— С этим? — тёзка тряхнул левой рукой, цепь немузыкально звякнула.

— Телекинез применить тебе религия не позволяет? — съехидничал я.

— Религия-то тут при чём? — не сообразил тёзка. Пришлось растолковывать ему смысл этого оборота в речи моего мира, после чего оба дружно посмеялись.

Посмеяться-то посмеялись, но дальше нам стало не до смеха — разжать браслет телекинезом ни у тёзки, ни у меня никак не выходило. С ним-то понятно, полностью пока что в себя после Аниной выходки не пришёл, а почему не получилось у меня, даже не знаю. Тоже, конечно, и за товарища переживал, и вдовушка меня слегка подбесила, не без того… Тут тёзке принесли обед, и за поглощением пищи мы решили отложить попытки освобождения до ночи, заодно и выспаться на сытый желудок, чтобы легче было ночью бодрствовать.

Какой-то особый режим дня тёзке не установили, однако часы оставили, и за проведённые в камере неполные сутки мы выяснили, что день и ночь тут всё-таки различаются — освещение в полную силу включают в семь утра, а в одиннадцать, которые двадцать три, свет приглушают, но совсем не гасят, должно быть, чтобы не лишать охрану возможности подсматривать. Тоже вот проблемка с этим подсматриванием… Как-то совсем не хотелось, чтобы та самая охрана взялась исполнять обещание Александра Ивановича стрелять в ноги. Да, избавиться от цепи можно и под одеялом, но после этого надо же надеть штаны, носки и ботинки, прихватить пиджак и сделать тот самый шаг, что запустит телепортацию, то есть времени для стрельбы, причём прицельной, у охранника будет более чем достаточно. Это, конечно, если он будет добросовестно подглядывать и заметит попытку побега вовремя, но именно из такого неблагоприятного варианта следовало исходить, чтобы разработать хороший план. Но мы умные, мы придумали…

Выспавшись после обеда, мы с дворянином Елисеевым, не вылезая из-под одеяла, с новыми силами принялись по очереди разжимать стальной браслет. Силы-то новые, а вот результат так пока и оставался старым, то есть нулевым.

— Погоди-ка, — остановил я тёзку, в очередной раз безуспешно проявлявшего усердие. — Похоже, мы делаем не то и не так.

— Да неужели? — возмутился он. — А как, по-твоему, надо? Мы же грузовые авто двигали!

— Они на колёсах, — напомнил я. — И с тормозов, если помнишь, их снимали. То есть твою сверхспособность мы прикладывали, чтобы они катились, как это и должно с ними быть.

— Ну да, и что с того?

— А то, что наручники разжиматься не должны, — вообще-то, я мог бы и раньше додуматься, но правду говорят, лучше поздно, чем никогда. — Там защёлку держит пружина, вот к ней и надо прилагать силу, а не к браслету. — Я представил конструкцию наручников, какой она мне казалась, чтобы тёзка лучше меня понимал.

— Хм, я как-то об этом не думал, — честно признался он. — Давай, что ли, сам и попробуй?

Я попробовал. Не вышло. Попытался представить, где там должна быть эта чёртова пружина и как я на неё давлю. Опять мимо. Но почему? В чём тут дело? А если так?..

Повернувшись на бок, я подогнул руку, чтобы самому видеть браслет, но для того, кто будет смотреть в глазок, он оставался прикрытым одеялом. Может, не получалось у меня потому, что я пытался действовать вслепую? Ещё сколько-то времени и попыток ушло на то, чтобы понять, что причина не в этом. Чёрт, но в чём, мать её в перемать⁈

— Попробуй как будто бы ключ повернуть, — подсказал тёзка. Вообще, советов, как говорится, под руку я терпеть не могу, но тут всё равно никак не получалось, так что попробовал последовать тёзкиным словам.

Да-а-а… Тело у нас, конечно, общее, и способности, по идее, должны быть такими же, но нет — не с дворянином Елисеевым мне в них тягаться! Когда я снова несколько раз потерпел неудачу, он перехватил управление телом и принялся за дело сам. С первого раза не вышло и у него, но уже при следующей попытке браслет с негромким щелчком раскрылся и тёзка едва успел его схватить, чтобы цепь не утянула разомкнутый наручник на пол и наш успех никто не смог увидеть. Мне оставалось только мысленно аплодировать.

