— А теперь еще и наручники... Откуда они могли достать их?..
— Вообще-то, Костя, есть у меня одна мыслишка... Но она сильно идет вразрез со всем тем, чему мы пока еще служим.
— Телепат хренов! Я, Славик, и сам все время только об этом и думаю...
— Я это по твоей роже видел, когда ты из колонии от Тольки Самошникова вернулся. Думаю, что и Петруччио это просек. Только он хитрый, как муха... Он и виду тебе не покажет.
— Лишь бы рот не открыл.
— Как же он мог смылиться оттуда? Ты не понтуешь, что у него действительно полное алиби?
— Славка! Матерью клянусь, все — от «воспитателей» до корефанов, в один голос: «...был на глазах! Простудился где-то, сипел-хрипел, чуть в санчасть не отправили!..» И на ужине был, и на вечерней поверке, и спать ложился вовремя. Но... Славик! Поклянись, что не заложишь...
— О чем ты, Костик?! Могила!
— Толик убил Зайца. Ничем доказать не могу... Да и если бы смог — не стал бы! Но вот наручники у него откуда?.. И кто-то же ему помогал?..
Славик посмотрел на Костю, усмехнулся:
— Что ж ты думаешь, что в доме у заместителя начальника Управления спецслужбы милиции города не может оказаться обычных наручников?
Костя так и ахнул!
— Иди ты?! Неужели...
— Сто процентов! Я когда сегодня одного пацана крутил-вертел, он сказал, что в последний вечер Заяц пообещал эту девчонку сам трахнуть, а потом ее всей своей кодле на «хор» поставить...
— Слушай, Славка... Мы должны сейчас немедленно где-то достать выпить! — отчаянно прокричал Костя и полез по карманам, вытаскивая мелкие деньги. — У тебя есть хоть сколько-нибудь?..
... Но тут стали меркнуть даже самые слабые уличные фонари...
И тихие вечерние улицы спального района Ленинграда с редкими автомобилями...
...неожиданно стали заполняться возрастающим шумом бегущего по рельсам поезда...
Куда-то стали уплывать одинаковые дома, уступая место...
...перелескам, полям, кустарникам и домикам, проносящимся мимо мчащегося состава «Красной стрелы»...
Было уже очень раннее утро, и мчащийся электровоз грудью расшвыривал клочки рассветного тумана...
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
— Кстати, о птичках!.. — сказал В.В. — Вы не могли бы мне спроворить соточку джина для поддержания моих старческих и явно угасающих сил?
— Нет, — решительно ответил Ангел. — Только чай!
— Чай пейте сами.
— Владимир Владимирович! Вы просто разрушаете во мне мои ангело-хранительские инстинкты и обязанности! Я не имею никакого права предоставлять вам продукт социального, нравственного и физического разложения, каковым является алкоголь... А вы, пользуясь моей слабостью и симпатиями к вам, постоянно заставляете меня вступать в противоречие с моей моральной и профессиональной ответственностью перед миром!
— О, чтоб вас!.. Какой вы ответственный, умный — прямо спасу нет!
— Не злобствуйте.
— Я не злобствую. Просто, разговаривая с вами, я постоянно слышу внутри себя попискивание моего собственного комплекса неполноценности.
— Вы сейчас сказали чушь, но это простительно — в вашем возрасте столько выпить и не спать всю ночь!.. — подивился Ангел.
— Пожалуйста! — склочным голосом произнес В.В. — Вот вы меня опять макнули ни за что ни про что... Сто граммов! Как сатисфакция за мою униженность!
— Хорошо, — согласился Ангел. — Сто грамм, и вы уходите в глухую завязку! Через полтора часа Петербург.
— Уговорил, — сказал В.В.
— Пейте, вымогатель!
В.В. посмотрел на столик. На его глазах появился широкий стакан с толстым дном и сам по себе стал наполняться прозрачной жидкостью...
В.В. поднял стакан, зачем-то посмотрел сквозь него на свет, потом недоверчиво понюхал и подозрительно спросил:
— А почему «Бифитер», а не «Гордон-джин»?
— «Гордон» кончился. А чем вас «Бифитер» не устраивает?
— Я разве сказал, что не устраивает?
В.В. с удовольствием отхлебнул из стакана, но сварливо пробурчал:
— А что, лед у вас там тоже кончился?
