Когда подошло время собираться, тёзка старательно примотал лейкопластырем к внутренней стороне голени чуть выше лодыжки ножны с купленным сегодня ножом. Не абы что, конечно, по сравнению с пистолетом, но всё лучше, чем просто с голыми руками. Оставалось надеяться, что такая фишка тут пока никому не известна, и искать оружие там похитители не догадаются. Денег тёзка по моему совету взял не особо много — платить выкуп за госпожу Фокину ему придётся уж точно не ими…

Трамвай сравнительно быстро довёз нас до Ильинских ворот, и за пять минут до назначенного похитителями Анечки времени дворянин Елисеев встал на указанное в их письме место.

Что за место стало нашей новой тюрьмой, мы с тёзкой, честно сказать, не понимали. С уверенностью можно было говорить лишь о том, что ехали мы от ГУМа, чёрт, от Верхних торговых рядов, [1] конечно же, до места чуть больше получаса, причём не меньше половины этого времени по Москве. То есть от Москвы мы сейчас находились где-то совсем поблизости. Отследить дорогу у нас не вышло — пусть глаза тёзке и не завязывали, но стёкла на задних дверях «Яузы», в которой дворянина Елисеева сюда привезли, были занавешены, а перегородка между передними и задним сиденьями оказалась из затемнённого стекла. Да и не повертишь особо головой, не сильно комфортно сидя между двумя мордоворотами.

Всего за тёзкой прибыли трое, не считая водителя — более-менее пристойно смотревшийся персонаж лет тридцати с чем-то и те самые мордовороты, взятые, как я понимаю, больше для устрашения, хотя, возможно, похитители и впрямь опасались, что дворянин Елисеев повторит свои покровские подвиги. Ну да, не только свои, но им-то откуда знать?

Тем не менее, вели они себя вполне корректно. Мордовороты вообще в разговоре не участвовали, молча стоя в сторонке, а их командир и поздоровался первым, несмотря на своё превосходство в возрасте, и с приличествующей учтивостью уточнил, видит ли он перед собой именно Виктора Михайловича Елисеева, и даже на подсказанное мной тёзке требование представить неопровержимые доказательства пребывания госпожи Фокиной у них и её нахождения в должном здравии согласился, что требование вполне правомерное и заверил, что прямо сейчас Виктор Михайлович, в их, разумеется, обществе на встречу с Анной Сергеевной и отправится. Даже оружие отдать ему попросил, именно попросил, а не потребовал или, упаси Боже, приказал. Правда, при всей этой своей вежливости сам так и не представился. Забыл, не иначе…

М-да, положение, в котором мы оказались, сев в машину похитителей, стоило честно и открыто признать незавидным. Теоретически возможность достать нож и порезать мордоворотов у нас имелась, но даже если бы нам удалось сделать столь доброе дело, наличие перегородки не позволяло воздействовать на водителя и председателя комитета по встрече, чтобы заставить их выполнить наши скромные и абсолютно законные требования. Приходилось признать, что на покупку ножа мы, похоже, потратились напрасно.

Куда нас привезли, мы, как я уже говорил, так и не поняли. Сначала стояли перед какими-то воротами и ждали, пока их откроют, потом ехали медленно, но не долго, и наконец остановились. Из машины вышли в каком-то, надо полагать, гараже с уже закрытыми воротами, и прямо из гаража выбрались в коридор, по которому дошли до лестницы. Поднявшись на этаж выше, попали в другой коридор, путь по которому закончился для нас дверью с номером 22. Пройдя через неё, мы очутились в совсем маленькой комнатушке с ещё одной дверью. Водитель, кстати, остался в гараже и по коридорам и лестнице мы перемещались в обществе всё тех же поднадоевших мордоворотов и их командира.

— Сейчас, Виктор Михайлович, вы встретитесь с Анной Сергеевной и сможете убедиться, что с нею всё хорошо, — сказал этот самый командир. — Будьте, пожалуйста, осмотрительны в разговоре, лишнее знать госпоже Фокиной необязательно, это в её же интересах. Прошу! — он открыл ключом вторую дверь и распахнул её.

— Витя! — Анечка вскочила с дивана и кинулась тёзке на шею. — Витя, Витенька, что происходит? Почему меня тут держат? Ты же за мной приехал?

Даже не возьмусь предположить, сколько ещё вопросов могла бы она вывалить на дворянина Елисеева, если бы тот не заткнул ей рот поцелуем.

