Бесс двигалась так же быстро, как и мы, когда мы бежали через камеру-обскуру и другие залы, стены которых были покрыты разными необработанными металлами, некоторые даже драгоценными. Ноги скользили по полу тоннелей. Наши отражения искажались изогнутыми полированными стенами. Дважды появлялось мое собственное лицо, увеличивалось и превращалось в злобную отвратительную гримасу. Остальные постарались уйти оттуда как можно быстрее. Я вдруг понял, что хохочу, окончательно обезумев от горя. Жители города были так близки к тому, чтобы управлять вечными реалиями! Что их уничтожило?

Наконец мы все оказались в хрустальной комнате, где едва помещались кривые бивни огромной мамонтихи, не говоря уже обо всех нас. Рука моя лежала на огромной изогнутой поверхности бивня, когда Бесс посмотрела на меня кротким, но смелым глазом. Стена за ее спиной рухнула, и мы увидели, что стоим над неустойчивым озером из поднимающихся и падающих кристаллов.

Сепириз бормотал и рычал, проводя посохом над кристаллами. Они шипели в ответ. Очень медленно принимали какую-то невнятную форму и вновь превращались в аморфную массу. Сепириз снова заговорил с кристаллами. На этот раз они быстро закрутились и образовали конус с черным центром.

А потом мы все упали!

Я кричал, пытаясь сопротивляться падению, всю вершину города вдруг окутало серное облако. Кристаллы открылись, словно пасть, угрожающая поглотить меня. Я с трепетом заглянул в мир, наполненный ярко-зеленой листвой. Оттенки зеленого, такие яркие, что меня чуть не ослепило.

Весь остальной мир превратился в ревущую пустоту и исчез.

Мы стояли среди колышущихся ветвей у вершины огромного дерева. Земля находилась так далеко, что я не мог ее даже разглядеть. Видел лишь бесконечные листья. Листва простиралась во все стороны, образуя тяжелый полог кроны. Я пытался разглядеть за гигантскими сучьями, тяжелыми ветками и мириадами листьев сложную структуру, выросшую на одном огромном стволе. Массивные сучья тянулись на целые мили, они поддерживали другие ветви, которые, в свою очередь, также поддерживали другие ветви. Я поразился этому чуду. Внутри города находилась гора, в которой рос безразмерный дуб!

Подав нам знак, Сепириз спрыгнул в листву. Я увидел, как он медленно тонет в ней, словно в воде, и прыгнул следом. Мы мало-помалу погружались в полумрак, соленый и полный жизни. Ствол дерева оказался настолько большим, что мы не могли даже охватить его взглядом. Как бесконечная стена, что тянется вечно. И самые толстые сучья тоже было невозможно увидеть целиком.

Такие масштабы меня поразили, и я гадал, удастся ли мне когда-нибудь снова увидеть свою жену. Бессильная ярость закипала во мне. Но я помнил предостережение, которое слышал не раз с тех пор, как начались мои приключения в нацистской Германии: «Каждый из нас, кто сражается в битве, сражается на равных. Каждый наш поступок имеет смысл и последствия». Мой звездный час обязательно наступит. И эта надежда поддерживала меня, когда мы, словно живые пылинки, плыли вниз сквозь сетку пересекающихся реальностей, грез и возможностей. Мы погрузились в мультивселенную и позволили ей объять нас.

Бесчисленные оттенки зеленого озаряло скрытое от глаз солнце. Иногда луч золотого или серебристого света ослеплял меня или освещал таинственный извилистый коридор в листве. Листья, которые еще не стали настоящими листьями, но уже разрослись и достигли огромных размеров. Ветви, которые не были до конца ветвями, а превратились в извивающиеся серебряные дороги, и по ним шли женщины и мужчины, не обращая внимания на сложность мультивселенной, окружавшей их. Эти ветви поворачивали назад, давали начало новым ветвям, а те, в свою очередь, формировали матрицу внутри матрицы, миллиард реальностей, каждая из которых была версией моей собственной.

«Уна!»

Я пытался хотя бы мельком разглядеть свою жену среди листвы.

