— Ну, об этом мы с вами ещё поговорим, — пообещал Денневитц. — Другие дела Шпаковского мне тоже интересны… Но вернёмся, господин Вольцев, к вашей особе. Вот господин Елисеев показал, что именно вы в большинстве случаев ассистировали Шпаковскому в его учебных занятиях. Не поделитесь, почему именно вам он так доверял? — этот вопрос тёзка по моей наводке подсказал Карлу Фёдоровичу перед очной ставкой. Денневитц, правда, поначалу такой подсказкой не вдохновился, сказав, что причина тут наверняка кроется в том, что Вольцев больше отличался верностью главарю, нежели умом, но всё же решил поинтересоваться и мнением на сей счёт самого фигуранта.

— Аккуратный я очень и памятливый, — похвастался Вольцев. — Никогда такого не было, чтобы я забыл что из реквизита или в ненадлежащем состоянии представил!

— Реквизитор, значит, — хмыкнул Денневитц.

— Именно так, господин коллежский асессор, всё верно вы сказали, — свои слова Вольцев дополнил несколькими энергичными кивками.

— Автомобили грузовые, что господин Елисеев двигал, тоже вы доставляли? — вопрос свой сыщик задал подчёркнуто нейтральным тоном. — И ящики с людьми внутри?

— Не сам, но отвечал за это, — похоже, ассистент Шпаковского даже обиделся, что его приняли за шофёра или грузчика.

— Врёт, — мысленно возмутился тёзка. — Врёт, мерзавец! — и тут же принялся отчаянно строить рожи Денневитцу, стараясь, чтобы для Вольцева это оставалось незаметным.

— Как прокомментируете, господин Елисеев? — спросил дворцовый сыщик. Ага, тёзкины старания даром не пропали…

— У вас же и другие обязанности были в ассистировании, не так ли? — тёзка честно пытался придать своему вопросу самое обыкновенное звучание, но скрыть некоторое ехидство, как я заметил, не смог. — Ведь были же? Я даже представляю, какие именно…

— Откуда вам известно? — растерялся Вольцев.

— О том я господина Елисеева сам спрошу, когда сочту необходимым, — Карл Фёдорович напомнил, что главный здесь он. — Вас же, господин Вольцев, прошу немедленно ответить господину Елисееву.

— Я должен был следить, легко даётся обучаемому исполнение заданий Александра Ивановича, или нет, — да, Вольцев явно не обрадовался раскрытию своей истинной роли в учебном процессе, откровенно боялся последствий, которые за этим разоблачением могли последовать, но несмотря ни на что, определённая гордость в его голосе замечалась. Тщеславие, оно, знаете ли, такое тщеславие…

— Вот опять вы пытались уйти от полноты ответов на вопросы следствия, господин Вольцев, в который раз уже, — укоризненно напомнил Деневитц. — Суд такое ваше поведение на следствии оценит, конечно же, по достоинству, но совсем не так, как вам это было бы полезно. А потому советую вам хорошо подумать, прежде чем я начну снова вас спрашивать, где может укрываться Шпаковский. Очень хорошо подумать, господин Вольцев. Увести! — скомандовал Денневитц конвойному.

— Это вообще что сейчас было? — принялся я допытываться у тёзки, пока дюжий конвойный защёлкивал на запястьях Вольцева наручники и уводил его из допросной. — Ты что, правда почуял, что он пытался скрыть, или просто взял его на понт?

Ответить тёзка не успел, потому что Вольцева увели и Денневитц обратился к дворянину Елисееву:

— Что же, Виктор Михайлович, очень вам признателен за содействие. Ловко вы Вольцева подловили, ничего не скажешь! Как, кстати, вам это удалось? Вы что, мысли читать можете?

— Да что вы, Карл Фёдорович, нет, конечно же, — тёзка позволил себе улыбку. — Просто Сергей Петрович так громко молчал… Простите, — поправился он, — но я в его присутствии на занятиях у Шпаковского ощущал как будто некий надзор… не глазами. Тогда не понимал, в чём суть, на самого Шпаковского думал, а теперь вот увидел, что не в нём дело было, а в самом Вольцеве.

— Громко, говорите, молчал? — переспросил Денневитц. Не сразу переспросил, какое-то время тёзкины слова обдумывал. Пока сыщик размышлял, мы с тёзкой успели-таки пообщаться, и он мне поведал, что на самом деле всё обстоит немножко иначе. — Хорошо сказали, Виктор Михайлович, очень хорошо, — сыщик снова перехватил тёзкино внимание. — А молчание остальных подследственных не желаете послушать?

