— Is.

— Ага, is. Почему?

— Я не знаю, что делать с изобретениями.

Аня обошла папу, села на стул, положила голову на стол и посмотрела на отца тем неожиданно мудрым взглядом, который иногда совершенно неожиданно обнаруживается у маленьких девочек.

— Папа, — сказала она, — изобретения надо изобретать.

— Как и какие? — вздохнул Руслан.

— Любые, какие вспомнишь.

— Любые-то зачем?

— Ну… Ты же можешь вспомнить какое-то изобретение, которого здесь еще нет? Значит, нужно его изобрести.

Типично детский подход: если можешь что-то сделать — сделай. Потому что можешь. А надо ли тебе это изобретение, к каким последствиям оно приведет и будет ли тебе от этого изобретения выгода или одно расстройство — об этом мы задумываться не будет.

— Ну, совершенно любые не надо.

— Почему?

— Потому что люди могут заинтересоваться, кто это там изобретает столько новых штук, да еще и совершенно разных. Вычислят, что мы из будущего — и у нас будут проблемы.

Мало нам чересчур сообразительного семейства Андроновых…

Аня села и тревожно взглянула на Руслана:

— Папа…А ты будешь ругаться?

— Буду.

— За что?!

— Еще не знаю. Но когда ругаться не за что — не спрашивают, будут ли ругаться.

— Папа, а давай ты пообещаешь не ругаться. Или не слишком сильно. И не пороть ремнем.

— Я разве когда-то тебя порол?!

— Володю его папа бьет ремнем.

— Володя-то тут при чем?

— Ну… Мы с ним… сделали… это самое…

Руслан понял, что он не понимает. Нет, «это самое» они не могли сделать чисто в силу малолетства. Но тогда — что? Не изобретение же, в самом деле.

— Мы сделали изобретение, — Аня зажмурилась, немного посидела и приоткрыла левый глаз, — Ты не сердишься?

— Нет. Я просто в… это самом… забыл слово… в недоумении, вот.

— А что ты недоумеваешь?

— Я недоумеваю, что вы такое могли изобрести вдвоем.

Аня потупила глаза. Потом посмотрела на потолок. Руслан тоже, но там не было ни изобретения, ни возможных следов от его создания.

— Кроссворд, — сказал Аня.

Руслан еще раз посмотрел на потолок, но там не было кроссвордов. Потом до него дошло:

— Вы изобрели кроссворд?

— Ну да. Мы играли, придумывали загадки, а Володя сказал, а потом я сказала, а он сказал, что не знает, что это такое, и мы нарисовали, и я сказала, что это кроссворд, а он спросил, и — вот.

— Понятно, — Руслан перевел дух. Кроссворд, нарисованный в рамках детских игр — это не страшно.

— Погоди-ка, — вспомнил он, — Это ты для кроссворда спрашивала, как пишется бушприт?

— Да. Мы его в виде корабля нарисовали и все слова были морскими. Кроме «горжетки», но вместо нее ничего другого не влезало…

— Это не страшно. Вы же не в газету его отнесли… Аня.

Дочкин взгляд опустился в пол. Потом она опустила голову. Потом попыталась сложиться пополам.

— Вы отнесли кроссворд в газету?

— Да… — прошептали из-под стола, — Володя. Я сказала, что у нас это в газетах печатают, и он сказал, что попробует отдать в газету. Ему заплатят. Это же нестрашно? У нас много денег, а у него мало.

Руслан глубоко вздохнул… И вдруг понял, что его отпустило. А потом понял, почему его накрыло. Он пытался контролировать ход истории, и, когда контроль не удался и колеса истории, фигурально выражаясь, пошли вразнос — его накрыла депрессия. А Аня — она просто напомнила ему, что контролировать абсолютно все — невозможно. Не в человеческих силах. Бог или какой-нибудь демон истории, возможно, могли бы рассчитать, как пойдут волны от каждого камушка, брошенного в реку времени, куда они докатятся, от чего отразятся, преломятся, проинтерферируют, что сдвинут и чего не тронут. А он, Руслан, не бог и не демон. Даже не герой. Обычный человек, который раньше не знал будущего и не пытался его контролировать, а узнав — взвалил на себя непосильный груз.