— Простите, пожалуйста, — смущенно извинился Ангел...
...и в стакане с джином «Бифитер» тут же появился лед.
— То-то же! — победительно проговорил В.В. — Струсили?
— Естественно. Вашими постоянными требованиями выпивки вы меня загоняли буквально как дворовую Жучку! — устало сказал Ангел. — Тут поневоле начнешь трусить...
— А вы меня своей историей про Лифшицев и Самошниковых чуть до инфаркта не довели! — огрызнулся В.В.
— Вас никто насильно не заставлял слушать эту древнюю историю!.. — разозлился Ангел. — Вы думаете, мне ее легко вам рассказывать?! Да еще и перебрасывать вас из одного Времени в другое, а потом спешно вытаскивать вас оттуда?.. Потому что вам, видите ли, стало неважненько от того, что вы там увидели! А то, что своим неуемным любопытством вы заставляете меня эту историю проживать вторично, вы об этом подумали?! Слышите? «Проживать!..» А это не самое легкое испытание даже для очень опытного ангела-хранителя!..
— Фантастика! — поразился В.В., внимательно разглядывая распалившегося Ангела. — Отныне, если кто нибудь когда-нибудь при мне заикнется о таких расхожих понятиях, как пресловутые «ангельское терпение», или «ангельская мягкость», или, чего еще пуще, «ангельское всепрощение», я сразу же представлю себе мощного, длинноволосого, голубоглазого парнягу, лет двадцати пяти — двадцати семи, готового свернуть шею старому интеллигентному человеку только за то, что тот проявил нормальный, здоровый, профессионально-писательский интерес к его истории! Кстати, истории, навязанной ему самим рассказчиком.
— Ну, знаете!.. — воскликнул Ангел.
— Что-нибудь не так, Ангел? — прихлебывая, невозмутимо спросил В.В. — Не вы ли с вечера предложили мне один забавный сюжетец, когда узнали, что я имею некоторое отношение к литературному ремеслу?
— Нет-нет! Что вы, Владимир Владимирович... Все так, все прекрасно!.. А для того, чтобы так уж не разочаровывать вас в таких «расхожих понятиях», как «ангельское терпение», «ангельская мягкость» и... Что там еще? «Ангельское всепрощение»?.. Я попросту сейчас захлопну рот и оставшиеся до Петербурга... — Ангел взял со столика свои часы, посмотрел на них и продолжил: —...и оставшиеся до Петербурга один час и двадцать пять минут попытаюсь хоть немного поспать.
Ангел спокойно улегся под одеяло, выключил над собой ночник и, мягко улыбаясь, сказал В.В.:
— Спокойной ночи... В смысле — утра, дорогой Владим Владимыч...
Закрыл глаза и демонстративно отвернулся к стенке купе.
— Эй! Эй!.. — встревожился В.В. — А где ваша «ангельская» совесть?! Как же это можно бросать пожилого человека в самой что ни есть кульминации истории, которую он, как умалишенный, впитывал в себя всю ночь напролет?! В конце концов, могу вам заявить, что теперь это в некоторой степени и моя история! И лишать меня ее продолжения и финала — феерическое свинство!!!
Ангел резко повернулся к В.В. и приподнялся на локте. Сна у него не было ни в одном глазу!
— Ах вот как вы запели, сударь!.. Уж не взываете ли вы таким странным способом к обруганному вами «ангельскому всепрощению»?!
— Взываю, — покорно признался В.В.
— Ну что ж... — ухмыльнулся Ангел. — В таком случае и я демонстрирую вам подлинность «ангельского терпения». Фиг с вами! Слушайте! Так как времени до Питера остается маловато — я буду лапидарно краток...
— И еще — «полтинничек»... — В.В. просительно указал пальцем на свой опустевший стакан.
— Это уже переходит всякие границы!!! — возмущенно вздохнул Ангел...
...но стакан В.В. на четверть наполнился джином!..
У ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ
... Подкатила черная расхлябанная «Волга». На дверцах желтые буквы — МИЛИЦИЯ.
Тяжело вылез из машины начальник уголовного розыска Петр Петрович — Петруччио.
Сразу же увидел двух своих оперов — Костю и Славика. Они в эту секунду выскакивали из дверей отделения и куда-то явно спешили...