При всей своей практичности князь Лобковиц любил поговорить и легко перескакивал с одной темы на другую. Мне все-таки удалось его перебить:

– Что мы должны сделать, когда вернем Грааль?

– Почти ничего, – ответил он. – Просто охраняйте его. Обстоятельства изменятся сами. Возможно, вы отвезете его домой, в то место, которое восточные францисканцы называли Граалевыми полями. Вы знаете его искаженное название – Серые Пределы. О да, мы в Германии о них тоже слышали! О них упоминал и Вольфрам фон Эшенбах, цитируя Киота Провансальского. Но ваши шансы еще раз добраться до «Граальфельден» очень малы.

Он сказал, что у меня есть важное преимущество: я знаю Бек. И старую оружейную, где хранился Грааль и где фон Аш дал мне первые уроки фехтования.

– Скорее всего, их охраняют эсэсовцы, – заметил я. – Вы же не думаете, что я смогу войти туда, сказать «Я дома!», сообщить, что заглянул на минутку – заскочить в оружейную, а потом просто сунуть Святой Грааль под мышку и удалиться, весело насвистывая?

Ответ нашего хозяина меня поразил.

– Да, – сказал он с явным смущением, – примерно так я себе это и представлял.

Глава двадцатая

Традиционные ценности

Вот так и вышло, что я надел форму штандартенфюрера (что в СС равнозначно полковнику) и водрузил на нос темные очки, едва ли не предписанные уставом. Сидел я на заднем сиденье «мерседеса» с открытым верхом, управляла которым девушка-шофер в аккуратной форме вспомогательных служб НСДАП (первого класса). Ее лук и колчан со стрелами лежали в багажнике. Выехав из подземного гаража на рассветные улицы Гензау, мы прокатились по самым прекрасным местам во всей Германии, любуясь лесистыми холмами и далекими горами, бледно-золотистым небом и лучами алого восходящего солнца на горизонте. Как я хотел бы вернуться назад в прошлое, в детские годы, когда часто гулял в одиночку по таким же прекрасным местам. Любовь к родной земле текла в моих жилах с рождения.

Каким-то образом из идиллической эпохи до 1914 года мы за несколько кровавых лет попали в жуткое настоящее. И теперь я разъезжаю на автомобиле, слишком большом для петляющих дорог, да еще и в форме, которая символизирует все, что я презираю.

Равенбранд в модифицированном футляре для ружья лежал у моих ног, на полу автомобиля. Сложно было удержаться от иронии. Я оказался в будущем, которое в 1917 году мало кто мог предсказать. А сейчас, в тысяча девятьсот сороковом, я вспоминал все, о чем нас предупреждали еще в двадцатом. В год антивоенных фильмов, песен, романов и пьес, в год аналитики и пророческих высказываний. Вероятно, их было даже слишком много. Неужели все эти предсказания и создали ситуацию, которую мы все надеялись предотвратить?

Так ли ужасна анархия в сравнении с убийственной дисциплиной фашизма? Демократия и социальная справедливость точно так же возникают из хаоса, как и из тирании. Кто бы смог предсказать, что весь мир погрузится в безумие во имя «порядка»?

Некоторое время мы ехали по главной автостраде, ведущей в Гамбург. Заметили, как усилилось движение на автомобильных и железных дорогах, а также водных путях. Мы немного проехали по прекрасному новому автобану (несколько полос в каждую сторону!), но вскоре Уна съехала на кружные дороги в Бек. Километрах в пятидесяти от дома мы резко свернули на лесную тропу, и Уна ударила по тормозам, чтобы избежать внезапного столкновения с другим авто, таким же пафосным, как наше, с нацистскими флагами и свастикой. Какая вульгарная машина, подумал я. Я решил, что она принадлежит какому-нибудь чванливому местному сановнику.

Мы собирались поехать дальше, но в этот миг высокопоставленный офицер в коричневой форме СА вышел с другой стороны машины и помахал, чтобы мы остановились.

Ничего не поделаешь. Мы замедлили скорость и остановились. Обменялись ритуальным приветствием, позаимствованным, думаю, из фильма «Камо грядеши» – в нем римляне так приветствовали друзей. Голливуд в очередной раз добавил политике пошлого блеска.

