Я вспомнил каменных великанов и их бессмысленные пророчества, но ничего не сказал князю, хотя мы вдвоем шли позади остального отряда по следам, оставленным пакваджи и викингами.

Когда мы приблизились к подножью гор, вместо ледяного дождя повалил снег. На следующее утро он перестал падать, и небо очистилось. День казался пронзительно голубым. Снег лежал до самых гор, и не было видно никаких следов, кроме бизоньих – видимо, недавно здесь прошло стадо. А еще мы заметили следы зайцев и птиц, но от тропы, проложенной пакваджи, ничего не осталось.

Князь Лобковиц к такому повороту отнесся с удивлением и участием. Он вызвался пойти вперед, чтобы с высоты своего роста попытаться разглядеть лагерь воинов пакваджи. Не до конца доверяя ему, я сказал, что нам стоит пойти вдвоем. Я смогу забраться ему на плечи и посмотреть гораздо дальше, так мы сможем лучше использовать разницу в росте.

Это его еще больше позабавило. Я нахмурился, заметив, что предложение мое вполне разумно. Лобковиц извинился и объяснил, что вспомнил случай, не имевший ко мне никакого отношения.

Лобковиц согласился, чтобы я пошел с ним, и мы стали продвигаться быстрее. Когда идти мне становилось трудно, я ехал на его могучих плечах или мог еще как-то использовать его необычный рост и силу. Это была самая странная поездка из всех, что я когда-либо совершал, нечто новое, хотя меня вдруг стали беспокоить смутные воспоминания о давних воплощениях. Насколько знаю, я всегда был Элриком из Мелнибонэ, хотя разные провидцы и чародеи настаивали на другом. Некоторые ценят сверхъестественное точно так же, как другие все практичное. В своей жизни я повидал столько сверхъестественного, что стал высоко ценить знакомое и естественное.

Когда Лобковиц поднял эту тему, я рассказал ему то, что знал наверняка, – далеко отсюда я вишу на рее, ожидая гибели всего, что люблю, и в то же время вижу Тысячелетний сон, благодаря которому и нахожусь здесь. Я спросил князя, не считает ли он меня безумцем.

Он не считал и сказал, что знаком с подобным феноменом. Многие, кого он знал, воспринимали подобное как должное. Кроме того, Лобковиц так много путешествовал по разным мирам, что ему редко встречалось что-то новое.

Мы не успели далеко уйти, как снег начал таять, и мы снова увидели знаки на тропе. Но за это время между мной и Лобковицем успели установиться вполне товарищеские отношения. Мне показалось, что и у него тоже гораздо больше общего со мной, чем с другими, даже с Клостергеймом. Я расспросил его о костлявом святоше.

– Он вечен, – сказал Лобковиц, – но это не реинкарнация, он просто возрождается снова и снова после смерти. Этот дар он получил от своего господина. Ужасный дар. В этих мирах его хозяина называют Люцифером. Насколько понимаю, именно Владыка Нижних миров повелел Клостергейму найти Святой Грааль. Регулятор Великого Равновесия, который может все изменить. Но, кроме того, Клостергейм также хочет вступить в союз с хранителем Грааля.

Я спросил его, кто же это. Лобковиц ответил, что я нахожусь в дальнем родстве с семьей, ставшей хранителями. Грааль не раз исчезал, однако, когда это случается, его требуется найти, где бы он ни находился. Украденный артефакт часто прячется даже от своих защитников. Сам Лобковиц, насколько он помнил, никогда не участвовал в поисках Грааля, но поиски эти продолжаются постоянно в прошлом, настоящем и будущем. Он сказал, что завидует мне, завидует моей забывчивости. Он был уже вторым человеком, который упомянул это. Несколько раздраженно я ответил, что если мое состояние называется забывчивостью, то я более чем рад, что мне больше нечего вспоминать. Он смутился и принес извинения.

