Вообще, играть в такие игры жизнь меня давно уже отучила, но тут я по какому-то внезапному наитию не стал препятствовать тёзке, возжелавшему купить сразу два билета — один голубенький за двадцать копеек и один розовенький за полтинник. Девица отступила в сторонку, тёзка надорвал билеты, и развернул их, чтобы посмотреть, что эти семьдесят копеек ему принесли.

Однако! От полноты чувств я даже забыл восхищённо выругаться — выигрышными оказались оба билета! Двадцатикопеечный принёс нам пятнадцать рублей, а пятидесятикопеечный — ту самую полусотню, возможностью выигрыша которой завлекала нас девица. Тёзка тут же выяснил у юной распространительницы, где можно получить выигрыш, и перед выдвижением в ближайшую сберегательную кассу купил и со словами благодарности вручил девочке эскимо, против чего у меня ни единого возражения не нашлось, а заодно и взял ещё два билета за те же деньги, что перед этим. Как ни странно, он снова выиграл, на сей раз, правда, уже куда меньше — голубой билет принёс тёзке рубль, розовый остался пустым. Испытывать судьбу дальше мы не стали, выигрыш и так заметно превышал всю остававшуюся у нас наличность.

— А вот интересно, — пристал я к тёзке, когда тот, опять же при полном моём непротивлении, засел отметить исторический успех в том же заведении, где обедал в прошлый раз, — это твои способности наконец-то проявились или так, повезло?

— Мне тоже интересно, — покладисто согласился тёзка. А что, будешь тут покладистым, со здешними вкусностями. — Наверное, всё-таки повезло, — чуть подумав, определился он. — Как-то не очень прилично для способностей…

— Скажешь тоже, не очень прилично! — хмыкнул я. — В наших обстоятельствах очень даже прилично!

Спорить тёзка не стал, а я подумал, что чуть попозже, скажем, завтра-послезавтра, опыт было бы неплохо повторить. Или всё же подождать пока? Но думать сейчас следовало уж точно не об этом — перед нами во весь рост вставал вопрос, что нам делать, раз выход на старшего Михальцова сейчас для нас недоступен.

— Знаешь, — начал тёзка, когда я поставил перед нами задачу, — когда девчонка мне билеты предлагала, меня будто кто в спину толкнул… Я вот думаю: а если мы прямо сейчас к Михайловскому институту поедем? Я там покручусь, посмотрим, вдруг опять какой толчок последует?

Выглядело предложение, конечно, не особо серьёзно, но целых три обстоятельства склонили меня в пользу его принятия. Во-первых, сам я ничего лучшего не придумал. Во-вторых, тёзкина инициатива заслуживала поощрения. И, в-третьих, не хотелось тупо бездельничать, а именно это и было в данном случае альтернативой. И потому, когда тёзка закончил с вдумчивым поеданием кремовых пирожных, мы направились к выходу с намерением поступить в полном соответствии с его предложением…

— Виктор! Какая встреча! — так, а вот и подоспело то, что в-четвёртых — едва выйдя на улицу, тёзка чуть ли не нос к носу столкнулся с Николаем Михальцовым.

— Слушай, Виктор, а ты как насчёт пива? — кажется, этот мой вопрос поставил тёзку в тупик.

— Пива? — переспросил он спустя пару мгновений. — В охотку если только…

— А вот я при жизни пиво любил, — с сожалением сказал я. Да уж, было о чём жалеть — в тёзкином теле я так пока ни разу здешнего пива и не попробовал. Тёзка и так-то с алкоголем не особо дружил, а если и принимал вовнутрь, то по большей части вино. — И что-то кажется мне, что сейчас я себе кружечку заслужил…

— Хм, а и правда, — согласился тёзка. — Только я даже не знаю, где тут пива попить или купить можно…

— Узнаем, — проблемы я тут не видел, — пошли.

Разговор этот происходил, пока тёзка шёл от стоянки, куда поставил машину, к дому госпожи Волобуевой. По моей прихоти дворянин Елисеев прошёл чуть дальше, выйдя на Ирининскую улицу, и принялся высматривать городового. Имея дело со здешней полицией, я прояснил у тёзки всё, что он о ней знал, а знал он достаточно. Поэтому первого попавшегося нам городового пропустил — он, судя по погонам, был городовым низшего оклада [1] и потому мог не обладать нужными мне познаниями. Зато замеченный мной минут через пять помощник околоточного надзирателя [2] знать такое был, по моему мнению, просто обязан. Я не ошибся — служивый со всем почтением поведал, что попить хорошего пива среди приличной публики ближе всего будет у Антона Миллера в Денисовском переулке, куда мы с тёзкой и отправились.