Заметив мою форму и звание, штурмовик услужливо извинился:

– Простите меня, герр штандартенфюрер, но, боюсь, ситуация экстренная.

Из закрытого автомобиля неуклюже выбрался долговязый человек в излюбленной пафосной форме высокопоставленных нацистов. К его чести, чувствовал он себя в ней не слишком уютно, постоянно одергивал, пока шел к нам. Он коротко отсалютовал, мы ответили на приветствие.

– Слава богу! – Он был искренне признателен. – Видите, капитан Кирх! Моя интуиция меня никогда не подводит. Вы сказали, что ни одна подходящая машина не появится на этой дороге, чтобы доставить нас в Бек вовремя – и вуаля! Вдруг появились ангелы.

Брови его оживленно двигались. Глаза суетливо бегали и смотрели напряженно, на квадратном припухшем лице появилась вымученная кривая улыбка. Если бы не форма, я бы принял его за обычного посетителя бара «Дженни» в Берлине. Он сиял, глядя на меня. Псих какой-то, но не слишком опасный.

– Я заместитель фюрера Гесс, – сказал он. – Так что ваше доброе дело не останется незамеченным, штандартенфюрер.

Рудольф Гесс являлся одним из старейших подручных Гитлера. Я представился в соответствии с моими документами («Штандартенфюрер Улрик фон Минкт, к вашим услугам»). Сообщил, что предоставить автомобиль в его распоряжение – честь для меня.

– Ангел, ангел, – пел он, усаживаясь на сиденье рядом со мной. – Значит, Германию спасет штандартенфюрер фон Минкт.

На футляр с мечом он внимания не обратил. Был слишком занят, давая указания своему водителю:

– Фляги! Фляги! Случится катастрофа, если я их забуду!

Штурмовик залез в багажник, осторожно достал большую плетеную корзину и перенес ее в наш автомобиль. Гесс облегченно вздохнул.

– Я вегетарианец, – пояснил он. – Мне приходится возить с собой еду. Альф… то есть фюрер… – Он запнулся и посмотрел на меня, как мальчишка, которого поймали за непристойностью. Его, вероятно, отчитывали за то, что он называет нацистского вождя старой кличкой. – Фюрер тоже вегетарианец, но, боюсь, он недостаточно строго придерживается диеты. С моей точки зрения, к своей кухне он не предъявляет слишком больших требований. Поэтому приходится возить с собой еду.

Заместитель фюрера попрощался с водителем.

– Жди в машине, – приказал он. – Мы пришлем помощь, как только доедем до ближайшего города. Или до Бека, если никого по дороге не найдем.

Он уселся рядом со мной и махнул Уне, чтобы заводила автомобиль и продолжала движение. Руки у него постоянно подергивались.

– Фон Минкт, говорите? Должно быть, вы родственник нашему замечательному Паулю фон Минкту, который так много сделал для Рейха.

– Мы кузены, – ответил я. Отчего-то я совсем не боялся этого человека.

Гесс настоял, чтобы мы пожали друг другу руки.

– Большая честь для меня, – сказал я.

– Ах, – он вздохнул и снял свою нарядную фуражку, – знаете ли, я всего лишь старый боец. Один из тех самых парней.

Его слова меня несколько подбодрили. Он продолжил сентиментально:

– Я был с Гитлером в Мюнхене, в Штадельхайме, везде. Мы с ним как братья. Мне единственному он по-настоящему доверяет и поверяет свои мысли. Так всегда было. Во многом я вроде его духовного наставника. Если бы не я, штандартенфюрер фон Минкт, то сомневаюсь, что вы все когда-либо услышали бы историю Грааля и уж вряд ли поняли бы, что он может для нас сделать! – Он доверительно наклонился ко мне. – Говорят, Гитлер знает сердце Германии. А я знаю ее душу. Вот что я изучал.

Когда огромный «мерседес» свернул на знакомую проселочную дорогу, я продолжал беседовать с человеком, которого многие считали самым могущественным в Германии после великого диктатора. Если бы Гитлера убили прямо сегодня, вождем стал бы Гесс.

По большей части наш разговор крутился вокруг банальностей, как и бывает у нацистов, но был приправлен мистическими верованиями и рассуждениями о диете, и это свидетельствовало о том, что Гесс обычный псих.