— Аня, всё будет хорошо, — принялся тёзка врать. — Скоро вернёшься домой, просто нужно тут кое-что уладить…

— Анна Сергеевна, Виктор Михайлович, — предводитель похитителей прервал сцену трогательного воссоединения и не дал ей перейти в вечер вопросов и ответов. — Прошу меня простить, но дела не ждут. Несколько позже вы снова встретитесь, но сейчас вас, Анна Сергеевна, проводят в вашу комнату, а вам, Виктор Михайлович, нужно будет пройти со мной. Даша, проводи госпожу Фокину.

Дашей он назвал явившуюся с ним вместе барышню лет двадцати пяти и весьма своеобразного вида. Вот вроде и фигура симпатичная, и черты лица правильные, но как глянешь ей в глаза, так и сразу вся симпатичность исчезает — абсолютно пустой, ничего не выражающий взгляд. Такое впечатление, что ничего своего в этой Даше нет, и что ей скажут, то и сделает. Скажут отдаться — отдастся. Скажут убить — убьёт. Скажут прыгнуть в окно — прыгнет. И всё это исполнит бесстрастно, механически и до тошноты правильно. Не знаю, сочиняют ли тут страшилки про роботов-убийц, но про такую можно было бы. На меня, честно говоря, эта девица нагнала своим взглядом страху больше, чем оба мордоворота вместе взятые. Судя по тому, что Анечка даже не попыталась не то, что возразить, а и просто показать неудовольствие, действовала Даша этаким образом не на меня одного. Тёзку, кстати, она тоже впечатлила, и впечатления дворянина Елисеева оказались почти такими же, как и мои.

В коридор вышли все вместе, дальше Анечка под конвоем Даши двинулась в одну сторону, мы с тёзкой и тройкой похитителей в другую, и почти в конце коридора остановились у двери за номером 38. Мы с тёзкой остались стоять перед ней под присмотром мордоворотов, их главный прошёл, но уже через полминуты пригласил тёзку войти. На этот раз одного, без конвоиров. Пройдя через приёмную, мы вошли в кабинет кого-то из здешних начальников, может, и не самого главного, но уж всяко главнее нашего сопровождающего. И повёл себя этот начальник самым что ни на есть начальственным образом — просто указал рукой на два поставленных перед его столом стула.

— Итак, Виктор Михайлович, — начал он, когда мы уселись, — как вы понимаете, знать, кто мы и где вы, вам пока преждевременно. Меня можете называть Александром Ивановичем, вашего провожатого — Владимиром Дмитриевичем.

Вообще, по правилам в таком случае следовало изобразить нечто среднее между поклоном и кивком, но тёзка делать этого принципиально не стал. Я с ним полностью согласился — нечего тут, понимаешь, политесы разводить, не заслужили.

— Приносим вам, Виктор Михайлович, извинения за методы, коими побудили вас к нам прибыть, — продолжил этот, ну хорошо, пусть будет Александр Иванович. — Однако у нас не было уверенности в том, что вы примете приглашение, направленное обычным, так сказать, порядком.

Ага, теперь, значит, это называется приглашением. Ладно, запомним, может, когда и пригодится.

— Ни вам, ни госпоже Фокиной здесь ничего не угрожает, — вещал Александр Иванович. — Если, конечно, вы, Виктор Михайлович, будете сохранять благоразумие. Поэтому попрошу вас прямо сейчас отдать Владимиру Дмитриевичу оружие, которое вы сумели сюда пронести. И, пожалуйста, без глупостей, — добавил он, запустив руку под стол.

Да, надо было видеть лицо этого Владимира Дмитриевича… Одновременно на нём читались изумление, оторопь, стыд, и даже не знаю, что ещё. Впрочем, думаю, дворянин Елисеев выглядел сейчас если и лучше, то ненамного.

Увы и ах, но эта пантомима спутала нам с тёзкой все карты. Мне бы сейчас взять на себя управление телом, выхватить нож и приставить его к горлу сидевшего рядом похитителя, глядишь, и можно было бы выкатить хоть какие-то требования этому Александру Ивановичу. Но нет — пока хлопал глазами и ушами так называемый Владимир Дмитриевич, пока тем же занимался дворянин Елисеев, а с ним, пусть только мысленно, и я, в кабинет ввалились всё те же мордовороты с револьверами в руках.