Я гордился Уной, радовался, что она так похожа на мать. Она унаследовала лучшие человеческие качества не от мелнибонийских предков.

Я надеялся, что, в отличие от меня, она будет жить с собой в мире. Наверное, даже завидовал ей. Возможно, все мы обречены на вражду с самими собой, но вдруг некоторым из нас Судьба дарует больше спокойствия, чем остальным? Даже в этих опасных обстоятельствах я испытывал самые добрые чувства: если я и обладал какими-то добродетелями, то теперь они будут передаваться по наследству, от одной души к другой. А пороки, надеялся я, угаснут и не перейдут к моим потомкам.

В душе всколыхнулись давно забытые чувства: мелнибонийцев воспитывают так, чтобы они не ощущали привязанности к своим детям и отворачивались от них, ибо любовь – проявление слабости. Я подавил в себе это чувство. В который раз моя внутренняя дисциплина подвергалась испытанию, проверялась и перепроверялась.

– Я боялась, что Гейнор снова обманул вас, – в ее голосе слышалось облегчение. – Он ведь недавно здесь побывал.

Я рассказал ей, что случилось с Миггеей. Угрюмо объяснил, как Гейнору удалось бежать с помощью мечей. Проклял его как изменника за то, что он предал свою госпожу, отдав ее моему покровителю герцогу Ариоху. Вне всяких сомнений, его он тоже вскоре предаст, если понадобится.

Услышав это, Уна весело рассмеялась.

– Он ведет себя именно так, как и должен, – сказала она. – Для его бедной души не осталось никакой надежды. Искупления нет. Он мчится навстречу своему проклятию и принимает его. Предательство уже стало для него привычкой. А вскоре станет и пристрастием, и он окончательно погибнет. Утверждая, что он поступает так из здравого смысла, Гейнор предает Закон во имя Равновесия, а затем предаст и Равновесие во имя Энтропии. В конце концов он неизбежно предаст и Ариоха – и станет законченным изменником. Но на какое-то время он, несомненно, обретет власть.

– Тогда его невозможно победить, – вздохнул я. – Он разрушит Му-Урию, а затем и свой собственный мир.

Она подержала поводья моего коня, пока я спешился. Я несколько неловко обнял ее. Уна пребывала в хорошем настроении.

– Думаю, у нас еще есть шансы помешать амбициям Гейнора, – сказала она.

Мунглам широко улыбнулся.

– Да вы оптимистка, миледи, вот что я скажу. Должно быть, вы верите в силу удачи.

– Конечно, верю, – согласилась она. – Но, думаю, в данный момент нам лучше полагаться на силу снов. Мне нужно навестить богиню-узницу, а вы поспешите в Танелорн. Теперь вы сможете переселиться в собственное тело, отец, и отпустить бедного измученного графа фон Бека.

Сказав это, она отправилась в путь и вскоре скрылась из виду. Солнце залило алыми лучами далекий горизонт. И я смог разглядеть вдали крыши и башни нашего обреченного любимого Танелорна.

Встретил нас довольно причудливый отряд. Возглавлял его Фроменталь в форме Иностранного легиона. Следом ехали верхом трое звероподобных лордов – Брэгг, Блэр и Брэй, позади всадников на всех четырех лапах бежал лорд Реньяр, что выглядело довольно странно, учитывая его изысканный наряд. Он первым нас поприветствовал. Выслушав рассказ о нашем походе, лорды решили помочь.

Я поведал им о наших приключениях и предложил вернуться в Танелорн, подкрепиться и передохнуть, но члены отряда остались непреклонны. Они прибыли сюда от Камней Морна, чтобы сразиться с Гейнором, поэтому решили попытаться догнать его. Возможно, Миггея смогла бы им в этом помочь.

Я покорно дал им указания и пожелал удачи. Моей целью было спасти Танелорн, а не преследовать Гейнора, но я не возражал, если они отомстят ему. Меня же занимало кое-что другое.

Вскоре наступит время вернуться в мое собственное тело и позволить фон Беку самому решать свою судьбу в борьбе с общим врагом.

