Но если кто думает, что дворянские стрелковые сборы представляли собой действо исключительно милитаристское, то напрасно. Это был целый праздник, с военным оркестром, горячим питанием из полевых кухонь и лёгкими закусками, чаем, кофе, прохладительными напитками и пивом. Тем, кто не приезжал-уезжал на своих авто, а пользовался армейским гостеприимством в развёрнутом под такое дело палаточном городке, наливали ещё и чего покрепче, но только вечером. В конце каждого дня подполковник Елисеев объявлял результаты стрельб, а уездный предводитель дворянства вручал призы наиболее метким стрелкам — отдельно мужчинам и женщинам, отдельно по видам оружия. Ну и неформальное общение уездного дворянства в своём кругу, этакая благородная тусовка ничем не хуже бала или ещё какого увеселительного собрания. Здесь тоже знакомились будущие женихи и невесты, намечались совместные дела, решались вопросы служебные и околослужебные, развивались и укреплялись приятельские и соседские связи, короче, била ключом общественная жизнь в рамках отдельно взятого сословия на отдельно взятой территории.

Разумеется, присутствие на столь представительном собрании уездного полицейского начальства в полном своём составе ни у кого никаких вопросов не вызывало — тоже дворяне, как же им тут не быть-то? Поэтому плотно пообщаться с титулярным советником Грековым нам с тёзкиным отцом удалось уже в конце первого дня, когда остававшаяся на ночлег публика переместилась в палаточный лагерь, и в расположении учебного батальона наконец воцарились тишина и покой.

…Рассказывать Грекову нашу историю я доверил тёзке — он всё-таки здешний, речь у него соответствующая, а скрывать наше состояние «два в одном» мы оба твёрдо намеревались как можно дольше, в идеале вообще всегда. Да, я слушал тёзку внимательно, иногда что-то ему и подсказывал, но в общем и целом он со своей задачей справился. Разумеется, тёзкиными способностями господин титулярный советник впечатлился по самое некуда, как разумеется и то, что способности эти пришлось продемонстрировать, поверить на слово Фёдор Сергеевич то ли не смог, то ли не захотел.

— Михаил Андреевич, — заговорил Греков не сразу, явно что-то про себя обдумав. — Не посчитайте, ради Бога, за неучтивость, но есть вопрос, который мне хотелось бы обсудить с Виктором Михайловичем с глазу на глаз. Простите великодушно, такова уж моя служба. Со своей стороны готов вам обещать, что все сведения, разглашение которых не повредит следствию, я вам после беседы с Виктором Михайловичем изложу. Или же Виктор Михайлович изложит их сам.

Надо сказать, реакция подполковника Елисеева на такой заход меня очень и очень удивила — тёзкин отец лишь спросил, на какое время оставить сына наедине с Грековым. А вот тёзка удивляться даже не думал и тут же мне пояснил, что как сословие служилое, к требованиям службы дворянство тут относится с неизменным пониманием. Я сразу спросил, а как у них тут с неприязнью, не сказать бы сильнее, между военными и полицией с жандармами, как это было в истории моего мира, и тут уже пришла тёзкина очередь удивляться — как, мол, вообще такое может быть⁈ И те служат, и эти, с чего бы им собачиться? Да, надо же, как тут их величества дворян выдрессировали! Уважаю…

— Вот, значит, для кого и для чего вас тогда похищали, — выдал Греков, едва за подполковником Елисеевым закрылась дверь. — Не могу сказать, что я в то время нечто такое предполагал, но теперь уже не удивлён…

Тёзке оставалось лишь молчаливым медленным кивком признать правильность сделанного титулярным советником вывода.

— Отцу вашему, Виктор Михайлович, я тогда говорить не стал, — продолжал Греков. — На тот момент оно и не требовалось, однако же теперь я считаю необходимым поставить Михаила Андреевича в известность о том похищении, о случае на шоссе не упоминая. Впрочем, если пожелаете, можете сделать это сами, но, уж простите, исключительно в моём присутствии.

И опять пришлось соглашаться с Грековым, на этот раз нам обоим. И правда же, без помощи, а значит, и без участия тёзкиного отца все наши с тёзкой надежды и планы остались бы беспочвенными, чего нам совсем не хотелось.

