткани моего платья, когда он сжимал меня в своих объятьях и наслаждение туманило его взор, отвратительной я ему не казалась! Или это все было притворством?! Неужели можно так притворяться? Обида, непонимание, горечь калёным железом обожгли душу. Горький ком встал в горле, глаза защипало. Наивная дура! Напридумывала себе сказок, нафантазировала бог знает чего! Идиотка!..