Я не понимал тогда, и сейчас не понимаю, почему именно она. Красавиц в мире не счесть. Даже таких изящных и хрупких на вид. Даже с такими большими янтарными глазами, что как нельзя лучше подходили члену королевской семьи, принцу золотых драконов. Даже с такой мягкостью в улыбке, что, казалось, греет лучше, чем любой огонь на этой земле.

Почему из всех женщин моя жажда коснулась именно ее? Я чувствовал себя обманутым. Знал, что хочу держать ее в своих руках и этого мне было достаточно. Но сомнения разъедали мой разум — что, если это только начало? Что, если вместе с ней я захочу власти, захочу корону, которую она могла бы мне дать. Вместе сила ее семьи и половина моей крови были словно поднятое знамя войны. Я предпочел отвернуться.

Решение было верным, пусть глухая злоба и раздражение поселились во мне. Они пригодились в бесчисленных битвах, что мне удалось пережить. Удача ли? Я уже не знал ответа. Время шло, новости приходили, пусть и с опозданием. Газетные статьи и портреты наштрихованные от руки, где двое связали себя королевской клятвой.

Помолвка, которую невозможно расторгнуть, ожидаемо подвела к свадьбе. И письмо с приглашением было словно удар под дых. Насмешкой братца, не иначе. Этот мерзкий слизняк знал, видел в моих глазах тот огонь, в котором горит сам. Горит в этой жадности по блеску короны, что венчает голову нашего отца, но не по той, что так преданно заглядывает в его глаза.

Я не собирался даже думать над ответом, но ноги сами привели меня. Я хотел увидеть ее снова, пусть и в свадебном платье, что предназначалось не для меня.

Глупо? Не спорю. Я ненавидел эту слабость в себе, ненавидел ее уверенные речи о брате, который бросил ее ради юбки, что вечно плясала под носом. Ненавидел ее одинокий образ и хрупкие плечи, что незаметно для многих дрожали от грядущей неизбежности. Ненавидел ее стойкость.

Она не кричала, не плакала, не молила. Ни своего отца, ни короля, ни меня.

Думаю, она вообще не знала о моем существовании. Это я ненавидел больше всего. И миг, когда я пересек барьер, недоступный даже отцу, был для меня неожиданным, что уж говорить о его королевском величестве. Я впервые ощутил удовлетворение от искры гнева в вечно пустых блекло-желтых глазах. Но это была лишь маленькая вспышка, что вскоре исчезла без следа.

Кровь на золотом платье, что было символом вхождения в королевскую семью, я превратил в знамя запечатлев поцелуй на холодных губах. То самое знамя войны за корону, которую я не желал. Но я готов был к последствиям. Думал, что готов.

Она рыдала так громко, что мои руки тряслись. Отчаянно захлебывалась горем, едва узнав, что вышла за брата своего жениха. Я думал, надеялся, что жизнь дороже любви, что так ярко горела в ее сердце, но похоже ошибся.

— Ублюдок!

— Тонко подмечено, Ваше Величество.

Хлесткий удар отца был первой настолько бурной реакцией на мои поступки, обычно ему было не до меня. Таким разъяренным не видел его никогда, если бы мог, он бы уже плевался огнем. Но не мог. Огонь это я.

Он же, король золотых драконов, был символом изобилия, жизни и света исцеления. А потому моя щека иронично пришла в норму от неконтролируемых всплесков энергии отца.

— Как ты посмел?! Ты хоть понимаешь, что сделал?!

— Я спас ей жизнь, — бросил небрежно. Будто мне было абсолютно плевать. — Глупо отрицать — Маркус приехал лишь пару часов назад. К этому времени мы бы уже приступили к омовению тела, подготовкой в последний путь.

— Мы не можем позволить забрать ее, — гневился король, по шеи и лицу которого начала мерцать чешуя.

— Похоже, отец, вы бы предпочли ее смерть моему поступку. Жаль разочаровывать вас.

— Глупый мальчишка, — прошипел король. — Не смей больше пальцем двинуть без нашего дозволения! Мы найдем способ разлучить вас.

Пальцы медленно сжались в кулак, и я не знаю, что могло произойти, если бы не вестник отца.

— Леди уже какое-то время в сознании, — пролепетал он то, что я уже знал.

