Это Клостергейм стал карликом – или я великаншей? Что творится с размерами? Неужели это проделки Хаоса? Или Порядка, который в своей безумной мудрости наложил такое условие на мир?

– Что там у тебя? – наконец-то спросила я.

Белый Ворон нахмурился и сказал:

– Чародейский щит моего отца.

– Но его размер…

– Мой отец не был большим человеком, – ответил Белый Ворон.

Итак, достигнув очередного этапа путешествия во сне, мы с моими спутниками продолжили двигаться на север. Казалось, все препятствия остались позади. Погода, пусть и прохладная, прояснилась.

Интуиция подсказывала мне, что Улрик еще жив и вскоре мы с ним воссоединимся. И только постоянный настойчивый шепот порывистого ветра напоминал, что у меня есть таинственные противники и они попытаются остановить меня, чтобы я не смогла встретиться с мужем.

Добычи становилось все больше, и я кормила наш отряд мясом антилоп, зайцев, куропаток и гусей. Нам попадались дикорастущая люцерна, кукуруза и картофель. Мои спутники взяли с собой в дорогу мешочки с сушеными травами, которые они использовали для курения и приготовления пищи. Я стреляла гораздо лучше них, и мужчины позволили мне охотиться. Мы привыкли питаться очень хорошо, ужинали обычно на закате, Бесс в это же время радостно паслась на пышных лугах и в кустарниках. Мы наслаждались прекрасными пейзажами под изысканным светом, высокими вершинами гор на горизонте и желто-зеленой прерией. Темно-золотые лучи солнца окрашивали вечернее небо охрой и алым.

Ели мы от души, словно пытались набраться сил к грядущей зиме.

Ветер, все более прохладный и бодрящий, временами становился совсем игривым. В прозрачном воздухе все выглядело четче, запахи обострились. Бобры строили запруды на ручьях. Огромные парящие орлы охотились на сусликов. Как-то на закате в зарослях диких роз, чьи лепестки развевал ветер, мы спугнули сумчатую крысу, и она ускакала от нас. Барсуки щурились на последние лучи солнца. Время от времени по ночам в лагерь наведывались опоссумы; мы их пугали, и они притворялись мертвыми. Большинство животных нас не особенно боялось. У них не было на то причин. Айанаватта, за неимением слушателей, с радостью обращался с речами к задумчивым жабам.

Не раз мы видели, как идут на южные пастбища стада бизонов, но не рассматривали их как добычу. У нас не было времени заготавливать мясо и выделывать шкуры. Бизон на вкус очень хорош, особенно когда нет другой еды, но мясо у него жесткое, с душком – словом, на любителя. И шкуры быков, охранявших буйволиц и телят, нас не соблазняли. Мы разделяли убеждение, что неправильно убивать бизона ради одной только шкуры. Моих спутников с детства учили убивать быстро и без жестокости, туши они умели разделывать не хуже заправских мясников. И даже не представляли, что цивилизованный человек может поступать иначе. В прерии многие добровольно придерживались веганской диеты.

От всей души полюбила я огромных добродушных бизонов. Я тянулась к ним. Оставляла оружие в лагере и гуляла среди них, гладила, разговаривала. Они меня совсем не боялись, хотя я их немного раздражала. Я быстро научилась обходить стороной молодняк. В центре стада меня охватывало невероятное ощущение безопасности. Я все лучше понимала прелесть стадной жизни. Сила заключалась в стаде, в бдительности самцов, в мудрости самок. И мы были вечны.

Со временем наши пути разошлись. Огромное стадо бизонов – великое, беспокойное черно-коричнево-белое море – отправилось к синему горизонту. С вершины холма я увидела, как они медленно движутся по прерии на восходе. Меня вдруг охватило желание последовать за ними, а затем я побежала к своим спутникам.