Ты даже собственную дочку не можешь проконтролировать, какая может быть история? И все, что произошло — это результат не твоих действий. Вернее, твоих, конечно, но не только твоих. Ковалев умер не из-за тебя — из-за Громова, из-за самого себя, в конце концов. И все остальное, что произошло — печально, но мало ли возле каждого человека умирает людей и происходит нехороших событий? Стоит ли каждый раз считать виноватым себя, мол, не предусмотрел, не предотвратил, не уберег? Наверное, нет?

Делай, что должен и будет то, что будет. Не больше, не меньше.

— Спасибо, Анечка, — он поцеловал дочку в макушку, — Ты мне помогла. Теперь беги, я немножко поработаю.

— Ты не сердишься?

— Нисколечко.

Ну-с, господин Кукушевич, в чье гнездо мы подкинем очередное яйцо? И что на нем будет написано? «Бомбардировщик» или «Противогаз»?

— Ты готов?

— Давно уже. Пристрелял, с десяти сажен промашки не дам.

— Где живет?

— Сейчас — в доме Барышникова на Николаевской. Окна во двор, я напротив квартирку снял…

— Тогда почему ничего не сделано?

— Распоряжения не было.

— Ничего без распоряжения сделать не можешь.

— Так и должно быть, чтобы без хозяйского указа шевельнуться не моги.

— Тогда вот тебе мое хозяйское распоряжение: делай. Иначе не успеем, уедет на Афон и жди, пока вернется…

— Будет сделано. Не уедет.

Легко сказать — а давайте-ка предложим какое-нибудь замечательное военное новшество, которое позволит Российской империи выиграть Первую мировую! А как задумаешься…

Вот, например, те же танки.

Приходишь ты, значит, к военной комиссии… Кстати, если найдешь такую комиссию — насколько смог узнать Руслан, какой-то единой комиссии по принятию на вооружение новых образцов в России нет. На каждый случай создается своя, отдельная комиссия, которая занимается одним, конкретным видом вооружения — проводит конкурсы, рассматривает варианты, предлагает доработку, если ни один из вариантов не понравился, проводит испытания… Потом, когда комиссия скажет «Сойдет!» — его императорское величество высочайше соизволяет принять этот образец на вооружение. Нет, оно, конечно, понятно, что оружие вещь важная, но, елки-палки, не должен глава государства самолично принимать на вооружение каждый пистолет и каждую винтовку! Или он каждый пустяк должен лично рассмотреть и решить, соизволять ли высочайше или перебьются? От принимаемых на вооружение револьверов, до… ну, я не знаю, погон и петлиц? Бред какой-то…

Руслан с раздражением отбросил карандаш, которым в задумчивости нарисовал на листе бумаги непонятные каракули, цветок в горшке и чертика с рогами и трезубцем. То есть, что угодно, только не то, что нужно.

Ну, допустим, решил ты обойти всю эту бюрократию и пришел… ну, скажем в военное министерство, официально именуемое Министерство военных сухопутных сил… или в Генштаб? Кажется, сейчас в России это две разные конторы, друг другу не подчиненные… а, нет, подчиненные. В смысле — Генштаб, который выходил из подчинения военного министерства, уже вернулся обратно. А пару лет назад был еще и Совет государственной обороны, созданный после провальной русско-японской. Видимо, создание-слияние-укрупнение-разделение всяческих организаций — постоянное развлечение у российских властей во всех их ипостасях…

Короче, пришел ты в военное министерство, чтобы не мелочиться — прямо к военному министру, да и говоришь ему… А кто у нас нынче военный министр?

Руслан почесал затылок. Он и в 2012 году черта с два бы сказал, кто там министр обороны в РФ. Мужик какой-то гражданский, вроде бы еще плевались, что он без формы парад принимал. А кто он, откуда… А в 1911 году — кто?

Погодите-ка…

Руслан встал из-за стола и взял из шкафа толстый красный справочник «Весь Петербург га 1910 год», тот самый, господина Суворина, с помощью которого они нашли… Тьфу, не хочется думать… Лучше ищи — военное министерство…

Страница 98. Кстати, военное министерство на ней так и называется — «военное министерство». И пофиг, какое там у него официальное название. Славные времена, когда люди не доколупывались до каждой запятой, как будто подозревая весь мир в попытке обмануть их в любой мелочи. Сколько Руслан слышал споров на тему, можно ли назвать револьвер пистолетом…