Ночь. Измотанные солдаты. Утраченная вера. Бесконечные русские поля.

Где-то позади безжалостная конница Примакова. На самом деле конная армия Примакова действует в районе Воронежа. Казаки не стремятся к встречам с неистовыми красными кавалеристами.

Но все это потом, потом. Позже. В аудиториях военных академий. Анализ. Разбор просчетов. Изучение документов…

А пока ночь, и холод, и слякоть, и нежелание принимать бой…

И вдруг — костры! Множество костров. В действительности их не так много. Детские костры. Костры мерцают, гаснут, загораются вновь. Огонь не слишком ярок, верст за десять, не ближе, это лишь во тьме огни кажутся ближе.

Огни в ночи! Да были ли они в самом деле? Не выдумал ли Славушка эту ночь? Костры, которые будут светить ему в течение всей его жизни!

37

Все заметнее возвращение к порядку.

Промчались через Успенское наступающие части: кавалеристы, пехота. Какую-то пушку часа три выволакивали из-под горы…

Война отошла куда-то за Фатеж, за Малоархангельск, подтягивались армейские тылы.

Поздняя осень готовилась вот-вот перейти в зиму, окончились дожди, за ночь смерзлась грязь, тонкий ледок затягивал редкие лужицы, иней серебрил по утрам желтую траву, серые облака затягивали небо, каждую минуту мог пойти снег.

В такой вот стылый ноябрьский день появился еще один обоз подвод в десять, с большой поклажей, с ящиками, с тюками и даже мебелью, будто не армейский обоз, а переселенцы с домашним скарбом. На одной из телег ножками вверх стол и стулья, на другой — дубовый гроб.

Обоз стал табором перед волисполкомом. Красноармейцы поспрыгивали с телег, составили в козлы винтовки, распрягли лошадей, задали корм, втащили в помещение тюки и гроб, который при ближайшем рассмотрении оказался шкафом, и пошли по избам с просьбой сварить кулеш и согреть на чаек кипяточку, крупу приносили свою, а кто пощедрее, так даже угощали детишек сахаром.

Много ли нужно солдату времени, чтоб обжиться на новом месте?!

Чуть позднее в двух пролетках прибыли начальники, в суконных шлемах, с портупеями через плечо, двое даже с портфелями, и тут же скрылись в здании.

Славушка с Колькой увидели обоз, едва он выполз из-под горы.

Пошли в разведку. Прошли через табор раз, другой. На них не обращали внимания. Прошли еще раз…

У входа в исполком стоял часовой, курносый, небритый, невозможно серьезный.

— Ну чего разбегались? — не выдержал, прикрикнул он, когда мальчики прошли в третий раз.

— Это какая часть? — полюбопытствовал Славушка.

— А сами-то кто такие? — с подозрением спросил часовой. — Видали мы тут…

— Мы комсомольцы, — объяснил Славушка.

— Ну и топайте по своим делам, здесь баловать нечего.

— А все же что за часть? — повторил Славушка. — У нас, может, дело…

— Это не часть, а военный трибунал, — строго сказал часовой. — Какие могут быть у вас к нам дела?

— Наша организация молодая, — виновато сказал Славушка. — Может, литературу какую дадут.

— Литературу! — презрительно сказал часовой. — Мы судим, а вы — литературу.

— А в шкапу у вас что? — полюбопытствовал Колька.

— Дела, — твердо сказал часовой. — Приговора.

— А какого же вы корпуса?

— Да что ты все допытываешься? Кто много знает, рано помирает. Сказано вам: пошли!

Мальчики огородами дошли до почты и двинулись к Народному дому.

Двери заперты и заколочены, но доски кое-где отодраны.

Славушка пальцем тронул замок.

— Пора открывать.

Колька кивнул:

— Давно пора.

Обошли дом, спустились к реке. Холодная вода неподвижно чернела в Озерне.

— Скоро станет.

— Где там скоро, — возразил Колька. — Не ране как к рождеству.

Берегом пошли домой, взобрались по круче, опять мимо исполкома.

На этот раз у здания какая-то суета.

Солдаты оживленно переговаривались.

— И как это подобрался?

— Обучен, известно!

— Полковник?

— Капитан генерального штаба, сам слышал.

— Не признается?

— Такой разве признается?