Нет, не только. При всех тёзкиных талантах он не всегда быстро соображает, что и как делать в непривычных обстоятельствах. Нет, так-то он умный, но жизненного опыта товарищу не хватает, вот и пытается иной раз либо пороть горячку, либо уходить куда-то не туда, приходится поправлять. Справившись с браслетом, дворянин Елисеев уже собрался было прямо тут же и бежать, а потому мне пришлось слегка охладить его пыл, напомнив про ненулевую возможность стрельбы по нашему с ним организму. Тёзку такое напоминание в должной мере отрезвило, и мы с ним принялись за тщательную подготовку побега. Ну, то есть планировал я, а вот честь стать главным и единственным исполнителем моего плана выпала как раз дворянину Елисееву.

Начали мы с того, что тёзка снова защёлкнул браслет, не на руке, а просто так, вхолостую, и снова его открыл, уже с первого раза. Проделав эти манипуляции раз, кажется, семь или восемь, ещё трижды повторили их на руке. Я объяснил тёзке, что для полного успеха сбросить оковы нам нужно в строго определённый момент, и мы должны быть уверенными, что когда этот момент наступит, всё пройдёт, что называется, без сучка и задоринки.

Когда тёзку вели сюда, я обратил внимание, что в этом закутке подвала имелись четыре одинаковых двери, каждая из которых, надо полагать, вела в такую же камеру, как и наша, а охранник дежурил один-единственный. С одной стороны, это, конечно, плохо — если остальные камеры пустовали, а они, скорее всего, пустовали, всё своё внимание этот охранник мог уделять единственному постояльцу, и, не исключено, прямо сейчас подглядывал в глазок. С другой же стороны, оно и хорошо — только его одного тёзке и придётся вырубить.

Откинув одеяло, тёзка принялся надевать носки, брюки и ботинки. Закончив с одеванием-обуванием, он вплотную подошёл к двери и принялся со всей дури бить в неё кулаком. Правым, ясное дело — охранник до последнего должен был считать заключённого одноруким.

— Чего надо? — окошко с лязгом открылось и в нём появилась недовольная морда надзирателя.

Ох, и шарахнул его тёзка телекинезом!.. Душу, можно сказать, в удар вложил, бедолагу аж впечатало спиной и затылком в дверь камеры напротив, и он сразу же безжизненно завалился на пол. Разбираться, что там с ним, нам было недосуг — не может помешать, и ладно. Тёзке осталось разомкнуть и сбросить браслет, схватить пиджак и сделать широкий шаг, завершившийся уже в комнате дома госпожи Волобуевой.

Там он тоже надолго не задержался — забрал остававшиеся деньги, парабеллум, покидал в портфель нехитрое имущество в виде свежего и так и не отданного в стирку белья, носков да мыльно-рыльных принадлежностей, и снова широко шагнул, на этот раз в свою комнату в родительском доме, а оттуда сразу в домик садовника…

— Так, — только и сказал подполковник Елисеев, выслушав сына. Отдам тёзке должное, докладывал он ясно, чётко и сжато, не утаивая ничего важного и упоминая вскользь или вообще опуская неважное. Не иначе, в кадетском корпусе такому научился. — Ну-ка, покажи, как ты это делаешь.

Предлагать отцу пустую чашку было со стороны воспитанного молодого дворянина, конечно же, невежливо. Но не на пол же сбрасывать, — подумал тёзка и подвинул её по столу к отцу.

Чем хороши люди военные, так это накрепко вбитой в них привычкой в любой непонятной ситуации действовать если и не по уму, то хотя бы по уставу. Вот и подполковник Елисеев, вернув на место отпавшую челюсть, принялся оценивать обстановку и готовить меры по должному на неё реагированию.

— Тебя я пока к себе в батальон заберу, — что ж, это было ожидаемо, а в нашем положении ещё и желательно. — И Елену с Натальей, — ну да, о жене и дочери Елисеев-старший тоже подумал. — На сборы и Ольга с Антоном прибудут, тоже хорошо, тем более, Ольга в этих делах что-то понимает.

— Фёдора Сергеевича надо бы в известность поставить, — с некоторым сомнением продолжил тёзкин отец, — что речь идёт о титулярном советнике Грекове, мы с тёзкой вспомнили не сразу. — Но что ты ему скажешь? — нотки сомнения в голосе подполковника усилились.