Прыгнув вслед за Сепиризом, мы летели вниз, сквозь то, что одновременно было и конкретной реальностью, и абстрактной концепцией. Проходили через бесчисленные изменения, каждое из которых рассказывало одну и ту же человеческую историю внешнего и внутреннего конфликта – вечного конфликта, вечного поиска равновесия, вечного цикла жизни, борьбы, решимости и смерти, который и объединял нас с остальным мирозданием. По иронии судьбы, творению нас противопоставляли разум и воображение, которые сами по себе способны творить. Человек и мультивселенная едины, объединенные парадоксом, любовью и гневом, жизнью, смертью и преображением.

«Уна!»

Мы падали сквозь золотые облака с тончайшими узорами золотистозеленого и сверкающего бледно-лилового, через широкие алые и серебристые полосы. Подняв глаза, я увидел только широкие ветви дерева, тянущиеся туда, где должна была располагаться вершина пирамиды. Стало очевидно: то, что заключалось в пирамиде какатанава, намного больше самого города. Целый город мог бы покоиться на самых верхних ветвях древа мультивселенной. Если он охранял крону древа, то кто или что охраняло ствол и корни внизу?

Где моя жена? Меня ведут к ней или от нее?

«Уна!»

Я медленно падал, не в силах замедлить или ускорить падение. Настоящего страха я не ощущал, если не считать тревоги за жену. Я точно не знал, жив ли я или уже умер. Впрочем, здесь это было неважно. То, что казалось твердым, когда мы приближались к нему, становилось менее плотным, и мы пролетали сквозь него. А то, что казалось бесплотным, обретало плоть.

Я не мог себе представить здешних размеров. Вне пирамиды я был пылинкой в квазибесконечной мультивселенной. Внутри нее я приобрел галактические размеры.

Я прошел сквозь субстанцию древа, как сквозь воду, поскольку здесь масса и масштаб были инструментом, с помощью которых мультивселенная упорядочивала свои постоянно растущие реальности, позволяя им сосуществовать. Возможно, при падении изменилась наша плотность, а не само древо. Я понял, что не имею обычных физических ощущений, лишь случайные электрические импульсы проносились внутри моего тела, меняя интенсивность и ритм с каждым вздохом. У меня сложилось ощущение, что я дышу не воздухом, а сладчайшим ихором, который некоторые называют эктоплазмой. Он втекал, словно масло, в мои легкие и так же легко выходил из них, никак не влияя на меня, лишь зрение мое обострилось.

«Где же Уна?»

У меня сложилось странное впечатление, что я «смотрю» не только глазами, но и всеми остальными органами чувств, включая обычные осязание, обоняние и слух. Незнакомые, дремлющие чувства теперь пробуждались в ответ на суперреальность, которая казалась знакомой, на зрелище живой мультивселенной.

Возможно, человек с более интеллектуальными наклонностями мог бы все это лучше понять, но я ощущал лишь беспомощность и трепет. Мне казалось, что я нахожусь рядом с Богом.

Я падал сквозь синее поле, а может, и неожиданный кусочек неба, и в этот миг моя душа наполнилась редким чувством покоя. Как и прочие человеческие души, населявшие это место, я ощущал удовлетворение и спокойствие, будто я пролетел сквозь небеса.

Я снова парил среди зелено-золотых ветвей и видел своих товарищей надо мной и подо мной. Я попытался позвать Лобковица, который был ближе всех, спросить, где Уна, но изо рта вырывались лишь растянутые, низкие звуки, а не слова.

Звуки обретали форму и начинали жить собственной жизнью, закручиваясь и уходя в глубины, расцветающие алым цветом. Я попытался двинуться к цветному полю, но гигантская рука схватила меня и вернула обратно. Я услышал какие-то звуки и различил, как кто-то говорит: «Не отставайте». Оглянувшись, увидел, что это рука Лобковица, хотя он казался обычного размера и находился на некотором расстоянии. Рука отпустила меня, и я принял это как молчаливое предупреждение, что мне не следует пытаться остановиться или поменять курс. Особенности масштаба и массы, которые казались мне такими странными, хотя для этого места явно были вполне естественными. Но что это за место? Мультивселенная? Если так, то она поместилась внутри одной горы на одной из планет вселенной. Как такое возможно?