Утереть нос Секретеву, впрочем, не получилось — тот загорелся энтузиазмом, и они поехали искать лед, что в конце апреля стало задачей нетривиальной. Так и не нашли в итоге. Проверить, станет ли автомобиль скользить на льду, не получилось, но они потратили около часа на разъезды.

А потом капитан вспомнил, что собирался заехать к какому-то человеку.

— Что за человек? — крикнул ему Руслан. Глушитель был признан ненужной деталью и разговаривать в «Эклипсе» было так же просто, как в кабине трактора «Беларусь».

— Адольф Кегресс! — ответил Секретев, — Тоже изобретатель, есть у него несколько проектов переоборудования автомобилей для езды по бездорожью! У него, конечно — для совсем уж бездорожья, но, могу поклясться, ваш автомобиль его заинтересует. А там и слово скажет… кому надо.

— Петр Иванович… А сюда вообще можно?

Они подкатили на «Эклипсе» к каким-то зданиям — по дороге пришлось дозаправиться, использовав жестяную канистру-«фрезе», что, как заметил Руслан, тоже в глазах Секретева пошло в плюс — и в этом месте Руслан напрягся.

Гаражи — что еще так-сяк — возле которых снуют люди в явственно военной форме: шинели, папахи… Какая-то военная база? Или что там сейчас может быть…? Лазаревич задумался. Бог его знает, если честно, но какая-то воинская часть — определенно. А туда кого попало не пускают.

— Можно, — отмахнулся Секретев, — Вон к тем воротам подъезжайте.

Возле «тех» ворот, находящихся в длинном здании, как будто составленном из разных частей — низ из красного кирпича, верх — немецкий фахверк — капитану козырнул какой-то нижний чин.

— Где Адольф Адольфович? — крикнул капитан, — У себя?

Он кивнул на небольшое двухэтажное здание неподалеку.

— Никак нет, ваше высокоблагородие! В гаражах, «Делоне-бельвилль» смотрит!

Внутри гаражей Руслан увидел с десяток легковых автомобилей, самых различных фасонов, часть которых вместо угловато-квадратных моторных отсеков красовалась цилиндрическими, как будто это были не автомобили, а паровозы. Возле одного из них что-то шумно и отчетлив не по-русски обсуждали несколько человек. К одному из них Секретев и направился уверенным шагом, так что Руслан еле-еле поспевал следом.

— Адольф Адольфович, bonjour.

— Добрый день, Петр Иванович, — с жутчайшим акцентом произнес человек, к которому они видимо, и пришли. В военной форме, но почему-то без погон, с солидными пушистыми усами, похожими по форме на усы Ильи Олейникова, и с не менее солидными ушами.

— Руслан Аркадьевич Лазаревич, инженер автомобильных мастерских Фрезе, — представил Руслана Секретев.

— О, Фрезе, — заулыбался господин Кегресс, указав куда-то в сторону. Руслан глянул туда и тоже улыбнулся — у стены гаража стоял рядок знакомых канистр.

— Адольф Кегресс, технический директор.

Они пожали друг другу руки, после чего капитан и Адольф Адольфович перешли на французский, что, скорее всего говорило о том, что Кегресс русского не знал, иначе разговор велся бы на языке, понятном всем присутствующим, то есть на русском.

Руслан, не понимающий в разговоре ничего, перевел взгляд на стоящий рядом автомобиль и мысленно усмехнулся: над цилиндрическим капотом, там, где впоследствии появятся фигурки оленей и орлов, у этого автомобиля красовалась свастика. Обратная, не та, которую потом станут использовать нацисты, сейчас это, скорее, дань моде на все восточное, но выглядело все равно забавно: Адольф и свастика. Если бы он еще был немцем — было бы полное совпадение.

Адольф Адольфович изъявил желание взглянуть на авто, облазил «Эклипса», чуть ли не обнюхал, попросил завести и самолично прокатился по двору гаражей. После чего, судя по всему, попытался посмотреть на автомобиль в, так сказать, походных условиях, но капитан, мотивируя тем, что уже скоро стемнеет, предложил перенести более близкое знакомство с техникой на завтра. На что господин француз с немецким именем с явной неохотой, но согласился, бросая на «Эклипс» такие пылкие взгляды, как будто перед ним стоял не заляпанный грязью по самые зеркала джип, а молоденькая гризетка.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Секретев, когда они выехали обратно на Колпинскую дорогу. Уже действительно стемнело и Руслан включил фары, — Кегресс заинтересовался, так что все будет хорошо.

