Сомнение, увы, оказалось небеспочвенным — трижды тёзка честно старался, и трижды у него не получилось. Самое обидное, оба в процессе этих попыток поняли, что такое тёзке по силам, но надо бы ещё поупражняться. А так — при том самом первом шаге мы видели тёзкину комнату в Посланниковом переулке уже не мысленно, а самым что ни на есть настоящим образом, но два человека, державшие дворянина Елисеева за руки, хоть и делали тот шаг с ним вместе, но не давали тёзке совершить переход. Обидно, да. И вдвойне обидно, что неудача случилась, можно сказать, публично.

Зато с одним Денневитцем (он вызвался быть первым) тёзка переместился в Москву легко и просто, столь же легко вернулся за Воронковым и снова с лёгкостью телепортировался уже и с ним.

— Однако! — только и сумел вымолвить Денневитц, а Воронков и слова-то сказать не мог, только растерянно оглядывался в тёзкиной комнате. Что ж, господа сыщики, это вам не хрен с апельсином!..

[1] В Российской Империи чин 8-го класса на гражданской службе, соответствует капитану (ротмистру) в армии

[2] Согласно офицерскому этикету, понижающие чин приставки «штабс-» и «под-» в личном общении вне строя не употреблялись

— Карл Фёдорович, я искренне благодарен вам за столь глубокую заботу о моей безопасности, однако осмелюсь напомнить, что мои каникулы не бесконечны, — говорил тёзка мягко и где-то даже вкрадчиво, но в то же время с заметной настойчивостью. — И я совершенно не желаю иметь неприятности по учёбе, пропуская лекции и семинары.

— Виктор Михайлович, я прекрасно вас понимаю, — старательно оправдывался Денневитц. — Ваше стремление получить образование несомненно заслуживает всяческих похвал, однако же и сам осмелюсь напомнить, что для успешного завершения учёбы вам необходимо прежде всего остаться в живых. Чем быстрее мы закончим расследование, разыщем и привлечём к суду всех виновных, тем скорее вы сможете вернуться к обычной жизни. Пока же — простите великодушно, но… — для пущей убедительности коллежский асессор даже развёл руками.

Чем, спросите, был так недоволен дворянин Елисеев? А с чего бы ему вообще быть довольным, если за последний месяц с небольшим он только и делает, что меняет одну тюрьму на другую⁈ Да, жаловаться на условия содержания что у неведомых похитителей (ну, кроме последних суток, разумеется), что у отца в батальоне, что сейчас, было бы лукавством, но во всех названных местах тёзке полагалось пребывать безвылазно, ни под каким видом их не покидая, и в преддверии скорого окончания каникул это начинало его откровенно нервировать…

— Так, может быть, я смогу посещать университетские занятия, телепортируясь отсюда в университет, а затем обратно? — с надеждой спросил тёзка.

— Простите, Виктор Михайлович, вы хорошо сейчас подумали? — Денневитц настолько оторопел, что вежливой его реплику можно было назвать лишь формально, и то с большой такой натяжкой. — Мало того, что ваши необъяснимые появления и исчезновения рано или поздно заметят, после чего возникнут ненужные вопросы, так и от покушения вас такие перемещения вовсе не уберегут. Кто помешает злоумышленникам напасть на вас прямо в университете? Впрочем, время у нас есть, мы постараемся что-то придумать, хотя прямо обещать вам я могу пока только это.

— Благодарю, Карл Фёдорович, но вы уж будьте так любезны, придумайте, — при всём миролюбии своего ответа тёзка показал, что с темы не слезет и рано или поздно поднимет её вновь.

…К нашему телепортированию в Посланников переулок там уже подготовили тёплую встречу. При выходе из комнаты дворянин Елисеев и Денневитц с Воронковым незамедлительно попали в «коробочку» из четверых серьёзных и сосредоточенных людей в штатском, один из которых, видимо, старший, предъявил Денневитцу служебный жетон. Пока мы шли по коридору и спускались по лестнице, я заметил ещё таких же персонажей характерного вида, контролировавших выход на лестницу с каждого этажа. Кстати, подбирали этих людей явно мастера своего дела — характерным и узнаваемым их вид воспринимался только в совокупности, по отдельности любой из охранников или произвольно составленная группка в два-три человека вполне сошли бы просто за людей ответственных и аккуратных, размышляющих о чём-то для них очень важном и в то же время не выпадающих в своих раздумьях из повседневности.

Перед выходом из дома Денневитц и Воронков о чём-то тихонько и недолго поговорили с консьержкой. Что они ей сказали, уж и не знаю, но видимо, сначала нечто лестное, потому что Вера Игнатьевна аж просияла, а потом и несколько добрых слов о квартиранте — тёзку она проводила таким взглядом, будто ей под большим секретом поведали, что он внебрачный сын японского императора. Ну да, тёзка мне уже как-то объяснял, что в доходные дома с солидными жильцами кого попало на службу не берут, а уж консьержи с дворниками в таких домах поголовно состоят в доверительных отношениях с полицией.