От гор, до которых, казалось, так легко добраться, нас отделяли заросли кустарников, леса, реки и болота, но даже теперь проходить их стало намного легче. У источников воды мы видели одиноко стоящие древние деревья – все, что осталось от великих лесов. Земля стала тверже, а воздух холоднее. Для своего возраста мамонтиха Бесс оказалась невероятно выносливой. Белый Ворон сказал, что еще не так давно она могла прошагать пять дней и ночей подряд, лишь три раза останавливаясь на водопой.

Как и я, Белый Ворон наслаждался уединением и любил слушать тихую музыку прерий. Айанаватта остался таким же разговорчивым, как прежде. Я же, должна признаться, думала только об одном.

Ветер крепчал и дул в разные стороны. В этом мире проявлялось все больше противоречий. Клостергейм стал карликом. Щит-талисман мог уместиться на ладони. Размеры здесь оказались пугающе нестабильными. Может, это проделки Хаоса? Разумен ли постоянный, меняющий направление ветер? Страх сжимал мое сердце, грозя поглотить целиком. Требовалось время, чтобы взять себя в руки.

Айнаватта плотнее закутался в накидку.

– Погода становится холоднее с каждым часом. Ветер не утихает.

Мы накрывались шкурами от типи, а ночами разводили костер побольше. Каноэ, стоявшее теперь на четырех палках по углам, служило крышей над седлом и защищало нас от дождя. Ночью двое из нас укладывались спать под лодкой, третий же грелся у костра.

Размер щита-талисмана и то, где Белый Ворон его нашел, так и оставались для меня загадкой. Теперь юноша носил его на шее, на тонком ремешке, украшенном прекрасными бусинами. Он больше ничего не рассказал о своем отце. Приличия не позволяли мне расспрашивать его. Я лишь могла надеяться, что грядущие события прольют свет.

Я обязательно должна была узнать больше. Тщательное следование предначертанному (во снах или в видениях) будущему являлось основной чертой народа Айанаватты. Их верность призрачной судьбе была мне понятна. И изнурительную дисциплину выбранного пути я тоже понимала. Каждый шаг походил на фигуру сложного танца. Или роль, которую необходимо было исполнить идеально. Совершая определенное па, можно было достичь своей цели. Здесь требовалось не столько творчество, сколько умение воспроизводить, интерпретировать и закреплять.

Следование этой дисциплине требовало самых необычайных качеств характера. Добродетелей, которыми я не обладала. Ее грубые народные интерпретации обсуждались, когда я училась в Марракеше, где нам приходилось знакомиться с Книгами мертвых майя и египтян.

Этот строгий путь никогда меня не привлекал. Мусрам учит, что время – это поле, и пространство может быть одним из качеств времени, одним из множества измерений. Путем тщательного повторения мы прядем общие нити бытия, продлевая конкретную историю. Меня учили искать новые узоры. В каком-то смысле мы воплощали собой равновесие противоборствующих сил Порядка и Хаоса. Несомненно, вера Белого Ворона и Айанаватты в существование духов и их космология находились в большей гармонии с вечными реалиями, чем суровая дисциплина Клостергейма. Если их Порядок менялся благодаря моему Хаосу, то и мой Хаос точно так же менялся и укреплялся под воздействием их Порядка.

Полностью отрицая Хаос, Клостергейм вместе с тем отвергал любую возможность достижения своей собственной мечты о примирении и гармонии. В каком-то смысле бывший священник казался фигурой гораздо более интересной и сложной, чем наш поверженный враг Гейнор. Кузен Улрика был тем редким типом, который хранит верность лишь себе одному и никому другому. Подобные существа получают власть посредством того, что по определению не позволяет им достичь гармонии Равновесия. Гейнор или его инкарнации, играющие ту же роль по всей мультивселенной, были обречены, но не из-за того, что их одолели силы добродетели, а из-за того, что в конце концов их собственные недостатки обрекли их на неудачу. Неужели Гейнор действительно пытается собрать воедино все свои разрозненные тела, как предположил мой муж?