Книга третья

Две песни длинных для дитяти.
Две лжи коротких скроют их
Пой песню, пой для белой птахи.
Дитя мое в земле лежит.
Солги, солги, он не услышит.
Зайчишка белый, день зачах.
Две мрачных ожидают тени,
В лохмотьях грязных, в кружевах.
По руслу дряхлому он мчится
В закат, где умирает свет,
Торопится, вздымая пепел
В пустыне. Ничего там нет.
В пустыне. Ничего там нет.
В закат, где умирает свет.
Уэлдрейк. Дикий заяц

Глава пятнадцатая

Где начинается мультивселенная

Танелорн был торжествующим пятном теплой жизни среди бескрайней пепельной пустоши. Как долго еще ему придется находиться в ловушке мертвого мира, завоеванного Законом, пока не угаснут все признаки Хаоса? Со временем заклятье Миггеи потеряет силу, и город вернется в свой родной мир. Меня обуревали смешанные чувства, пока мы с Мунгламом въезжали в невысокие ворота, за которыми нас встречали друзья. Мы сказали им, что, кажется, опасность больше не угрожает Танелорну. Но угроза все еще нависает над другими мирами, теми, что нам дороги, и теми, которым мы верны. Му-Урия в опасности, и, возможно, даже уже покорена. Моя Германия все еще в лапах бесноватого тирана. Трудно сосредоточиться, когда вокруг столько нерешенных проблем.

В страшной тревоге я спешился у дома Брута из Лашмара и отдал поводья его конюху. Я от души надеялся, что Фроменталя с его удивительным отрядом ждет успех, но весьма сомневался в этом. Гейнор затеял намного более амбициозную игру, чем я ожидал. В Мелнибонэ мы дорого заплатили, чтобы понять, как глупо стравливать Закон и Хаос в надежде достичь своих целей.

Ни одно существо, ни человек, ни мелнибониец, не способно повелевать силами, которыми управляют боги, и держать их в узде. Ввязаться в их борьбу значит обречь себя на гибель. С одной стороны, мне было абсолютно все равно, что случится с низшими расами, будут ли они жить или умрут, но с другой – я понимал: мы все связаны, перед нами выросла общая угроза, и моя судьба зависит от судьбы жителей Юных королевств. Кроме того, я осознавал, что общность эта определяется не расой, а складом ума и характера: культура моя чужда людям, но среди них я завел намного больше друзей, чем среди своих. Мелнибонийская отчужденность и высокомерие ввергли меня в неразрешимый внутренний конфликт. Мой ум не знал покоя, как и вся мультивселенная. Меня раздирали противоречивые силы, сковавшие реальность, вечные парадоксы жизни и смерти, войны и мира. Но если я так жаждал покоя, то почему не мог обосноваться в столь притягательном Танелорне, где жили мои друзья, где меня ждали книги, музыка и воспоминания? Почему, как только я выбирался из одной передряги, так сразу же искал другую? Так жаждал грез насилия и горького забвения поля брани?

Нас встретил Брут, он был смущен, но все же явно рад.

– И как долго нам еще придется страдать из-за этих проклятых чар?

– Силы Миггеи разбиты. Или как минимум ослаблены. Полагаю, очень скоро мы снова окажемся в знакомых местах.

По сравнению с растущим могуществом Гейнора эта проблема не выглядела такой уж серьезной.

Мы пробыли у Брута довольно долго, пока не вернулась Уна, помрачневшая и молчаливая.

– Начинать надо как можно скорее, – вот и все, что она сказала.

Со смешанными чувствами мы отправились в Башню Десницы, странное красное здание, чьи зубцы напоминали распростертую в мирном приветствии ладонь. Именно там все еще лежало в зачарованном сне мое тело.

Стражники узнали нас, мы прошли сквозь низкие двери и поднялись по крутой лестнице, ведущей к лабиринту коридоров. Уна шла впереди, легко и уверенно. Я следовал за ней чуть медленнее, замыкал шеренгу Мунглам. Он вел себя как человек, повидавший на своем веку немало колдовства и не желающий встречаться с ним снова. Что-то бормотал о том, что нужно поскорее убраться из Танелорна, вернуться в привычное русло, оставить все позади и жить в устойчивой реальности Юных королевств, где если и есть колдовство, то, по большому счету, человеческих масштабов.