…Пиво я и правда заслужил, заслужил честно и добросовестно, ну, насколько тут вообще уместно говорить о честности и доброй совести. Пока тёзка обменивался с Михальцовым-старшим приветствиями, я ещё прикидывал, что и как буду советовать дворянину Елисееву в разговоре с дворянином же Михальцовым, но когда Николай с ходу выкатил предложение отправиться для дальнейшего разговора к нему, я немедленно потребовал, именно потребовал, а не попросил у тёзки исключительного права вести переговоры от его имени. Тёзка слегка обалдел от такой наглости, но пошёл мне навстречу — учёный уже, понимал, что не в одних моих амбициях дело.

Тут же пришлось не то чтобы прямо уж обалдеть, но хотя бы малость опешить и Михальцову, когда я вежливо, но решительно заявил, что переговоры готов вести только на нейтральной территории. Его попытки оправдаться, о каких, мол, переговорах, может идти речь, если он просто приглашает к себе случайно встреченного знакомого, выглядели настолько неубедительно, что мне даже не пришлось спрашивать Николая, верит ли он сам в то, что говорит, хватило пристального взгляда и хитренькой улыбочки. Ответным его ударом стал ехидный вопрос о причинах этакой недоверчивости, но и тут у меня нашлось противоядие — я поинтересовался, где, когда и при каких обстоятельствах видел Николай доверчивого юриста и пообещал ему бутылку самого лучшего коньяка, если он меня с таковым познакомит. Посмеялись, и местом дальнейшего общения выбрали Пречистенский бульвар, [3] куда быстро и добрались на тёзкиной «Яузе». Вот там разговор пошёл уже всерьёз…

Пока ехали, мы с тёзкой посовещались и пришли к выводу, что прислуга Михальцовых нам беззастенчиво врала, что врала она не иначе как по наущению Николая, и что сам он во время нашего неудачного визита почти наверняка был дома, в противном случае просто не успел бы выследить и перехватить тёзку так скоро. Не шибко красиво выглядело такое поведение, и потому тёзка вновь согласился, что и правда будет лучше, если переговоры с Николаем проведу я.

Я и провёл. Успешно провёл, между прочим. Не в том смысле успешно, что удалось чего-то уж очень полезного выторговать для дворянина Елисеева, а в том, что полностью подтвердились мои подозрения. Теперь мы с тёзкой совершенно точно понимали, что господин Михальцов представляет не Михайловский институт как таковой, а какую-то группу, действующую помимо института и в своих собственных интересах. Откуда, спросите, такая уверенность? А вот сейчас и объясню.

Когда мы устроились на скамейке, я сразу начал высказывать недоумение — вот, когда ещё проходил осмотр у доктора Брянцева, и что? Где искренний и неподдельный интерес Михайловского института к особе со столь выдающимся потенциалом? В ответ Николай начал нести какой-то вздор, в который не поверил даже тёзка — дескать, дело не особо скорое, пока то оформят, пока это, а профессор Шмидт, что за такие дела отвечает, вообще в отпуску сейчас, и что придётся ещё подождать, а сколько именно, он, Николай Михальцов, сказать не может, потому как чином пока не вышел, чтобы иметь о том представление. И ладно бы ограничился этим, так нет же, начал всякие кошмары рассказывать. Мол, а хорошо ли ты, Витя, подумал, нужен ли тебе институт? Ты же про него ничего не знаешь, а я уже не раз и не два пожалеть успел, что с ним связался. Что там такого нехорошего? Ну как тебе сказать… С жалованьем они очень уж прижимисты, да и то, чтобы деньги на руки получить, кучу бумаг исписать приходится, отчётов всяческих; жить, когда дел много, там же в институтской гостиничке и полагается, а условия в ней так себе; кормят в институтской столовой не так уж плохо, но и отнюдь не как в ресторане хорошем; начальство вообще хуже любого солдафона, хоть и учёные люди, казалось бы… Где бываешь за пределами института, что там делаешь и с кем встречаешься, изволь всякий раз отчитаться, а если начальству твой отчёт, не приведи Господь, не понравится, так потом вопросами замучают. В общем, не пожалел товарищ чёрной краски, описывая место своей службы, весь Михайловский институт ею обляпал, сверху донизу и снизу доверху.