— Что это за часть была? — вспомнил Руслан свое недоумение. Насколько он помнил, в России сейчас одна-единственная автомобильная часть, которой командует его пассажир, и та на Фонтанке. А здесь — военные и автомобили… Но не секретевские. Непонятно.

— Часть? А, нет, это не часть, это Собственный его императорского величества гараж.

Хорошо, что ехали медленно, а то бы на этом история первого российского джипа и кончилась бы. Императорский гараж? А тогда этот Кегресс…?

— А Кегресс — личный шофер Его величества.

Это тогда перед КЕМ он может «замолвить словечко»?!

«Третьего дня, девятого июня 1911 года, близ Гатчины производились опыты со спасательным парашютом, изобретенным известным актером Г. Е. Котельниковым. Особенность нового парашюта заключается в том, что он раскрывается очень быстро: при испытаниях, проведенных с использованием манекена, в точности соответствующего весу взрослого человека, парашют неизменно раскрывался на расстоянии 12 метров от корзины. Аппарат Котельникова представляет собой ранец, прикрепленный за спиной авиатора…»

Руслан, сидевший в тенистом парке на скамейке, перелистнул страницу газеты. Хоть один проект, закинутый им в умы здешних жителей, принес свои плоды. С другой стороны — Котельников все равно изобрел бы свой парашют, вмешайся он или нет. Вернее, изобрел бы, если б он, Руслан Лазаревич, вообще здесь не появился — толчком к изобретению, как известно, стала гибель Мациевича, которая здесь, в этой реальности, из-за вмешательства неких пришельцев из будущего, не произошла. Вернее, произошла, но не там и не так, поэтому натолкнуть Котельникова на изобретение парашюта не могла. Выходит, они с Юлей просто исправили то, что накосячили…

Мысль о жене и дочери, которых он уже месяц не видел, окончательно привели Руслана в пессимистическое настроение. Хотя у него не было никаких оснований полагать, что с Юлей и Аней сейчас всё плохо, но… Как там они без него? Ему-то без них отчетливо плохо…

Он взглянул на часы. Без десяти минут полдень. Эх…

Что там с Котельниковым-то дальше произошло?

«После нескольких успешных испытаний, проведенных с использованием аэростата, отважный изобретатель изъявил желание лично испытать свой парашют, после чего поднялся в воздух и спрыгнул вниз…».

В заметке так и просилось продолжение «Тайну трюка он унес с собой в могилу», но нет. Отважный, мать его за ногу, изобретатель, успешно приземлился, «…чем посрамил скептиков, утверждавших, что в момент раскрытия парашюта у человека должны непременно оторваться ноги…». Господи, ну и бред, журналисты и через сто лет не изменятся… Ладно, жив и слава богу… Руслан машинально перекрестился, тут же с неудовольствием отметив, что чересчур сильно вжился в роль местного жителя.

Котельников, правда, хотя и оказался жив и вполне себе здоров, однако не совсем в порядке — после отважного прыжка он был оштрафован за нарушение запрета Военного ведомства, которое категорически запретило испытывать парашют на людях.

Такая оконцовка несколько напрягла Руслана — ему не далее как завтра предстоит общение с тем самым военным ведомством.

Испытание их с Фрезе джипа — уже завтра.

Как бы не нарваться на подобный запрет из серии «как бы чего не вышло». Нет, с одной стороны — понятно, вдруг треклятый изобретатель разобьется в лепешку и кого обвинят в этой самой лепешке? Разумеется, тех, кто не предусмотрел и не пресек. Правда, вероятность такого обвинения, с учетом того, что Котельников все же не идиот, и не полезет прыгать вниз головой, не проведя серии испытаний, пренебрежительно мала… Ну и что? А вдруг?! Неет, запретить и отказать, тащить и не пущать.