Ремень или портупею, не знаю, как правильно назвать, господин подполковник не носил, кобуру и шашку тоже («повседневная форма вне строя», — подсказал тёзка) зато носил кортик, прямо как у моряков. Как вновь просветил меня тёзка, всё дело тут в красном с узкой золотой каёмкой темляке [1] на кортике, превращавшим оружие в орден Святой Анны четвёртой степени, полученный тогда ещё поручиком Елисеевым за храбрость в стычках с хунхузами [2] в Маньчжурии. Ещё два ордена, уже более привычного мне вида, тёзкин отец носил на мундире. Орден Святого Георгия я опознал и сам по белому крестику и чёрно-оранжевой ленте на колодке, капитана Елисеева наградили им за разгром его ротой многократно превосходивших её сил противника во время русско-персидской Месопотамской экспедиции. Вторым орденом оказалась та же Анна, но уже третьей степени, эту награду Михаил Андреевич получил по итогам восьми лет беспорочной службы со дня производства в штабс-капитаны. Заслуженный, в общем, офицер.

С тёзкой отец, понятно, поговорил, успехами младшего сына в учёбе поинтересовался, но так, больше для порядка. Столь же дежурным оказался и вопрос, успел ли уже сын встретиться с вдовушкой Фокиной, причём никакого недовольства этой связью тёзкин отец не высказал. О прочих приключениях сына отец пока не знал, а тёзка не торопился с ним делиться, в глубине души надеясь, что как-нибудь обойдётся, так что в этом плане всё оставалось тихо.

Зато когда прибыли старшая дочка с мужем и все уселись за общим столом, Михаил Андреевич прямо-таки искрился остроумием, сыпя многочисленными шуточками и анекдотами, совсем, кстати, не казарменными, как того можно было бы ожидать. С моей подачи тёзка поддержал отца и выдал энное количество анекдотов из моего мира, переиначенных под местные реалии. Хохот за столом гремел поистине гомерический, если, конечно, именно так смеялись греческие боги в изложении Гомера.

— Ох, сын, если ты и по службе так же преуспеешь, Ольга с Натальюшкой ещё гордиться родством будут! — заключил, кое-как отсмеявшись, Михаил Андреевич.

Присматривался я и к старшей сестре тёзки, раз уж разговор с ней должен был стать отправной точкой нашего частного расследования, и к её мужу, городскому секретарю [3] Антону Васильевичу Улитину, стараясь понять, станет ли его влияние на супругу помехой нам или как.

Ольга Михайловна, как и её мать с младшей сестрой, была дамой крупной, но от матери отличалась заметным изяществом, с её статями смотревшимся просто невероятным. Черты лица тёзкиной старшей сестры тоже выглядели даже не то что изящными, а скорее утончёнными. Держалась Ольга с видимым достоинством, как при этом ей удавалось выглядеть ещё и скромной — не спрашивайте, сам не понимаю. Такая вот противоречивая натура, да.

Городской секретарь на фоне своей супруги смотрелся не особо убедительно, ну, мне так показалось. Какой-то он весь был… обыкновенный, что ли? Да, пожалуй, это самое подходящее слово. Вот вроде и тоже немалого роста, и сложением хоть и не богатырь, но и совсем не задохлик, и лицом вышел, но всё равно обыкновенный, а уж рядом с такой женщиной — ну просто нигде, никак и ни о чём.

Но вот в застольном общении господин Улитин показал себя человеком очень даже незаурядным. Во-первых, быстро выяснилось, что он весьма умён, что и понятно, при его-то должности. Во-вторых, с чувством юмора у городского секретаря тоже всё оказалось в полном порядке — он достойно поддержал тестя и шурина в устроенном ими празднике остроумия, рассказав несколько смешных историй из повседневности городского самоуправления, причём рассказывал он живо и увлекательно, превращая своё повествование в театр одного актёра.

…Поговорить со старшей сестрой с глазу на глаз у тёзки вышло уже ближе к вечеру.

— Витя, зачем тебе это? — встревожилась она, когда тёзка чётко, ясно и недвусмысленно сформулировал свой вопрос. Образование сказывается, что вы хотите.

