Зеркало пошло рябью, и вот уже на меня уставился жулик, не от большого ума решивший, что может безнаказанно обворовывать старину Оша. Стремясь скрыть свои проделки, он попытался убить меня, да не вышло – точнее, вышло наоборот, и это все, что я о нем помнил.
А потом лица стали сменять друг друга с пугающей быстротой.
Я видел удавленников и утопленников, заколотых и зарубленных.
В мундирах и камзолах, рубахах и плащах, в шляпах и с непокрытой головой.
Бандитов и жуликов, солдат и шпиков, двойных агентов и простых предателей.
Но хватало и тех, кого я так и не смог припомнить. И это пугало сильней всего…
– Зачем оставаться в ряду жалких неудачников, когда сама судьба дает тебе шанс возвыситься? – продолжил увещевания звучавший у меня в голове голос самой Бездны. – Прими даруемую тебе силу и стань великим! Забудь о ничтожестве, которое звали Себастьян Март, тебе уготована иная судьба! Ты должен…
– Нет! – во всю глотку рявкнул я и со всей дури шибанул кулаком в зеркало. – Никто! Никогда! Не посмеет решать за меня! Никогда!
Из рассеченных костяшек хлынула кровь, и боль в порезанной руке прогнала накатившее вдруг бешенство. Я выругался и принялся заматывать правую кисть подхваченным со стола полотенцем.
Святые! А ведь эти лживые увещевания едва не задурили мне голову…
Возвысься! Ну надо же…
– Господин, с вами все в порядке? – раздался из-за двери испуганный голос слуги.
Я впустил его в комнату.
– Зеркало разбил. Будь добр, убери осколки.
– Одну минуту. – И слуга помчался за веником и совком.
Я оглядел залитый кровью пол и понял, что, если сейчас не напьюсь как сапожник, будет мне совсем худо – Бездна вцепилась подобно псу и никак не желала разжимать своей отравленной пасти. Чтоб ее…
В глубине души заворочались, зашебуршили плененные бесы. Похоже, без их участия дело тоже не обошлось. Ну что ж, я им такое «обретение силы» устрою, вовек не забудут! Решили купить задешево? Не выйдет, ничего у них не выйдет!
Нечистым нет власти надо мной! И все такое прочее…
За годы работы на Малькольма Паре помотаться по белу свету мне пришлось изрядно. И в Драгарн нелегкая заносила, и в Норвейме неоднократно бывал. Про Марну, Довлас и Тирош вовсе молчу. Спешить тоже частенько доводилось, но и в дурном сне я представить не мог, что придется путешествовать вот так: не останавливаясь на ночлег, наскоро перекусывать в придорожных харчевнях, менять лошадей и гнать дальше. В любую погоду трястись на разбитых дорогах, молясь всем Святым, чтобы у кареты не отлетело колесо да не задремал на козлах возница.
Но ко всему привыкаешь, постепенно втянулись и мы. Тем более что, хоть Эдвард Рох и отмалчивался всю дорогу, Ловкач болтал за двоих, если не за троих. Травил байки, показывал карточные фокусы, задирал стражников, останавливавших кареты для проверки. В общем, развлекался сам и развлекал нас. Да и Рауль время от времени историями из жизни дворцовой охранки делился.
И все же за время пути мы надоели друг другу так, что дальше некуда. Рох и вовсе на меня волком глядел. Разумеется, при необходимости обломать ему рога проблемой бы не стало, куда сильнее напрягала собственная хандра.
Успеем – не успеем? Найдем – не найдем?
Тьфу ты…
Но стоило пересечь границу Марны – и хандру как рукой сняло. Нет, настроение не улучшилось, просто стало не до того. Это в Стильге война не ощущалась совершенно, даром что бесконечные обозы с припасами на полночь шли, а оттуда раненых везли. В Марне… в Марне все оказалось по-другому.
Солдаты, беженцы, снова солдаты. Дороги были забиты непонятным сбродом, маршировавшими на фронт кадровыми частями и отрядами бестолковых ополченцев. Подорожные проверяли чуть ли не на каждом шагу, местами прямо на обочинах устраивались полевые госпитали, тут и там торчали отмечавшие братские могилы столбы. Харчи враз стали стоить каких-то несусветных денег; селяне либо смотрели на путников волком, либо так и норовили содрать монету за любую мелочь. Водички на халяву попить? Ага, как же…
Ну и шалили на дорогах, как без этого. Частенько таких вот «шалунов» армейские патрули развешивали на придорожных деревьях; нередко попадались и оттащенные на обочину остовы сгоревших карет и телег. Лихое времечко настало, ох лихое… Какая тут может быть хандра? Тут ухо востро держать надо, чтобы в шкуре лишних дырок не понаделали.