Часовой заметил их и неожиданно сказал:

— Шпиона, ребята, поймали, вот какие сегодня дела!

Колька удивился:

— Какого шпиона?

— Известно какого — деникинского!

— А его что, будут судить?

— А как же без суда?

— Что без суда?

— Без суда немыслимо расстрелять.

— А скоро будут судить?

— Вот пообедаем…

Вдруг со стороны, куда шли войска, появились четыре всадника.

Молодой, скакавший впереди, натянул поводья, и все четверо разом остановились.

— А ну-ка! Где ваш начальник?

Но тот уже торопился навстречу — во френче, в фуражке, в пенсне, строгий, немолодой, утиный нос, узкие бледные губы, такие узкие, точно ниточка, фиолетовые чернильные глаза.

— Начальник отдела Хромушин. Здравствуйте, товарищ комкор!

— Знаю, знаю. Что ж это вы застряли, товарищ Хромушин? — с упреком сказал комкор. — Штаб куда как далеко, а вы все тащитесь?

— Дела, товарищ комкор.

— Занимаем города, изменники ждут суда, а вы где?

— Задержали шпиона.

— Какого еще шпиона?

Хромушин махнул кому-то рукой.

— Выведите…

Это был Полеван!

Торбы на нем нет, но он в своем неизменном армяке, холстинных портах и грязной розовой рубахе.

Вышел меж двух конвоиров, шел охотно, чувствуя себя предметом внимания и, видимо, гордясь оказанной ему честью.

— Да это же Алешка! — воскликнул Славушка, обращаясь и к Кольке, и к часовому. — Здешний дурачок.

— Ну да! — недоверчиво возразил часовой. — А карты чего ж таскает и дис… дис… — Часовой запнулся. — и дис-ло-ка-цию записывает. Тетрадь у него нашли…

Полевана нашли на косогоре, он лежал на животе и рассматривал площадь. Его забрали, привели в штаб, обыскали. Нашли в торбе тетрадь, в ней цветными карандашами вычерчены какие-то планы, записаны цифры. Стали допрашивать, арестованный мычит: «Ны-ны-ны» да «гы-гы-гы», а потом вдруг заговорил: «Смотри, какая цаца, бултых, бултых, кому чего дать, антиресно, антиресно, антиресно…»

— Хотите допросить? — спросил Хромушин.

— Нет, нет… — Комкор отмахнулся от Хромушина, как от мухи. — Вы председатель…

— Задержали совсем неподалеку, — доложил Хромушин. — Следил за нашим передвижением.

— Это еще не доказательство, — заметил комкор. — Может, просто испугался?

— Но при нем обнаружены кроки, — внушительно сказал Хромушин. — И шифр…

— Какие там кроки?

— Убедитесь.

Принесли какую-то тетрадь. Продолжая сидеть в седле, комкор небрежно перелистал.

— Какие там кроки, — лениво повторил он. — Я бы его отпустил.

Хромушин насупился.

— Вы сами его допросите.

— Кто вы такой? — спросил комкор.

— Отвечайте, — сказал Хромушин Полевану. — Вас спрашивают.

Идиот ласково посмотрел на всадника.

— Миленький, миленький… — пробормотал он. — Лошадка. Прыг-скок!

— Я бы отпустил, — повторил комкор. — Впрочем, дело ваше.

— Нет, надо разобраться, — возразил Хромушин.

Комкору не хотелось спорить, он все посматривал в сторону Критова, голова его была занята более важными делами.

— Извините, нам некогда, — вежливо объяснил он. — Мне надо в расположение бригады Кропачева… — Он кинул укоризненный взгляд на бивак. — И поторапливайтесь, пожалуйста. В Понырях полно дезертиров… — Он пошевелил поводьями. — Поехали?

Брызнуло грязью, всадники понеслись в Критово.

— Нет, так нельзя, — сказал Хромушин, указывая на Полевана. — Отведите его в школу, все надо по закону. — Подумал и добавил через плечо: — И оповестите близлежащих жителей, суд открытый, судим мы в воспитательных целях.

Полевана повели. Славушка и Колька тоже пошли.

В классе на задних партах сидели трое старичков и с десяток баб.

Посередине стол для судей, у стены табуретка для подсудимого.

Полевана посадили, два конвоира по бокам.

Быстрым шагом вошел командир комендантского взвода: