Руслан, подумав, рассказал про винтовки с оптическим прицелом. Выяснилось, что таковые уже существуют, прицел Фидлера, например, но бабахать в городе из винтовки — это несколько… эксцентрично. «Поставьте глушитель» — предложил Руслан. Оказалось, что про глушители здесь никто не слышал. Ну, по крайней мере, в охранке не слышали. Андронов затребовал подробности, Руслан начал объяснять и быстро выяснилось, что на пальцах конструкцию даже простейшего глушака не объяснишь. В итоге Лазаревич обещал изложить схему на бумаге и теперь размышлял над вопросом, кого собирается вальнуть эта семейка? Вроде бы, Андронов-старший менять историю не собирался, что и понятно — при слишком больших изменениях купленная у Руслана информация становится бесполезной. Тогда зачем? Собирается внедрить в здешнюю конкурентную борьбу традиции девяностых? Или просто — шоб було, как обрез за стрехой у справного крестьянина?

— Дорогой любимый муж, вернись из астрала ко мне.

— Прости, задумался, — Руслан потер лоб.

— Сильно день тяжелый был? — сочувствующе поднял бровки Юля.

— Да нет, не сказал бы… Так, задумалось… Что там со стихами Чуковского?

— Вот теперь, — жена показала язык, — не скажу. Потом, сюрприз будет.

— Я не люблю сюрпризы, — насторожился Руслан.

— Это хороший сюрприз.

— Я никакие не люблю!

— Не переживай, к нам это вообще никакого отношения не имеет, это чисто задумка Чуковского.

— Ладно… Допустим… А где Аня, кстати?

Обычно дочь прибегала хотя бы посмотреть на папу, а тут скрылась, как мышь в норе.

— Она там, в комнате, что-то с Володей делают.

— Тааак… — протянул Руслан, — Моя дочь-красавица, закрывшись в комнате с мальчиком, что-то с ним делает… Не пора ли мне, как суровому отцу, доставать свой дробовик и вспоминать традиции shotgun wedding?

— Руслан, им обоим по одиннадцать лет.

— В наше время дети взрослеют так быстро…

— Под нашим временем ты имеешь в виду десятые года какого века? Двадцатого или двадцать первого?

— Да, наверное, любые года любого века. Вспоминаю свое детство, и лицо покрывается коркой стыда.

— Таааак… — протянула Юля, сощурившись, — ты должен мне рассказать, чем это таким интересным ты занимался в свои одиннадцать лет?

— Да я рассказывал. Помнишь, про историю с компотом?

— Ааа, это… Ну так это почти невинно было.

— Я, знаешь ли, против, чтобы моя дочь занималась чем-то настолько же невинным!

Они оба расхохотались.

— Рисуют они там, — наконец отсмеялась Юля.

— Аа, рисуют… Так, стоп. Чем?

В большой любви к рисованию Аня до сих пор замечена не была и поэтому в этом времени они ей не покупали ни карандаши, ни краски. Как-то не было нужды.

— Простым карандашом. И еще линейку попросили.

— Может, они не рисуют, а чертят?

— А какая разница?

В дверь гостиной просунулась голова Ани:

— Привет, пап. А ты, случайно, не знаешь, как пишется правильно «бушприт» или «бушприд»?

— БушприТ

— Ага, спасибо.

Дочка исчезла.

— Они там что, кроссворд решают? — озадаченно почесал в затылке Руслан.

— Судя по линейке, они его чертят.

Муж с женой опять рассмеялись. Руслан почувствовал, как потихоньку отпускает давление в левой стороне груди, появившееся после разговора об убийствах.

У него есть семья, а, значит, все хорошо.

В коридоре за спиной раздался тихий шорох. Руслан посмотрел на Юлю, стоявшую с серьезным лицом и изо всех сил не смотревшую на дверь в коридор.

— Кстати, — произнес Руслан, — мне сегодня достался очередной взнос…

Он достал из саквояжа увесистый бумажный цилиндрик.

— Спрячь, пожалуйста, где всегда, в наш тайник.

Юля послушно отбежала ко второй двери, возле которой вспрыгнула на стул и опустила врученное в тайник, несколько недель назад трудолюбиво высверленный Русланом в верхнем торце двери.

— Прячем золотишко, — подмигнула она мужу.

— Ага, его, — тот скорчил страшную рожу, мол, не пали контору.

В дверной щели за спиной Лазаревича поблескивал любопытный глаз.

Уже где-то на третьем-четвертом общении с Андроновым-младшим Руслан понял, что тот демонстрирует какую-то очень уж сильную осведомленность о том, что происходи ту них в квартире. Происходи дело в родном двадцать первом веке, Руслан заподозрил бы, что у них в квартире жучок, ну а так как при уровне развития радиотехнологий в 1910 году жучок получился бы как раз размером с квартиру — и его было бы трудно не заметить — то вывод напрашивался сам собой: у них завелся стукачок. А кто подходил ан роль осведомителя охранки лучше, чем единственный посторонний человек у них дома?

Танечка.

Чтобы не узнать точно и не думать плохого о возможно невинном человеке, Руслан один раз упомянул некую вещь об их семейных отношениях, позаботившись о том, чтобы ее не услышал никто посторонний, кроме служанки. И что бы вы думали? Уже на следующей встрече Андронов мельком упомянул об этой — выдуманной, между прочим — вещи, как о том, что доподлинно известно охранке, в его лице.

Все стало ясно.

Нет, устраивать скандал и выгонять девчонку на улицу Лазаревичи не стали. А зачем, собственно? Во-первых, пусть лучше будет человек, про которого ты точно знаешь, что он шпион, чем Андронов изыщет иные пути добычи информации. Во-вторых, пусть лучше Андроновы, оба-два, считают их глупенькими и наивными, ничего не подозревающими, авось когда-нибудь, когда придется перейти с ними на ножи, это сработает в пользу Руслана с девчонками. В-третьих, Танечка не так уж и виновата: наверняка ей пригрозили страшной охранкой. Навряд ли она сама по собственной доброй воле отправилась искать, кому бы сдать своих хозяев и, вот совпадение — наткнулась именно на Андронова.

Ну и наконец, разоблаченную шпионку можно кормить вкусной и питательной дезинформацией…

Второе января оказалось воскресеньем, поэтому Руслан пообещал сводить своих девчонок в кино. Благо, они так ни разу и не удосужились туда сходить, а на Невском синематографы и электро-театры можно было обнаружить буквально на каждом углу.

— Мулен-Руж? — Юля подняла бровь, — А детям точно туда можно?

— Конечно. Это же кинотеатр, а не кабаре.

— Название, знаешь ли, подозрительное…

— Нет там красоток кабаре, можешь мне поверить.

— А ты откуда знаешь?

— Потому что… да ну, откуда там красотки…

— Где ты вообще взял это название?

— Да просто случайно увидел, когда проезжал по Невскому, вот и запомнилось… Аня, ты готова?

— Да, папа, — послышалось из-за спины.

Руслан повернулся…

— Господи! Венсдэй!

Аня, одетая в черное платьице с белым воротничком, с двумя тонкими косичками и хмурым лицом — Володя в воскресенье должен был остаться с семьей и в кино с ней пойти не смог — задумчиво осмотрела себя:

— Кто такая Венсдей?

— Девочка из семейки Аддамс.

— А это кто?

— Ну… Фильм такой был, про семейку Аддамс… Папа, мама, дочка Венсдей… Еще дядюшка Фестер там был, такой лысый и страшный.

— Ааа… Не смотрела.

— Конечно, не смотрела, это фильм времен моего детства, современная молодежь такое не смотрит… в смысле, не смотрела. Будь это мультик — тогда еще ладно. А старые фильмы никто не пересматривает. Может, — сделала по-своему логичный вывод Юля, — мне Мортишей одеться?

— Нет, — отказался Руслан, — Я против. Потому что у меня нет полосатого костюма, я не похож на мексиканского мачо, и мне категорически не нравится имя Гомес. И вообще — мы пойдем или нет уже?! Сеанс в двенадцать начинается!

«Мулен-Руж» весело подмигивал лампочками на красных вывесках, но никакой мельницы не изображал. Наоборот — над входом нависал козырек, сделанный в виде чего-то, до крайности похожего на церковный купол (пусть и набранный из красных же прямоугольных пластинок).