Она была красивой даже такой. Взъерошенной, обеспокоенной, слегка воинственной, словно птенец выпавший из гнезда. Я бы хотел быть единственным, кто видел этот ее образ наутро первой ночи, но этого права у меня не было.

Она была странной. Притворялась зачем-то, что благодарна нашему браку, ведь он спас ее жизнь. Но я видел, как горько она плакала в кругу родных. Громко, истошно, навзрыд. Так не оплакивают страх от близости смерти, я знал, я видел подобное ни один раз.

И злился от того, с каким невинным лицом она мне лгала. Я знал, драконья жадность толкала меня, как глубоко проросли ее чувства к брату. Как бы ни хотел, как бы не отворачивался, все равно видел взгляды направленные на него, касания робкие и приветливые улыбки, что сами расцветали на пунцовых губах.

Я ненавидел. Мысль, что она будет думать о нем, вынужденно беря меня под руку. Что будет вспоминать его лицо, проводя ночи в моих объятиях. Что будет представлять, будто бы он касается ее тела, целует мягкие губы и шепчет сладкие речи, которые я готов был без конца ей дарить.

Пусть лучше перенос печати окончательно сломает мне сердце. Пусть она обретёт желанное счастье, что так ненавистно мне. Пусть будет свободной, я не стану стоять на пути.

— Ваше Величество, моя дочь приняла решение, и я, как действующий глава семьи Фиенн, поддержу его.

Альбин Фиенн удостоил меня лишь коротким взглядом и сухим приветствием, когда я вошёл в гостиную за десяток минут до прихода королевской семьи.

Я видел, как нервничает моя ещё законная жена, как сжимает ручку веера, которым предпочла бы полностью закрыться. И ее нервозность перекинулась на меня, стоило тяжелым дверям распахнуться.

Король, королева, кронпринц. Идеальная семья, если бы не мое существование. Маркус был не просто похож на отца, он копировал образ до мелочей. Прическа, одежда, манера держаться. Его мать, принцесса королевства белых драконов, будто и вовсе не участвовала в его создании.

Истинная северянка с бледной как снег кожей, серебристыми волосами и холодными словно лёд голубыми глазами была самим воплощением слепящей чистоты. Жаль весь этот образ не касался ее чёрной души.

— Прежде, чем озвучить решение леди, позвольте нашему сыну принести свои глубочайшие извинения.

Фыркнул негромко, но это не укрылось от пытливого взгляда мачехи, что не упускала повода ужалить меня. Но сейчас и ей пришлось сдержаться, настолько сильной была энергия гнева отца, что ложилась на плечи каждого в комнате.

— Ив! — оживился этот наглый поганец, растягивая свою лошадиную морду в премерзком оскале.

Да, я ошибся. Все же было в нем что-то от матери, теперь это отчетливо проявилось, пусть на ее мертвенно-бледном лице от рождения не бывало улыбки.

— Я так волновался за тебя, места себе не находил, — не торопился переходить к извинениям принц. — Какое счастье, что ты невредима.

Совершенно не чувствуя настроения своей бывшей невесты, этот дурак схватил ее за руку, но она дёрнулась. Отмахнулась, как от назойливого жука. А затем мельком глянула на меня.

Удовлетворение мёдом разлилось в груди, и я готов был поддаться своему чувству собственничества, жажде, что так долго мучила меня. Украсть прекрасную девицу, утащить в своё логово, как делали наши далекие предки на этой самой земле. Жаль мне на крыльях далеко не уйти.

— К моему счастью, принц Аслахан не позволил случиться непоправимому.

Дутые губешки брата искривились, а на высоком лбу проступила пульсирующая вена. Возможно, он впервые ощутил себя ниже презираемых им людей.

Драконы всегда чувствовали свое превосходство. Большинство из них. Мне же не доставляло удовольствия возвышаться над слабым, какой в этом толк?

— Моя леди, — вновь сладко запел Маркус, обуздав рвущийся наружу гнев. — Я приношу свои искренние извинения, что позволил этому варвару коснуться твоей руки. Мне так жаль, Ив.

Ему определено было жаль. Себя, в первую очередь, ведь гнев отца, что обрушился на него по приезде, едва не лишил его всей чешуи. Жаль, что поддался на провокации своей бледнолицей девицы, фрейлины его матери. Невеста не волновала его до тех пор, пока я не увёл ее из-под носа. И он сам позволил этому произойти — вот о чем действительно жалел этот слизняк.