— Да, но, с вашего Карл Фёдорович, позволения, не прямо сейчас, — тёзка явно собирался осмыслить свой успех и обсудить его с умным человеком — угадайте, с кем.

— Устали, Виктор Михайлович? — Денневитц всё понял правильно. — Хорошо, отдыхайте пока, нам с Дмитрием Антоновичем найдётся, чем заняться. Когда вы будете готовы продолжить?

— Часа через два, наверное, — на самом деле никакой особой усталости тёзка не чувствовал.

— Тогда до скорой встречи, — Денневитц выбрался из-за стола, Воронков последовал его примеру.

— Давай уже, рассказывай, — пристал я к тёзке, едва он скинул пиджак, обувь, снял жилет и завалился на кровать, чтобы и впрямь выглядеть уставшим, если за ним сейчас наблюдают. Молодец, соображает!

— Тогда я ничего не чувствовал, да ты же и сам помнишь, — ну да, это он вспомнил занятия у Шпаковского. — А сейчас вот послушал этого Вольцева и понял, что с ним тогда на самом деле было. Просто понял, безо всякого чтения мыслей. Знаешь, меня самого это немного пугает… В кого я так превращусь⁈

— Ну, в какого-то монстра вряд ли, — поспешил я успокоить товарища. — А так — сами увидим. Ты, главное, с остальными на допросах постарайся, чтобы мы могли скорее отсюда выйти.

— Тебе хорошо говорить, — пожаловался тёзка. — А стараться мне придётся…

— Ну так давай и я попробую, — вызвался я добровольцем. — С телекинезом же у меня, если помнишь, получалось, глядишь, и здесь что-то смогу. А нет — так ты меня сменишь, Денневитц с Воронковым один хрен ничего не заметят.

— Хм, — на пару мгновений призадумался тёзка. — А и давай!

Да уж, правильно говорят: ум хорошо, а два лучше. Вот как специально для нас с тёзкой пословица придумана…

Не буду врать: работая в коммерческих структурах, иметь дело со структурами государственными мне как-то не особо нравилось. Все эти конкурсы-тендеры, масса полуненужных бумаг, а главное — постоянная памятливость государства, если я должен ему, и не то чтобы забывчивость, если оно должно мне, но так, сам не почешешься, оно сразу и не вспомнит. Была, правда, и привлекательная сторона — если уж все формальности оказывались соблюдены и государство наконец раскошеливалось, то, как правило, сроки и объёмы платежей выдерживало строго по договору. Впрочем, повторюсь, дорога к этим светлым дням всегда оставалась долгой и нелёгкой.

Не знаю, как оно было бы здесь, доведись мне заниматься и в этом мире коммерцией, но на уровне взаимоотношений с отдельно взятым дворянином Елисеевым Российская Империя показала себя партнёром очень даже неплохим. Да, плюшки, что тёзка получил от имперских щедрот, на первый взгляд смотрелись, может, и не особо шикарно, но потребности дворянина Елисеева на данный конкретный момент покрывали целиком, полностью и даже с некоторой лихвой.

Итак, во-первых, тёзку временно выпустили из Кремля. Да, ненадолго, да, под надзором, да, только для утряски дел с квартирой в Посланниковом переулке, но выпустили же! Предварял эту экспедицию жаркий диспут между тёзкой и Денневитцем — тёзка планировал попасть в дом госпожи Волобуевой уже проверенным путём телепортации, но Карл Фёдорович этому желанию самым решительным образом воспротивился. Тёзка прибёг к неубиваемому, как нам с ним казалось, аргументу, утверждая, что при телепортации легче обеспечить его безопасность как ключевого свидетеля, но не вышло — Денневитц для начала напомнил, что больше одного человека телепортировать с собой вместе Виктор Михайлович не может, а один-единственный охранник надёжной защиты не обеспечит, и закончил столь же неубиваемым доводом о необходимости соблюдения строгой секретности, в каковом соблюдении при слишком частых перемещениях такого рода он, мягко говоря, не уверен. Но всё же лично мне так до сих пор и кажется, что победа Денневитца в дискуссии была обусловлена не столько более убедительной аргументацией, сколько тем, что он совмещал положение участника спора с должностью главного в этом же споре арбитра.