Сильно уговаривать тёзку изрядно сократить историю своих неприятностей для пересказа сестре мне не пришлось — он и сам не больно хотел тревожить её по-настоящему, поэтому ограничился лишь упоминанием о мошенниках, опустив историю с похищением и взяв с сестры слово не говорить ничего родным. Про попытки убить его не сказал, понятно, вообще ни слова.

— Уездный предводитель когда приходил, он и пугал меня, и успокаивал, — вспоминать те события Ольге было явно неприятно. — Сказал, что там, — она мотнула головой за левое плечо, — присматриваются, если у человека четыре признака, а меня их лишь три, но, не дай Господь, буду и дальше практиковать, оно может усилиться и появятся новые, а тогда меня уже и забрать могут…

— Что за признаки? Кто присматривается? И куда забрать? — чёрт, мы с тёзкой и не предполагали, что один вопрос может потянуть за собой сразу столько.

— Я узнавала потом… Где через Антона, где сама… Только никому о том! — она выразительно приложила изящный пальчик к губам. — Есть признаки того, что человек предрасположен… к этому. И они вполне настоящие, никакой мистики. Всего их вроде бы восемь, но точно не скажу, не уверена. Как я поняла, их могут найти врачи, но это если целенаправленно искать именно эти признаки. Точно знаю только про один — у человека не растут зубы мудрости. У меня как раз и не растут. А кто присматривается… Даже не знаю. Жандармы, наверное. Куда забирают, тоже не знаю. Говорят много чего, но по мне, это всё полная чушь. Ты же Николашу Михальцова помнишь?

— Помню, конечно, — ответил тёзка. Ольга говорила о старшем брате Алёши Михальцова, с которым тёзка приятельствовал в детстве, ещё до поступления в кадетский корпус. Жили Михальцовы неподалёку, почти что соседями были, но когда тёзка прибыл домой по окончании шестого класса, шестнадцать лет ему тогда было, он узнал, что Николая давно уже никто не видел, а его семья перебралась вроде как во Владимир. Уже потом приятели из тогдашней компании под большим секретом рассказали тёзке, что пропал Николай как раз после того, как непонятным образом внезапно и полностью исцелился от застарелой болезни его отец, и поговаривали, что там что-то нечисто… ну, ты же понимаешь.

— Так вот, я его в прошлом году видела, — огорошила тёзку сестра. — Здесь, в Покрове.

— А это точно был он? — недоверчиво спросил тёзка.

— Точно, я же с ним разговаривала даже, — подтвердила Ольга. — Он приезжал документы какие-то выправлять по своей покровской жизни, но где и как он теперь, так и не сказал. Вот только на арестанта он не походил ни капельки, — улыбнулась она. — Тебе, прости, не сказала, но Николаша сам просил никому ни слова. Так что и ты молчи!

Ничего больше тёзка от сестры не узнал, но пока нам хватило и этого, чтобы слегка обалдеть. Впрочем, мне лично пришлось обалдеть ещё и чуть позже, когда за Ольгой пришёл муж, сказав, что пора им собираться домой.

— Я когда на учёт вставал в воинском присутствии, осмотр у врачей проходил, — сообщил тёзка. — Делали мне снимок зубов в рентгеновских лучах, так я тогда подслушал случайно, как доктор удивлялся, что у меня зубов мудрости и в зародыше нет.

[1] Петля, кожаная или матерчатая, крепящаяся на рукоять холодного оружия или трости и надеваемая на запястье для страховки от потери оружия/трости

[2] Организованные банды в Маньчжурии, состоявшие преимущественно из этнических китайцев

[3] Выборная должность в городском самоуправлении. Избирался городской думой по представлению городского головы и утверждался в должности губернатором. Заведовал делопроизводством городской управы и представлял интересы города в губернском по городским делам присутствии

Что ж, первый шаг в нашем с тёзкой частном расследовании в общем и целом стоило признать успешным. Да, сразу же стало понятно, что дело неимоверно трудное, да, мы толком не понимали, где и как нам разыскивать источник, из которого всякие нехорошие люди черпали информацию об особенностях строения и функционирования тёзкиного организма, но мы теперь хотя бы в общих чертах представляли себе направление поисков. До разговора тёзки с сестрой не было и того.