Насмотревшийся на творившиеся на дорогах безобразия Рауль вскоре не выдержал и велел доставать из поклажи доспехи и оружие.
– Может, не стоит? – засомневался Пьер, сам между тем всю дорогу не расстававшийся с арбалетом. Да и парни его хоть на людях вооруженными до зубов и не показывались, но в карете у себя везли целый арсенал. – Вздернут на первом попавшемся суку и на бумаги не посмотрят.
– С армейскими завсегда договоримся, – только и покачал головой Луринга. – А вот с работниками ножа и топора общий язык найти куда сложнее.
Я в принципе с графом был абсолютно согласен, но натягивать кольчугу не хотелось просто жутко. Не на войну, чай, собрались. Хотя почему не на войну? На нее, родимую.
– Слушай, Себастьян, – отозвал меня в сторонку Рауль. – С Якобом и Эдвардом как поступим? Случись что – пара человек лишними не будут.
– А приготовлено для них что-нибудь?
– Разумеется, – даже несколько обиделся граф. – На всех брал.
– Тогда, пожалуй, лучше их все же вооружить. Куда им тут бежать без подорожных? Если местные за пару медяков не прирежут, так армейские вздернут. Или того хуже – в ополчение забреют.
– Вот и я так думаю, – кивнул Луринга и, приоткрыв дверцу, заглянул в карету. – А вы чего сидите, как неродные? Или особое приглашение надо? Разбирайте вещи!
– Зачем еще? – ожидаемо завозмущался Ловкач. – Я свидетель, я в армию не вербовался. И вообще, последний раз, когда я схватился за ножи, мне перерезали горло!
– Ты вон тем, – с усмешкой указал Пьер на висельников, болтавшихся на дубе неподалеку от облюбованной нами обочины, – объяснять будешь, что просто свидетель? Думаешь, они такие слова умные знают?
– А теперь у тебя меч, – сунул мошеннику снаряжение Рауль. – Если что, сразу голову с плеч – и мучиться не будешь. Благородная смерть, не абы что…
– Вам бы все только зубоскалить, ваше сиятельство. А у меня душевная травма, между прочим! – огрызнулся Якоб, рассматривая выданные ему вещи, и уже совершенно серьезно уточнил: – Ножи дадите?
– А тебе надо? – удивился граф.
– Запас карман не тянет.
– Посмотри в тюках. – Рауль махнул на закрепленные на крыше кареты мешки и повернулся к Эдварду: – У тебя, надеюсь, никаких душевных травм вид оружия не вызывает?
– Нет. – Рох повертел в руках короткий пехотный меч. – Но с луком я лучше управляюсь.
– Будет тебе лук. Вот приедем, и сразу будет. – Луринга похлопал парня по плечу, отошел ко мне и вытащил из своего дорожного саквояжа какой-то сверток. – Держи.
– Это еще что? – Я развернул тряпицу и даже присвистнул от удивления. В свертке оказался серп. Серебряный серп экзорцистов. Настоящий. Полированное серебро, черные письмена на лезвии, на рукояти дубовые накладки. – Как раздобыл?
– Это еще не все, – усмехнулся граф.
Я взял серп в руку и почувствовал, как ладонь охватило легкое жжение.
– Не может быть! Святые мощи?!
– В рукояти фаланга большого пальца Огюста Зодчего. Такчто поаккуратней с ним. Семейная реликвия как-никак.
– Само собой. – Я вновь завернул оружие в тряпицу и уточнил: – Нам, кстати, долго ехать еще?
– Нервничаешь?
– Есть немного.
– К вечеру в окрестностях Ронева будем. – Рауль огляделся по сторонам и понизил голос: – Да ты расслабься, толстяка местные профукали.
– Отпустили? – обмер я. – Как так?
– А не было у них приказа задержать его, вот и отпустили. Бумаги-то в порядке.
– Бесов праздник!
– Обоз липового купца в Довлас направлялся, Паре сейчас тамошнюю агентуру на уши ставит.