Собственно, и знакомый тёзке дворник Матвей Фомич тоже принял участие в общем веселье, правда, так, как бы занятый проверкой чистоты двора и заметающий мелкий мусор, если обнаруживал таковой. Как я понимаю, оператор метлы должен был доложить служивым, если бы во дворе появился кто-то не из жильцов дома — очень предусмотрительно, что тут скажешь. Во дворе уже стояли три «яузы» и всё те же серьёзные господа в не особо дорогих, но вполне добротных костюмах. Без суеты и толкотни они прикрыли тёзку, своего начальника и Воронкова при посадке в автомобиль, после чего заняли места в двух других и наша автоколонна вырулила из двора.

Денневитц сразу объявил тёзке, что перевезёт его в безопасное место, где дворянин Елисеев и будет дожидаться завершения следствия. В своих предположениях относительно того, что это могло быть за место, мы с тёзкой разделились — он полагал, что вывезут его куда-нибудь за город и очень может быть, что опять в войсковую часть, я же ожидал, что отсиживаться придётся в хорошо охраняемом особнячке, затерянном где-то в переулках старой Москвы, потому что так следователям будет сподручнее общаться с ключевым свидетелем. Ошиблись мы оба, да ещё как ошиблись…

В Кремль наш кортеж въехал через Спасские ворота, как это могло бы быть и в моём мире. Въехал, разумеется, не просто так, Денневитцу пришлось выйти из машины и какое-то время уделить общению с охраной. Потом мы не торопясь проехали по Кремлю и остановились возле Троицкой башни.

— Как видите, Виктор Михайлович, место мы вам нашли самое безопасное, какое только можно, — с плохо скрытой гордостью объявил Денневитц, едва тёзка покинул машину и огляделся.

Пока коллежский асессор утрясал какие-то свои вопросы с охраной башни, тёзка по моей просьбе повертел головой. Ну да, дворец съездов тут в Кремле отгрохать, слава Богу, не догадались, и сейчас по соседству с Троицкой башней располагались сразу несколько старых строений, самое большое из которых тёзка определил как Оружейную палату. В моей памяти она находилась в другом месте, но мало ли, что тут у них и как…

В самой же башне в моём мире устроили репетиционную базу президентского оркестра, а здесь в ней располагались какие-то технические и жилые помещения, уж не знаю, для чего и для кого предназначенные. Вот в одно из таких помещений на самом верхнем этаже башни, если не считать шатровую надстройку, нас с тёзкой, уж простите за тавтологию, и поместили.

Ну что, условия тут оказались намного лучше, чем были у похитителей, всяко лучше, чем у подполковника Елисеева в батальоне и в чём-то даже получше, чем на квартире в доме госпожи Волобуевой. Комнат дворянину Елисееву отвели не две, а целых три — маленькую спальню, комнату для гимнастики с набором гантелей разного веса, перекладиной и кольцами, и комнату побольше, предназначенную исполнять, в зависимости от конкретных потребностей жильца в то или иное время, роль кабинета, столовой или гостиной. К этому прибавим прихожую, ватерклозет и ванную — очень даже неплохо. Не обошлось, увы, и без целых двух недостатков. Во-первых, сводчатые потолки, под побелкой которых легко угадывалась кирпичная кладка, создавали впечатление среднее между тюрьмой и казармой, во-вторых, небольшие окна давали нормальное освещение только утром и днём, уже ранним вечером приходилось включать электрический свет. Кормёжку с доставкой по месту пребывания тёзке обещали по норме Кремлёвского полка, так что гимнастические снаряды смотрелись никак не лишними, иначе на гвардейских харчах можно было бы тупо растолстеть, в воскресные и праздничные дни дозволялись алкогольные напитки — по предварительному заказу и в ограниченных количествах. Тёзка мог заказывать любые книги с получением через два-три часа, хороший набор письменных принадлежностей имелся, газеты в любом желаемом ассортименте приносили, в зависимости от времени их выхода, утром либо вечером. Для прогулок тёзке выдали пропуск, дававший право ходить по территории Кремля, не по всей, впрочем, но объяснять, где гулять можно, а где нельзя, Карл Фёдорович не стал, просто сказав, что куда не положено, тёзку и так не пустят. Но вот покидать сам Кремль тёзке запрещалось, как и выходить на прогулку после полуночи и до восьми утра. Что ж, в общем и целом очень даже неплохо. Вещи тёзкины доставили сюда вместе с самим жильцом, и оставив дворянина Елисеева устроиться и отдохнуть, коллежский асессор предельно мягко напомнил, что в случае несанкционированной телепортации условия содержания беглеца при обратном его водворении изменятся не в лучшую сторону. Разумеется, тёзка тут же заверил Денневитца в полном понимании сложившихся обстоятельств и столь же полном отсутствии желания нарушать установленный порядок проживания. Душой при этом тёзка вовсе не кривил, искренне надеясь, что вопрос о его беспрепятственной учёбе в университете решится в самом скором времени и устраивающим его образом. Ну и гордость работала — как же, в Кремле теперь живёт, не абы где. Не скажу, что и меня та самая гордость прямо переполняла, но пожить в Кремле — в той своей жизни я о таком и мечтать-то не мог.