— Не советую повторять эти слова при священниках. Безгрешен один лишь Бог.

— Я имел в виду, что не верю в сверхъестественное.

— Это говорит человек, который перенесся из будущего в прошлое.

— Я не чувствовал при этом запаха серы.

Руслан на секунду задумался. Нет, точно, не было.

— Так в чем же, вы говорите, ошибка нашего неуловимого маньяка?

— Не то, чтобы ошибка… Я просто понял, по какому принципу он выбирал жертв: вас, Мациевича… Он подслушивал наши с Юлей разговоры, узнавал о людях, которые в будущем станут знаменитыми — и делал так, чтобы не стали.

— «Не будет», — ошарашено повторил Чуковский слова своего несостоявшегося убийцы, — «Не будет».

— Вот именно.

— Но… зачем ему это было нужно?

— Когда поймаем — спросим.

Человек с высоким лбом мыслителя, аккуратной бородой и чуть печальными глазами разглядывал посетителя. Не каждый день к министру финансов приходят люди с, мягко говоря, странными предложениями.

«Странный посетитель» хладнокровно посмотрел на Коковцева:

— Сколько бы вы заплатили за решение вашей небольшой проблемы?

— Почему вы вообще считаете, что я стал бы платить?

За спиной Коковцева висело зеркало, в котором отражался его седеющий затылок, а также этот… человек. На вид — уже немолодой, темное, загорелое лицо в морщинах, тонкий, ястребиный нос, лицо бритое, за исключением длинных седых усов. Глаза поблескивают веселым молодым блеском. Одет во фрак, не самый дорогой, надо сказать, но пошит со вкусом.

— Вы — министр финансов, — пожал плечами незнакомец, — Вы привыкли все решать деньгами. Будь вы министром внутренних дел или военным министром — и пути решения были бы другими.

— Но…

— Вас что-то смущает?

— Сомнения в законности вашего предложения.

— Вы платите — я решаю. У англичан это называется business. Самая законная вещь с тех пор как в Лидии изобрели деньги.

— Пути решения.

— На мое усмотрение.

Коковцев задумчиво посмотрел на искусителя. Да, он был прав, как будто читал мысли: у Владимира Николаевича действительно появлялось желание решить одну скрипящую смазными сапогами проблему просто предложив отступных. Пока — просто желание, отчего появление усатого незнакомца выглядело чуть ли не мистическим. Да и от его предложения явственно попахивало кровью… Но, с другой стороны, те, кто горланил дурацкие частушки про министра финансов, были в чем-то правы — он и в самом деле «не из толстовцев».

— Сто тысяч, — сказал он, — но только после решения проблемы.

— Разумно, — усмехнулся незнакомец и протянул руку, — Сделка.

Министр финансов и никому неизвестный человек пожали друг другу руки.

— Как вас называть? — поинтересовался Коковцев.

— Меня зовут Моран. Полковник Моран.

Руслан, разумеется, не знал, что в Санкт-Петербурге объявились литературные герои из рассказов сэра Артура — который стал сэром всего-то лет десять назад — поэтому по этому поводу и не нервничал. Даже никаких плохих предчувствий не испытывал, не говоря уж о переживаниях… да ему даже сны дурные не снились. А если и случались у него беспокойные ночи, то не по вине ближайшего помощника лондонского профессора математики.

Работа над автомобилем шла медленно, но верно, если и спотыкаясь на чем-то, то ненадолго.

Старенький «уазик», внезапно для самого себя ставший вершиной автомобильного производства, как охотно давал готовые решения там, где мысль 1911 года заходила в тупик, так и не менее охотно заводил в тупик сам.