Сцену объяснения тёзки с отцом относительно своих не столь давних подвигов при первой попытке похищения я, пожалуй, пропущу. Не было потому что особого объяснения — так, сын рассказал, отец предельно мягко пожурил и принял к сведению. Оставалась, конечно, совсем не нулевая вероятность, что такую покладистость Елисеев-старший проявил только из-за нежелания делать сыну полноценную выволочку при Грекове, и настоящая взбучка тёзке ещё предстоит, но тут уже сам Греков перехватил ведение разговора.

— В общем, вот что, — кажется, титулярный советник собирался подвести некий промежуточный итог. — Вам бы, Виктор Михайлович, стоило, пожалуй, пожить пока что здесь, в расположении учебного батальона, если, конечно, Михаил Андреевич не против, — с этими словами он вопросительно глянул на тёзкиного отца, тот с пониманием кивнул — не против.

— Вас, Михаил Андреевич, — обратился Греков уже к подполковнику, — я бы попросил придержать пока здесь на какое-то время и Елену Васильевну с Натальей Михайловной, а возможно, и Ольгу Михайловну тоже, — ага, жену с дочерьми тоже советует сюда пристроить. В общем, логично, уж в войсковую-то часть те, на кого работает Александр Иванович или как там его на самом деле, уж точно не сунутся. — За домом вашим, как и за домом Улитиных, если Ольга Михайловна с супругом туда вернуться пожелает, я присмотр обеспечу, для госпожи Фокиной, вернись она в Покров, найду такую острастку, чтобы тихо сидела и вам, Виктор Михайлович, о себе не напоминала. Но, уж простите, это всё, что я тут смогу сделать.

— Это почему же, Фёдор Сергеевич? — нахмурился господин подполковник.

— Видите ли, Михаил Андреевич, — в голосе титулярного советника явственно слышались извинительные нотки, — я отвечаю за розыск по делам уголовным в Покрове и уезде, и для того волен предпринимать любые шаги, какие сочту нужным, в дозволенных законом пределах, разумеется. Но вот в делах, что за границы Покровского уезда простираются, я должен действовать через обращение к своему начальству во Владимире. Знаете, во-первых, не возьмусь даже предположить, с какими именно сопроводительными бумагами отправят они в Москву мой рапорт, а во-вторых… Во-вторых, показанные Виктором Михайловичем, э-э-э, способности заставляют меня до некоторой степени сомневаться в необходимости обращаться во Владимир служебным порядком.

Похоже, у нас тут объявлен чемпионат по понимающим кивкам, и, кажется, на главное место на пьедестале всерьёз претендует подполковник Елисеев. Нет, тёзка тоже кивнул, показывая, что титулярного советника понял, но у старшего Елисеева это получилось уж как-то особенно убедительно. Не возьмусь гадать, что именно понял тут тёзкин отец, хотя кое-какие предположения на сей счёт у меня имелись, но вот мы с тёзкой, хоть он и кивнул за нас обоих, понимали каждый своё.

Тёзка со своей юридической колокольни оценивал перспективы дела с точки зрения писаных законов и потому пребывал в некотором расстройстве — уж больно запутанно и, мягко говоря, неоднозначно тут всё смотрелось. Я же видел проявление со стороны господина Грекова сословной и земляческой солидарности и был в полной уверенности, что подполковник Елисеев понял всё правильно и полицейскому за это благодарен. А ещё я понимал, что соблюдать в данном случае закон в полном, что называется, объёме у титулярного советника Грекова особого желания нет, и тут уже, как мне представлялось, не только в той самой солидарности дело, да и не столько в ней, а вот в чём именно, я бы вот так сразу и предположить не взялся.

— Но… — тут Греков этак хитро улыбнулся и, дождавшись общего внимания, продолжил: — Но ведь удерживали Виктора Михайловича против его воли то ли в самой Москве, то ли где-то поблизости, не так ли?

Кажется, я начал соображать, к чему клонит Греков. Как оказалось, не ошибся.

— Значит, во Владимир о том докладывать и смысла нет! — торжествующе закончил титулярный советник.