Вскоре мы встретились с остальным отрядом. Новостей у них почти не было. Владельцы каноэ исчезли, оставив свой лагерь нетронутым, так что нас ждала отличная ночь. Утром, когда мы укладывали вещи в каноэ, поднялась снежная буря. Несколько часов она выла над лагерем и намела на берегах огромные сугробы. Бурю принес дикий восточный ветер. К тому времени, как мы смогли снова выйти, оказалось, что на реке уже три фута льда и снега. А впереди снега было еще больше. Мы должны были решить, остаться зимовать здесь или идти пешком. Ипкаптам предложил нагрузить каноэ и использовать их как сани. Это позволит племени держаться вместе, глупо оставлять позади женщин и детей. Мы вышли в путь и поначалу несли каноэ на плечах, затем тащили их по снегу, пока не достигли пределов гор. Над нами темнели острые скалы, грозящие проткнуть вечернее небо.

– Опасные вершины. – Гуннар Обреченный нагнулся, набрал горсть снега и с удовольствием растер им шею. – Ну хоть погода улучшается.

Я и забыл, как норманны любят снег. Они скучают по нему так же, как мавры по дождю.

Клостергейм указал на перевал в горах, на темное ущелье меж двумя базальтовыми вершинами, блестящими, словно черный лед. Снег покрывал склоны гор, пригибал к земле сосны и ели. Ни рек, ни водопадов; лишь изредка попадалась дичь. Иногда я замечал бегущего зайца, который оставлял следы на белом нетронутом снегу. Высоко в небе парили ястребы – выискивали добычу. Никогда прежде я не видел такой зимней пустыни. Она впечатляла своим размахом и бескомпромиссным унынием. Я понимал, что мы здесь не выживем – разве что за горами лежит волшебный райский город, защищенный от непогоды. Здравый смысл подсказывал повернуть назад и перезимовать в более подходящих условиях.

Но Клостергейм и Гуннар собирались идти вперед. Ипкаптам заметил, что продолжать путешествие глупо. Мы лишь потеряем людей и не приблизимся к нашей цели. Князь Лобковиц тоже посоветовал воздержаться. Мне еще предстояло увидеть большую часть Тысячелетнего сна, поэтому я сказал, что у меня нет предпочтений, куда идти, вперед или назад, и добавил, что сильно удивлюсь, если викинги не смогут выжить на морозе.

Услышав это, норманны заворчали и приняли гордый вид, и мы, конечно же, отправились дальше, оставив самых слабых охранять лагерь, если у них хватит сил. В противном случае мы предложили им присоединиться к женщинам и детям и ждать нашего возвращения.

Не знаю, что случилось дальше с племенем пакваджи. Тогда я видел их в последний раз – мальчишек и девчонок с луками и копьями, женщин и стариков, которые желали нам доброго пути. И даже оставшись далеко позади, они все равно выглядели как насекомые. Я так и не смог этого понять.

Я поделился своим недоумением с Лобковицем. Он воспринял мои слова серьезно. Сказал, что, вероятно, пакваджи находятся в переходном состоянии и выглядят так именно из-за него. У следующих поколений разовьются другие качества. Интересно будет посмотреть, какими они станут. Я предположил, что большинство станет пищей для койотов и медведей. Несмотря на мое отвращение к внешности индейцев, я ощутил к ним сочувствие.

Жены и дочери Ипкаптама тоже остались в лагере. Он сказал, что теперь он отдал духам все самое ценное, чтобы они распорядились, как им вздумается. Духи умеют быть щедрыми, но всегда требуют что-то взамен.

Я, конечно, был убежден, что он просто сошел с ума из-за всей этой ситуации. И теперь ему оставалось лишь идти вперед, пока он не умрет или не будет убит. Или у Клостергейма имелись на него свои планы?

Мне и самому казалось, что путешествие потребует дополнительных жертв. И Гуннар, и Клостергейм клялись, что Какатанава находится на дальнем краю горной гряды. И когда мы туда доберемся, город станет нашим. Клостергейм прямо спросил князя Лобковица:

– Хотите поучаствовать в дележе? Ваш рост нам пригодился бы. Мы могли бы выделить вам полную долю, причитающуюся воину.

Лобковиц ответил, что подумает над предложением. В первую очередь он шел с нами в надежде отыскать своего пропавшего друга.

Я расспросил его о друге, который, насколько я понял, был такого же роста, как и он. Прибыли ли они сюда вместе?

Он ответил утвердительно. Ситуация того требовала, сказал Лобковиц, и таинственно добавил, что это случилось не по его воле. Он заблудился и не простит себе, если уйдет отсюда без друга. Лобковиц надеялся, что мы обнаружим его следы в горах.