Например, проблема равномерной передачи крутящего момента между валами, в которую уперлись все те, кто пытался сделать полноприводной или переднеприводной автомобиль до того, как здесь появился Руслан. Решить ее пытались по старинке — карданной передачей. Однако карданы быстро выходили из строя, да и работали неравномерно. Нет, кто-то, наверное, продолжал ломать голову над этой проблемой, но большинство забило болт. А Руслану с Фрезе ничего ломать не надо — берем уазиковый ШРУС и проблема решена. Сделать его можно было даже в условиях мастерской Фрезе — даже не потому, что она такая уж убогая, а потому, что не каждую технологию начала двадцать первого века можно легко и просто перенести в начало двадцатого. ШРУС от УАЗа — можно. Возможно, и не всякий «уазиковый», насколько помнил Руслан, стандартно на УАЗы ставился ШРУС «на пяти шарах», кто его знает, может быть там шары вроде шарикоподшипниковых, которые на токарном станке не выточишь (не говоря уж о вырезании пазов под них). Но в одном из многочисленных ремонтов на старый «джип», еще при отце, были поставлены ШРУСы «на одном шаре», с двумя вилками. Автомеханик с необычной фамилией Иронтом тогда очень их рекомендовал, мол, для бездорожья — а УАЗ не берут для того, чтобы кататься по ровному шоссе — вещь надежнейшая, в отличие от пятишарового, который дольше тридцати тысяч не выстоит.

У Фрезе, как только он его увидел — объяснять принцип действия маньяку от автомобилизации нужды не было, он понял его чуть ли не с первого взгляда — затряслись руки и он сдавленным шепотом потребовал, чтобы Руслан срочно оформлял очередной патент. Вещь простая и ее, если не украдут, то в любой момент могут дойти своим умом, в какой-нибудь Германии или Франции.

Зато в полный рост встал вопрос подшипников. Для Руслана, который в детстве разбивал старый подшипники, чтобы набрать шариков для стрельбы из рогаток и самодельных воздушек из велосипедных насосов, было несколько странно узнать, что в здешнем времени в России не делают шарикоподшипники. И вообще в мире их делают только в Швеции. А на автомобили в основном ставят подшипники роликовые. Которые тоже в России не делают, а закупают американские, фирмы Тимкена.

В общем, как уже неоднократно убеждался Руслан — прошло сто лет, ничего не изменилось. Случись что в России начала двадцать первого века, закройся, например, границы, как это произошло в начале двадцатых годов с Советской Россией, которую долго не признавали в мире и отказывались с ней торговать и иметь хоть какие-то отношения — тут же выяснится, что каких-то элементарных и привычных вещей больше нет. И придется, по примеру начала двадцатого века строить новые заводы, напрягая силы и извилины. Лазаревичу даже вспомнился когда-то прочитанный в детстве рассказ о том, как советским рабочим пришлось придумывать, как сделать какой-то точильный брусок. Казалось бы — что такого, просто точильный брусок, красный кусок наждака, ан нет — делали его только, если память Руслана не подводила, только в той же Швеции, которая наотрез отказалась продавать что-то России.

Пока что, слава богу, с покупкой подшипников проблем не было… если не считать того, что вещью они были недешевой. А покупать оборудование для того, чтобы самому их делать — денег не хватит не только если продать всю мастерскую Фрезе, но и весь Эртелев переулок. Хотя, если продать переулок — тогда, может, и хватит.

Еще одной проблемой стало качество здешних материалов. Которые, длятого, чтобы не ощущать через пять минут после начала работы запах горелого металла, необходимо было смазывать. А, так как любая смазка имеет обыкновение течь и, соответственно, вытекать, то автомобиль потихоньку обрастал тавотницами — деталюшками, в которые нужно было с помощью огромного металлического шприца загонять тавот, густую смазку наподобие солидола. Руслан, с ужасом представляя, сколько минусов в карму он получит от водителей, которым придется смазывать крокодильное четырехколесное чудовище, старался отследить хотя бы, чтобы тавотницы находились в более или менее доступных местах. Чтобы тому, кто будет смазывать автомобиль, не приходилось загонять его на эстакаду — или, с учетом военного будущего автомобиля, не подлезать под днище, пачкая одежду о траву — и получать потом порцию смазки из шприца прямо в собственную физиономию.

Но, так или иначе, автомобиль шел к своему окончательному виду. Если не к концу февраля, то к концу марта точно он будет готов, так что на летнем конкурсе для армии будет, что показать. Капитан Секретев, командир учебной автомобильной роты, уже заглядывал и напоминал как о своем обещании составить протекцию, в меру своих возможностей, так и об обещании немца и американца предоставить, наконец, готовый автомобиль, а не набор «Лего».